Этот ресурс создан для настоящих падонков. Те, кому не нравятся слова ХУЙ и ПИЗДА, могут идти нахуй. Остальные пруцца!
ГОРДЕЙКИНА ЗАИМКА (часть I)
…-И тогда, - тонкий голос Ленки Перепёлкиной опустился до глубин, в двенадцатилетнем возрасте просто даже неприличных, - лесник Гордей решил отомстить неверной жене. Ночью, когда все уснули, пробрался он на конюшню и зарезал самого красивого жеребца. А потом…
Пашка Волохов только хмыкнул, подавившись дымом от своего любимого синего «Союза-Апполона» - до чего ж складно врёт. Ладно, дослушаем до конца, всё равно, время ещё есть: когда ещё Петруха с Катькой накувыркаются?
-Потом, - продолжала Ленка, сделав голос совсем уж жутким до невозможности, - прокрался он в дом, где жена его спала. И, обливаясь слезами, отрубил неверной супружнице голову одним ударом топора. После чего, помутнение на него нашло, ум зашёл за разум. Вернулся он на конюшню, коню убитому голову тоже отрезал и в дом вернулся. После чего, суровыми портняцкими нитками голову лошадиную к телу жены пришил. Плакал, а пришивал. Такая вот у него вышла СТРАШНАЯ МЕСТЬ. А потом тело жены-красавицы в торфяное болото выкинул, что б не нашёл никто, а голову в огороде закапал. И понял потом, что нет ему жизни без жены любимой, и сам повесился на конюшне, над лошадиным трупом. Весь в КРОВИ.
Ленка помолчала, для создания эффекта. Пашка тоже молчал, покусывая губы, что б не заржать во весь голос.
-Но на этом, - трагическим шёпотом продолжала Ленка, - всё не закончилось. Не успокоилась душа жены Гордеевой, не нашла приюта в болоте чёрном. И сейчас, в ночи тёмные, выходит Гордеева Жена из болота, своего мужа-убивца ищет. И если найдёт кого-нибудь, не важно кого, то тут же зубами острыми в тело его впивается и рвёт на части. А люди на волков думают. А не волки это, а Гордеева жена. Может и сейчас она вокруг бродит, ночь-то, сами видите, какая…
«От же ж, блин, - подумал Пашка, - как далеко шагнуло современное поколение!»
Сам-то он тоже всё детство в лагерях, тогда ещё «пионерских» провёл. И историю эту про тётку с лошадиной головой слыхал неоднократно. Но что б так: с зоофилией и жутким смертоубийством… Нет, и в его детстве мастера на рассказывание страшных историй не переводились. Но тогда никому и в голову бы не пришло, что общий для всех пионерлагерей жупел – тётка с лошадиной головой – это жертва ревнивого мужа-лесника, которому жена изменила с любимым конём. Кошмар. Как говорится, здравствуй племя молодое, незнакомое….
Не дальше, чем пару недель назад, наблюдал Пашка в родном областном центре на автовокзале одну любопытную сцену. Бомж какой-то прилёг на лавочку, да и помер. Люди-то поняли не сразу, думали спит. А, когда разобрались, ментов, понятно, вызвали. Те приехали и что наблюдают? На той же лавочке три какие-то соплюхи малолетние лет тринадцати-четырнадцати пристроились, щебечут о чём-то своём девичьем, а бомжовские ноги с лавочки скинули, что б не мешали. И нормально.
Блин, Пашка помнил ещё, как во времена его детства, если помрёт кто в доме, (без разницы – в частном или пятиэтажке хрущёвской), так перед калиткой или подъездом гробовую крышку ставили с портретом покойника, и одноклассницы дом этот обходили стороной, только шептались, что, дескать: «Мертвяк там лежит…». И сами от страха тряслись, и истории всякие жуткие придумывали, только что б ближе не подойти. А сейчас? То-то и оно.
