Барсинукай очнулся, судорожно дернулся и взбил передней лапой тонкую белую пыль. Она попала в нос, и он шумно чихнул. Зеленые трубочки, тянувшиеся к ноздрям от закрепленного у правого виска миниатюрного кислородного баллона, выскочили, и Барсинукай торопливо запихнул их обратно. Он высунул язык, облизнул трубки и, убедившись, что те вставлены правильно, осторожно поднялся на все четыре лапы, покрутил шеей и вильнул хвостом. Кости были целы, но в голове звенело и пульсировало.
Барсинукай фыркнул, отряхнулся и огляделся. Во все стороны, на сколько хватало взгляда, тянулась унылая светло-серая пустыня. Слева из-за горизонта всплывала Земля – огромный диск в голубоватой дымке, закатывающееся справа солнце последними лучами освещало склон длинной горы. Вероятно, это был один из кратеров в Море Спокойствия, географию которого Барсинукай прилежно изучал перед полетом в учебных классах Байконура. (С легкой руки какого-то остряка Дворняги между собой называли Байконур «Bye-Конурой», или просто «прощальной конурой». Но он и думать не смел, что это может быть не просто шуткой).
Уже прекрасно понимая, что произошло, он еще несколько раз про-бежал глазами по пустыне и дважды подпрыгнул. Высоко, метра на два-три, сила притяжения позволяла.
Ничего. И никого. Они его оставили. Это невероятно, это подло, это глупо, это не лезло ни в какие ворота, и, тем не менее, это случилось. Они оставили его. Добрые, умные, отзывчивые люди, члены 28-й Лунной Геолого-разведывательной экспедиции, оставили своего товарища по команде, пса Барсинукая из породы Мозговитых Дворняг, подыхать в серой пыльной пустыне.
Добрые, умные и отзывчивые. Добрые и умные. Добрые. Добрые. Добрые. Слово молотком билось в его черепе, причиняя мучительную боль. Добрые люди. Верхняя губа Барсинукая, Мозговитой Дворняги, приподнялась сама собой, и он с удивлением услышал собственное глухое рычание. Он не рычал и тем более не кусался со щенячьего возраста. Он был слишком умен, чтобы рычать и кусаться.

Пес вздохнул и потрусил по мягкой пыли. Бежать было легко. Кислородный баллончик обеспечивал четыре часа дыхания, а так как Барсинукай не имел ни малейшего понятия о том, сколько времени он провалялся без чувств, нужно было спешить, чтобы успеть добраться до горы и найти подходящее убежище. Инстинкт, доставшийся ему от предков, обычных дворняг, тот же инстинкт, который заставил его оскалиться и зарычать, не позволял ему умереть в центре пустыне, под равнодушными серебряными взорами тысяч холодных звезд.
Добрые люди. Добрые и умные. Да, он наложил кучку в космическом корабле, возле двери в отсек управления, да, он в некотором смысле виноват, но что ему оставалось делать? Добрые люди перепились пива (всюду валялись мятые пустые тюбики с надписью «Клинское крепкое»), и туалет был постоянно занят. Ему было ужасно стыдно, он забился в угол, пытаясь вжаться в блестящую хромированную стену, но бортинженер, добрый и умный человек, схватил его за морду и, глядя красными затуманенными глазами и сипло дыша перегаром, громогласно заявил:
«Ах ты, паршивец! Парни, что теперь с ним сделать? Мозговитой псине не хватило мозгов добраться до сортира! Может, дать ему по башке да выкинуть?»
Все загоготали – нестройный, режущий уши хор. Добрые и умные.

Барсинукай жалобно заскулил, а потом снова зарычал. До стены и видневшейся в ней щели оставалось минут пять бега. Пес скосил глаза на баллончик и увидел, что на нем тревожно замигала красная лампочка. Он успеет, главное – продолжать бежать в прежнем темпе и сохранять ровное дыхание.
У подножья горы он остановился и оглянулся. Солнце давно зашло, и пустыня освещалась лишь отраженным светом Земли – мутноватый зелено-голубой диск висел высоко над горизонтом. Далекая и такая недосягаемая… Родная матушка-Земля, вдруг превратившаяся в злую мачеху, дающую жизнь красноглазым бортинженерам. «По башке да выкинуть»… Такая далекая… Такая бесполезная и бессмысленная…

