Начну с банальности: все мы родом из детства. И уже тогда, в детстве, наши мозги начали диктовать нам потребности и желания. И если с определением и удовлетворением насущных потребностей родители справлялись своими силами, то со всем остальным, чего требовал только начинающий разворачивать свою деятельность детский мозг, дело обстояло куда сложнее.

Мои более-менее осознанные воспоминания начинаются лет с двух - трёх. Тогда я, будучи ещё совсем черри, тусовалась с соседскими девчонками. У каждой из них были всевозможные ништяки – блестящие заколки, модные сумочки и остальное детское бабское богатство. Но самым будоражащим моё пробуждающееся сознание было кольцо, счастливую обладательницу которого я по-детски наивно попыталась наебать: попросила померить, а когда надела себе на палец, начала объяснять ей, что, дескать, буду носить его (тут идёт долгое непорядковое перечисление дней, не уместившихся бы в одну неделю, т.к. порядковое я в том возрасте ещё ниасилила), а потом наступит её очередь. В итоге девочка разревелась, а мне, получившей порцию морального прессинга от мамы, не оставалось ничего другого, как вернуть кольцо и разреветься самой – уж больно хотелось такое же, а никакие мои уговоры должного результата не приносили.

Тем же летом родители, прихватив нехитрый скраб и меня подмышку, переехали жить в Новороссийск.  Кольцо к тому времени уже расхотелось, из девчонок по соседству жила только одна - Юлька. Зато появился соседский мальчег Филя и новые интересы.

В Новороссийске, и до, и после моего пребывания в нём, подержанных японских машин прибавлялось год от года. В начале 90-х они только начинали вносить оптимистические нотки в скорбный трафик, сплошь состоящий из отечественного автопрома. Когда я первый раз увидела серебристую машину, такую блестящую на солнце, да не просто машину, а с ручкой на багажнике, нарядно светящейся красненькими лампочками, новый интерес сформировался моментально. Я ответственно заявила маме, что когда вырасту – у меня обязательно такая будет. Ну а пока оставалось только набраться терпения и переключить внимание на доступный аналог.

Соседский мальчег Филя со своими динозаврами жил во второй половине дома, где жили мы. У него были машинки, и, поскольку своих мне не покупали, мотивируя тем, что я девочка и мне не положено, приходилось играть в его. Благо, Филя был хороший и разрешал мне уносить их – играть самой дома.

Ещё у нас в обиходе были нарисованные мамами доллары, которые в нашем сознании ничуть не уступали в покупательной способности настоящим. На них можно было купить, например, кофе из песка и суп из камней и листиков, или поминальные венки для дохлых мышей, которых мы периодически находили на улице и устраивали им похороны.  Позже с нами познакомились какие-то соседские дети, в том числе и упомянутая выше Юлька.  Все они вскоре были мотивированы нами на товарно-денежные отношения. Разномастных долларов на любой вкус и цвет стало больше, ассортимент товаров расширился: добавились разноцветные стеклянные шарики (до сих пор не знаю, откуда и для чего они брались), фишки, посудка, ракушки, отшлифованные морем стекляшки. Мне регулярно покупали киндер-сюрпризы, отчего  у меня скопилась приличная коллекция фигурок из них, которые так же были предметами купли-продажи.

Добрая часть коллекции состояла из пингвинов: пингвин-официант, пингвинчеги, обнявшись, танцуют, пингвин в берете, ещё всякие разные. Не знаю, кого они больше прикалывали – меня или маму. Распродажа большей их части хоть и сделала меня самой богатой на улице, но дома обернулась скандалом и подзатыльником, после чего все мои самые настоящие на свете доллары были цинично сожжены, а на любимую игру в деньги наложено окончательное и бесповоротное эмбарго. Пришлось мстить: я засунула в свежую коровью лепёшку новую барби, купленную мне с целью «привить хоть что-то девчачье». Прививка не удалась. Из девчячего во мне было только крашение губ: на улице росло полно ирисов, чьи бутоны мы с Юлькой использовали в качестве помады. Растущей так же в изобилии мятой мы восполняли отсутствие жвачки, и домой зачастую возвращались с лицами фиолетово-зелёных оттенков.

С Юлькой же мы, кстати, и покурили первый раз, за что меня даже не ругали, т.к. трёхлетний ребёнок и сам по себе процесс курения  не смогли увязаться в маминой голове, и её полный ахуй был выражен только лишь просьбой дать обещание больше  никогда не курить. Обещание было дано и не сдержано. А чуть позже та же замечательная девочка объяснила мне «как люди трахаюцца», к счастью, в самых общих чертах, и научила разным матюкам (за практику произношения которых пиздюлей я наполучала от души, невзирая на возраст), которые позже, уже в школе, очень пригодились.

Может показаться, что для раскрытия темы не хватает третьей составляющей, но это неправда. У третьей составляющей были в детстве моменты, которые сейчас её мозг вспомнил, а пальцы напечатали. Понарошку-то я уже давно самый настоящий на свете олигарх.