Да и что, собственно, осталось то прежним? Возьмём, к примеру, те же самые пионерлагеря. Были «пионерскими» стали «оздоровительными». Или ещё как-нибудь обозвались. Это те, что выжили, конечно. Что б далеко не ходить, просто оглянемся, да? Раньше тут было девять пионерлагерей и три турбазы. Целый город в лесу, если подумать. Сейчас работают четыре лагеря и одна база отдыха. На остальные - просто забили все, нерентабельно стало содержать «социальный сектор». Да и те, которые остались, тоже на ладан дышат. Но, спасибо добрым людям, существуют ещё.
Тот же «Дружба», где Пашка сейчас работает, бывший «им. Кагановича». Помнил Пашка, как ещё салагой сюда почти каждое лето ездил: сначала в десятый отряд, потом в восьмой, в третий и первый. Почти каждое лето хоть на одну смену. Тогда тут всё сурово было – галстуки красные, линейки каждое утро и вечер, костры, конкурсы всякие, смотры строя и песни… И ведь не скажешь, что не нравилось: всё лучше, чем в пыльном сером городе всё лето просидеть. Нет, там, конечно, тоже интересно было: друзья-пацаны, дворовые разборки, другие приключения. Но доставало, со временем: этого-то добра и осенью-зимой хватало. А компьютеров тогда не было, и по телевизору – две программы: первая и вторая. Если хоть по одному каналу «Электроника» или «Гостью из будущего» покажут – уже праздник, а то, больше, как-то, по новостям и «Сельским часам» разным. Нет, что ни говори, в лагере интересней было, веселее как-то. Опять-таки, неплохая закалка перед будущим: когда имеешь опыт «всё время на людях», уже и в армии легче, и в общаге студенческой и, если кому не повезло, в тюрьме…
С другой стороны, конечно, идеология и прочие заморочки. Но кто и когда, если честно, к этим вещам слишком-то серьёзно относился? Нет, были долбанутые, конечно, кто спорит. Но большинству все эти «политинформации» и прочая лабуда были как-то фиолетовы. Нет, что ни говори, хорошее время было.
Потом уехал Пашка из родного Петрова в областной центр учиться. Это он так думал. На самом-то деле, начиная со второго курса, он постигал «школу жизни» в непрерывных пьянках и чужих кроватях. Как чувствовал, что дальше-то всё скучнее и жёстче будет. И все государственные изменения и катаклизмы начала девяностых ему были, по большому счёту, параллельны. Когда госы сдал, протрезвел слегка и на малую Родину вернулся, то прифигел слегка.
Нет, родной Петров внешне остался почти прежним: те же пяти-девятиэтажки, пыльные липы и клёны, дымящие заводские трубы. Только вот реально «дымящих» стало гораздо меньше, большинство стояли фаллическими символами просто так, как часть пейзажа. Ну вот, не оказался маленький фабричный райцентр готов к резкому переходу на рыночные рельсы, отсюда и закрытие заводов и безработица всякая.
Люди тоже изменились. Вчерашние работяги ударились в коммерцию и прочий «малый бизнес». Конечно, «челночили», в основном по Польшам-Турциям или на Лужники за товаром катались. Короче, главным денежным местом в городе, дающим прибыль и рабочие места, стал бывший «колхозный», а ныне «вещевой» рынок. Там жизнь, да, кипела. Ларьки круглосуточные опять-таки, под завязку набитые палённой водярой, спиртом «Роял», «чупа-чупсами», гандонами, и яйцами «киндер-сюрприз». Это уже потом Пашка узнал, что шоколадно-пластмассовые яйца с игрушками внутри – сезонный во всём мире товар, продаваемый только за неделю до Пасхи. А на следующий после неё день – мусор, ни в хрен никому не упирающийся и ничего не стоящий. Исключая Россию. Тут их покупали в любое время, следуя навязчивым призывам рекламы. И Пашка тоже покупал, кстати. Короче, как всегда, кто-то круто наварился.