Красный огонек замигал чаще. Барсинукай проскользнул в отверстие в белой горе, пробежал несколько шагов и остановился. Когда глаза немного привыкли к темноте, он от неожиданности отпрянул и присел на задние лапы. С зеркальной стены тесной пещеры на него смотрела его собственная лохматая морда.
Первый, животный страх прошел, и происходящее показалось ему скорее забавным. Умереть на Луне, строя рожи своему отражению в зеркальной комнате! Может быть, расскажи он эту историю в Звездном городке, добрые люди от души посмеялись бы над ней. У них, у добрых, отличное чувство юмора – например, дать по башке да выкинуть за борт. Помрешь со смеху.
Он не удержался и показал отражению язык. Лохматая морда с той стороны подмигнула и сказала:
– Привет!
У Барсинукая отвисла челюсть. Пока он приходил в себя, отражение терпеливо ждало, лишь однажды отвлекшись для того, чтобы почесать задней лапой за ухом. Когда Барсинукай вновь обрел способность соображать, он обратил внимание на то, что возле уха двойника нет никакого кислородного баллончика. Ни маленького, ни большого. И, естественно, никакой мигающей лампочки.
Похоже, все-таки это был не он. Но необходимо было убедиться.
– Ты кто? – шепотом спросил Барсинукай. – Ты – это я?
– Не совсем так, – ухмыльнулось отражение. – Но и не совсем не так. Я – твое второе «я», дикое, но симпатичное. Шутка. – Отражение уже улыбалось во весь рот. – Скорее, я – это ты, но куда более могущественный. А так как я в данный момент выступаю в роли твоего зеркального отражения, то и зовут меня соответственно – Йакунисраб.
– Но как… – изумленно спросил Барсинукай, – но как это возможно?
– Да возможно, возможно, не беспокойся. Возможно не только то, что вы, земляне, можете представить своим маленьким мозгом. У всех разумных существ Земли есть вторые сущности, разбросанные по нашей Галактике, и призванные выполнить самое заветное, самое сильное желание своего хозяина. Надо сказать, ты – редкий везунчик. Второе «я» капитана вашего корабля, к примеру, обитает на маленькой ядовитой планетке в системе двойных звезд на самой окраине Млечного Пути. Девяносто тысяч световых лет отсюда. Встреча маловероятна, согласись. Но, с одной стороны, это и правильно, ведь заветные желания бывают странными, и даже весьма разрушительными.
Дышать становилось все труднее. Барсинукай ухитрился набрать в легкие кислорода и сказал:
– Так что, получается, что и мое желание…
– Конечно, – перебил его Йакунисраб. – Механизм запущен с того момента, как ты нашел меня. В процедуре исполнения твоего главного желания уже ничего не изменить. Тебе даже не нужно произносить его вслух. Ведь я – это почти ты и прекрасно знаю, что у тебя в голове.
От удушья у Барсинукая потемнело в глазах, но все равно он почувствовал приятный холодок во всем теле, а шерсть на загривке встала дыбом.
– И когда? – спросил он.
– Прямо сейчас, – ответил Йакунисраб и указал лапой на потолок пещеры. – Чего ждать?
Тяжело дыша, Барсинукай поднял голову и увидел, что на камнях пляшет оранжево-красное зарево. Было похоже на отсветы пламени, которые он видел еще щенком, когда лежал, положив голову на лапы и глядя в стену, в каминном зале в доме капитана.
Красиво. Но трудно дышать. Почва стала уходить из-под лап, и Барсинукай еле удержал равновесие.
Йакунисраб пристально посмотрел на него и хлопнул себя лапой по лбу:
– Конечно же! Какой же я дурак! Сейчас же прокрутись три раза вокруг себя, ну, знаешь, как будто пытаешься поймать свой хвост, и три раза скажи: «Я бегу, бегу, бегу, дышать без воздуха могу!»
Барсинукай повиновался. Сил оставалось совсем мало, и последнее слово «могу» он выдохнул, уже заваливаясь на холодный каменный пол. А уже через секунду он смог вдохнуть полную грудь чистого, свежего, прохладного и сладкого… воздуха? Барсинукай прекрасно знал, что на Луне нет воздуха, но это нисколечко не уменьшило пьянящего чувства легкости, с которой он поднялся на лапы.
– Ну вот, так гораздо лучше, – сказал Йакунисраб, просочился сквозь зеркальную поверхность и встал рядом с Барсинукаем, виляя хвостом.  – Пойдем, полюбуемся закатом. – Он заговорщически подмигнул и добавил: – Закатом цивилизации.
Они вышли из пещеры, и у Барсинукая снова перехватило дыхание. На этот раз – от грандиозности и потрясающей красоты открывшегося зрелища. Капитанский камин не шел с ним ни в какое сравнение.

Пустыня горела холодным темно-красным огнем. Тут и там возникали огромные оранжевые острова, кружились, танцевали в безумном ритме и гасли, чтобы зажечься вновь на новом месте. Над ними, занимая полнеба, там, где когда-то висел земной диск, полыхал и выжигал глаза величественный огненный шар, исчерченный тысячами змеящихся разломов.
Барсинукай смотрел на ослепительное небо. Йакунисраб ткнул его в плечо носом и сказал:
– Ладно, пошли обратно, а то глаза испортишь. Или ты собираешь-ся повыть по добрым людям? Хочешь – повой, я подожду.
Барсинукай долго думал, прежде чем ответить.
– Мне не о ком выть, – сказал он. – Пойдем.
Они развернулись и бок о бок отправились к пещере.

Tweet