Ну, и панеслось кароче. Всё Катастрофа, блять, нагадала. Чево она на меня так рассердилась не понимаю. Сижу без компа и диблятора, хоть я его вабще редко смотрел, будто в каком-то двадцатом веке. В туалет со свечкой хожу. Разбил нахер лбом стеклянную дверь да и хуйбы с ней. Всё как-то стало медленно, вяло, лентяво. Начал книжки читать, нашёл где-то старый транзистор, стал ловить станции. Такая по всему миру параша яибу. Слушать нечего. Тоска. Пробовал писать от руки – не могу и пиздец. Без ноута даже сочинять не получается.

Дома сидеть тошно, надо куда двигать. А тут ураган Кирилл, который уже погубил немало людей в Европе, долетел и до наших краёв. Хоть убейте, но он ассоциируется у меня с моим соседом метрополитом Кириллом. Думаю, ну егонахуй (то есть, Ураган) и пошёл всёж на улицу. А там прям мне навстречу прётся-калдыряет сосед по Ленина, Дуча, бывший артист, друх Никулина, с которым частенько выпивал. И начинает меня грузить. Типо, вчера пошёл он за воткой. Взял пару бутылок и жрачки, Раждество всёж, надо с Машкой отметить. Идёт так по Козлова и проходит мимо ментовской машины. Вдруг из неё выскакивают два мента, бьют Дучу по голове, печени, почкам, лёгким и отбирают вотку. Последнее что слышал мой сосед перед тем как вырубиться был весёлый ментовский смех и крик: ну, теперь нам водяры хватит!
Прихожу в Ы. Опа – все знакомые лица: Тоша, Клюгер, Торчок, Студент, Долос…Присаживаюсь. Долос мне сразу наливает, а Клюгер рассказывает новость. Оказывается Лёха-футболист, который за Кристалл играл (то-то я его давно не видел, а ведь бухали круто в начале лето, даже фоты остались на компе, который сгорел нахуй) умер перед Новым годом во дворах за трактиром Ы, там где вовсю торгуют сэмом. Лёху притом как неопознанный труп похоронили в мешке на Силифоновском кладбище в безымянной могиле. Там таких дохуя.

Ну, надо поминать товарища. Взяли шесть бутылок вотки и пивоса много. Бухаем насмерть. Лысый Долос всё меня подбивает: поехали ко мне, ляжем на тахту (мы не ахтунги), посмотрим DVD, если фильм хороший, будем кричать О, пиздец, а если плохой – тихо промолчим. Тут ещё один знакомый подходит в красной куртке с капюшоном и мне резко предлагает: пошли, Алик, в Пушкинский супермакерт, охрану положим нахуй, наберём вотки хорошей и погуляем хоть нормально. Еле от него отвязался и сел за сисястую Светку, чтоб никого не видеть. Лёху-футболиста помянуть нормально не дают, ебланы хуевы.

И только успокоился немного, приняв сотку, вдруг резко входит в Ы Наташка Смерть. Тоже с лета её не видел. В чёрной куртке, сама тёмная, гатичная шопиздец. И сразу ко мне, тянет за руку иговорит: Пошли к тебе, Алик, брось ты этих лохов, пойдём выпьем поговорим, давно с тобой не виделись.

Пошли ко мне на Ленина угал Реввоенсовета. Выпили, вспоминать стали. Смерть мне сообщила, что Симона, дочка Петровны, девчонка лет шестнадцати, разбилась недавно насмерть на мотоцикле с каким-то парнем. Да она совсем безбашенная была дефчонка, насколько я её знал. Машка Батискаф, жена Паши Рыжего, которого дома застрелили, умерла тоже недавно от цероза печени.

Так мы говорили, вспоминали при свечке. Ни телека, ни компа. Утром просыпаемся – на улице черным черном и дождь идёт. Смерть говорит: пошли выпьем. Идём канешна по лужам к Дому спеиалистов, там у Смерти какие-то друзья. Входим во двор, где мусорные контейнеры и мелькают какие-то тени. Смерть подходит к двум и начинает говорить, как там насчёт четвертинки. Я смотрю – одна тень, вроде, женского рода с отсутствием, правда, лица, а вторая – довольно дерзкий пацан в тёртой кожанке. И вдруг мне это всё смертельно надоело. Говорю Смерти: всё, хватит бухать. Пошли все нахуй! И двинул домой по лужам.