Пить стали больше. Причём, пили гадость всякую, хуже, чем во времена Райкиного сухого закона. Бабки говорили, что пьют, как перед Концом Света, что никогда раньше такого не было, но, с другой стороны, когда они другое говорили-то? А вот то, что травиться от водяры самодельной стали больше, это факт. Но не очень долго это продолжалось, ибо городские авторитеты, люди сами алкоголя не чурающиеся, очень быстро навели на спирто-винном рынке порядок. Поступили просто: Лысый, смотрящий за городом от братвы, каждого «бизнесмена», пригонявшего в город партию левой водяры, заставлял продукт лично дегустировать. И вопрос как-то сам собой решился.
В общем, весёлое время было. Пашка то тогда другими делами занят был – от армии косил. Тут, некстати, Первая Чеченская началась, цинки приходить начали хуже, чем из Афгана в своё время, и складывать сотни где-то на Кавказе за нефтяные разборки Больших Людей, двадцатитрёхлетнему Пашке не улыбалось вообще никак. Но ведь чем хорош маленький городок? А именно тем, что любую проблему можно решить по-соседски. «Белый билет» встал Пашке всего-то в лимон тогдашних деревянных (копейки за такое дело) и в три вечера в кабаке с военкомом города. То есть, хоть эту проблему решили.
Ну, а потом уже другая жизнь началась, не студенчески-раздолбайская, а взрослая. Как-то так неожиданно оказалось, что всё его высшее педагогическое образование вещь вообще ненужная, и, местами даже вредная. Нет, в школе один год Пашка всё же проработал, но за это время настолько устал от «цветов жизни» и окружающего удручающе-тупого учительского контингента, что уже на следующее лето забил конкретно на карьеру Макаренко и устроился на завод. Официально – слесарем в сборочный, реально – по общественной части, конечно, пошёл. Благо, язык всегда подвешен хорошо был, и с людьми всегда находил контакт с полпинка. Опять-таки, спортивное прошлое. И пошло-понеслось: спартакиады разные, конкурсы, КВНы всякие и прочая лабуда. Директор завода, бывший Первый Секретарь Горкома, в Пашке души не чаял, при встречах непременно здоровался, житьём-бытьём интересовался. Потом, как бы невзначай, попросил собственную речь к очередному собранию акционеров отредактировать, читай: «написать». А Пашке трудно, что ли, всё-таки гуманитарий, ёпть.
Речь прошла «на ура». Дальше больше: статьи в заводской многотиражке, в районных газетках. Стал Пашка местной знаменитостью. То есть, вроде б и невелика шишка, а люди знают, совета спрашивают. И поощрения всякие простому-то слесарю. Вот хоть в «пионерлагерь» вожатым почти каждый год, с сохранением зарплаты и ощутимой добавкой к ней, как активисту.
Лагерь, конечно, тоже изменился со времён Пашкиного детства. И не сказать, что б, в худшую сторону. Порядка, может, стало и поменьше, но и мозготворничества всякого тоже. Линейки, правда, сохранились, но это так, для проформы. Детишки, опять-таки, сюда уже отдыхать ездили, а не пионерскую повинность отбывать. Посложнее, конечно, с ними стало – глаз да глаз необходим. А то, приедет со смены какая-нибудь соплюха четырнадцатилетняя с начинкой, тут то все взвоют. Но, при определённом навыке и опыте, и эти проблемы легко решаемы. Просто надо глаза открытыми держать и до отбоя не особо-то расслабляться. А договориться мирно с контингентом всегда можно, было б желание.
Внешне лагерь почти таким же остался. Нет, построили пару новых корпусов – каменных уже, а не из реек, как раньше, - клуб подремонтировали, дорожки заасфальтировали. Тут уж спонсорам спасибо. Тому же Вадику Бутыкину, светлая ему память. Вот ведь тоже интересный мужик был: вроде б и барыга, жулик – пробы ставить негде, а для города много чего сделал. Может и не без личной заинтересованности, ну да нам-то какая разница? Помер вот он плохо, говорят, чертовщины какой-то вокруг его смерти навертели в своё время, но Пашка не больно-то верил, потому, как, Вадика лично знал. Ну да будет земля ему пухом.
А дети… Да, по большому счёту, они-то прежними остались, просто жизнь вокруг изменилась. И правила, которым следовать надо. А так – малолетки они малолетки и есть. Так же носятся, как угорелые, играют, дерутся, компании свои организовывают, секреты какие-то, «тихий час» ненавидят, друг друга зубной пастой мажут по ночам и «капитошек» в постель подкладывают. Страшилки вот про Гроб На Колёсиках и Лошадиную Голову рассказывают. С вариациями, правда, и модернизациями разными, так ведь и жизнь другая немного стала, да? Ладно, пора базар прекращать…
-Эй, девушки, - Пашка громко постучал в окно девчоночьей палаты костяшками пальцев, - хорош друг друга пугать! Команда «Отбой!» была для всех. Завтра нащебечитесь.
-Паша, Паша, - заскулила та же Перепёлкина (вот ведь зараза!) – ну немножко ещё, ну, пожалуйста…
Волохов напустил на себя строгий вид:
-Кому и «Паша», а кому и «Господин Вожатый». Так, всё по койкам разбежались и уснули. А тебе, Перепёлкина, спецзадание. Всё, что тут сейчас наплела, завтра в письменном виде изложить – в стенгазету поместим.
-Правда? – обрадовано удивилась Ленка, - вы это серьёзно?
-А то, - подтвердил Пашка. – Яркий пример фольклорного творчества. Народ должен знать свои корни, правильно, да?
-Ой, - польщённая Ленка только пискнула и зарылась с головой под одеяло.
Ну, и, слава Богу, с этой стороны, вроде всё нормально. Теперь пойти надо Петруху шугануть. А то оборзел, Казанова, блин…
Петруха Ложкин, Пашкин сосед по комнате, а по совместительству физрук и плаврук лагеря, был старым знакомым Волохова. Ещё со студенческих времён, в одной общаге тогда жили. Только Пашка на истфаке учился, а Петруха на военфаке после армии. Потом военфак упразднили, как и НВП в большинстве школ, а Петруха незаметно на физвоз перевёлся. Та же фигня, по большому счёту, только с милитаристскими предметами мороки меньше.
Ещё Петруха был раздолбаем. Нормальные его сокурсники-ровесники уже все давно в разных «структурах» работали, кто бандюком, кто охранником, кто ментом, а Петруха конкретно забил на всё и реально после получения диплома в школу работать пошёл. Может и прав он был, потому, как бандиты живут хорошо, но недолго, а менты,- те вообще не живут. А Петруха – вроде б в порядке. Зарплаты школьной ему нормально на одного-то, ещё до кучи в Доме Спорта секцию по рукопашке ведёт, и, частным порядком, кое-каких богатых сынков тренирует, то есть, на жизнь хватает. И просто парень хороший, может за это бабы его и любят.
Баб Петруха тоже любил прямо до умопомрачения. Но в рамках себя держал, на школьниц, вопреки всеобщему стереотипу, никогда не заглядывался, да и за замужними не приударял. Хватало ему холостых и разведёнок. Потому и зла на него никто за его амурные подвиги не держал, скорее, уважали и подъелдыкивали при случае.
Сейчас вот, Петруха с Катькой, воспитательницей с третьего отряда завис. Почему, собственно, Пашка и был вынужден из мужской солидарности по ночному лагерю шататься, курить и девчоночьи байки подслушивать. Ну да хватит, пора и честь знать.
Уже подходя к родному корпусу, Пашка увидел исчезающую в темноте Катюхину фигуру и прибавил шагу. Знаем мы Петруху – парень без тормозов, не будет компании - переживёт: в его рожу, что один флакон, что два – много не будет. Не таясь уже, стукнул в окно своей комнаты. Моментально там нарисовалась квадратная и довольная, как у кота, дорвавшегося до хозяйской сметаны, Петрухина физиономия.
-Павло, блин, - прошипела морда, - ну ты где бродишь, чёрт? Я тебя уже ждать замудохался – ещё б пара минут: один бы начал.
-Открывай давай, - только ухмыльнулся Пашка, - а то тебе бы в одну харю не полезло, да? – спросил он, уже усаживаясь за небогатый, накрытый по-походному стол.
Петруха только виновато пожал необъятными плечами:
-Врать не буду: выпить бы, конечно выпил. Но! С трудом и отвращением, заметь…
-Наливай уже, - посоветовал Пашка.
Посидели хорошо. Так, не особо нажираясь, а как всегда. Полторы бутылки казённой раздавили, просто для разговора и что б на комаров ночью внимания не обращать, а то, достали кровососы. За жизнь поболтали, за баб, потом снова за жизнь. Хороший, всё-таки парень Петруха, хоть внешне и бык быком, но не злой, с понятиями и не дуболом полный. Пашка ему новый зоофильский вариант страшилки о Лошадиной Голове рассказал – поржали втихаря. Незаметно так и вечер скоротали, спать улеглись.
Продрав по утру глаза от петушиного крика пионерского горна (традиция, блин), Пашка неловко ополоснул морду лица в умывальнике и направился проверить как там родной отряд пробуждается. Лёгкое похмелье после ночной пьянки всё же давало себя знать, но не брутально: через полчасика рассосётся, только поесть надо и полежать чутка.
Краем глаза заметил непривычное проблесково-синее мерцание у главных лагерных ворот. Интересно-интересно, пойдём-ка поглядим.
Под большой, сработанной из нержавейки и синего оргстекла вывеской над воротами: «Оздоровительный детский центр «ДРУЖБА» понуро притулился стандартный болотно-синий ментовский «уазик»-буханка с работающим маячком. Около него три сержанта и один старлей (все в полной сбруе и с АКСами) тихо матерились друг на друга, курили «Приму» и старались продрать слипающиеся глаза.
В старлее Пашка с некоторой даже радостью узнал одноклассника Димку Рябушкина. С другой стороны, чему тут удивляться, Петров город маленький, если в нору свою не забиваться – почти всех в лицо знаешь.
-Димыч, привет, - радостно поприветствовал он старого знакомого. – Чего к нам-то пожаловал? Отдохнуть? Или случилось чего?
Конопатая морда Рябушкина тоже расцвела в улыбке, но, как-то кисло:
-Здорово, Паш, - почему-то Волохов понял, что Димке не до смеха, - Я б и рад бы на отдых, но… Случилось, а как же не случиться? У вас тут, кстати, нормально всё?
Пашка недоумённо оглянулся:
-Да вроде… А чё за проблемы-то, может пояснишь?
Рябушкин состроил морду ещё более запорную.
-Не надо бы, до распоряжения, конечно, ну да чёрт с ним… - он тоскливо поглядел на маячивший рядом ларёк с соблазнительно блестящей за витриной винно-водочной продукцией, - Тут дело такое: зека беглого ловим. Особо опасного. Вам потом на собрании сообщат, а пока мы уж тут покантуемся, на свежем, так сказать воздухе. Слушай, - он понизил голос, - эти-то коммерсанты когда обычно-то открываются, а? – он кивнул фуражкой в сторону ларька.
****
Серёге Горюнову по жизни никогда особо не везло. Начиная с рождения. Ибо появился на свет он не в семье министра или функционера какого, даже к торговле его родители никакого отношения не имели. Батя: токарь в инструментальном, мать – табельщица там же. Нет, нормальная семья, конечно, но и не высший уровень, даже по непритязательным петровским меркам. Днём работа, вечером пьянка. Только со временем пьянок то побольше работы стало. А количество, как нас классики марксизма учат, непременно в качество перерастает. Ну и переросло один раз окончательно – зашиб по дури Серёгин папка Серёгину мамку утюгом. Сразу и наглухо. Сам же милицию вызвал, сам же с ними и уехал. И сгинул где-то в лагерях.
Остался Серёга исключительно на бабкином попечении... А со старухи какой спрос? Ладно, если покормить не забывала, хотя и такое случалось. Ей бы за собой уследить, а не то, чтобы за внуком. Так что, с малолетства стали Серёгиной семьёй друзья-товарищи, улица-мама и папаша-беспредел. Учителя на него тоже махнули рукой – не справлялись: было в глазах молодого зверька что-то такое, что заставляло вчерашних выпускниц педучилища судорожно сводить колени, а матёрых заслуженных учителей непроизвольно сжимать кулаки.
На первую ходку Серёга ещё в пятнадцать лет отправился. В автобусе его тогда взяли на кармане. Ну и правильно: не умеешь воровать – не берись, тем более, с такими то ручищами. Удивительно, что вообще в карман влезть ухитрился... По большому-то счёту, можно было б дело на тормозах спустить, тем более, что первоход, да и сумма в кошельке была копеечная, но не спустили. Достал к тому времени Серёга уже всю Детскую комнату милиции в полном составе.
Вернулся через два года. И уже не зверьком – зверем. «Малолетка», это вам не ПТУ и не пионерлагерь, там воспитатели и правила пожёстче. И Серёга тоже очерствел. Бабка к тому времени уже дуба дала, так что остался Серёга совсем один на белом свете. Не считая братанов, конечно, которые всегда помочь рады.
Но фатальное Серёгино невезение и тут не отставало: через полгода снова на нары загремел, уже на «взросляк». Но по той же 142-й, то есть, считай, рецидивист. А «особо опасным» он уже на третий раз стал. Тогда и решил профессию сменить. Понял, что по карманам шарить у него не получается, ну не фиг значит пытаться. Опять таки, новые рынки приложения криминальных способностей появились, благо коммерсантов всяких в середине восьмидесятых расплодилось до невозможности.
Но если уж не везёт по жизни, то это уже навсегда. Кто-то ухитрялся большие бабки делать, кооператоров крышуя, но только не Серёга. Очень быстренько его тогда вместе со всей уркаганской «мафией» повязали и снова к Хозяину отправили, уже по статье за «вымогательство». Рэкетир, типа, блин, Аль Капоне этакий.
То есть, с фартом воровским и удачей босяцкой как-то у Серёги не складывалось. И ведь не он один это заметил, а уже вся братва в курсе была. И погоняло «Облом» к нему со второй ходки пристало намертво. Странное, вообще то, к Серёге отношение было у воров. Вроде б и свой парень, косяков никогда не порол, по тюрьмам с малолетства, ход воровской поддерживает неукоснительно. Что блатной до мозга костей тоже понятно, с «красными» никогда дел не имел, пойман ни на чём таком не был, даже не предъявляли ему ничего никогда. С такой биографией – хоть сейчас в законники. Но ведь невезучий же, как я не знаю что! А воры народ суеверный и прекрасно знают, что фарт, как и неудача вещи очень заразные. Потому, никто близко с Серёгой и не сходился, все серьёзные люди дистанцию соблюдали. Так и получалось, что окраса Серёга самого что ни на есть воровского, но ни в одной общине он серьёзного веса не имел. Ни рыба ни мясо.
После «рэкетирской» судимости залетал Облом ещё несколько раз по мелочи. Все слыхали, наверное, анекдот, когда вор квартиру подломил, всё ценное вынес, а Справку об освобождении на той же квартире обронил? Так вот, не анекдот это, а реальный случай. Угадайте с кем? Вся «Пятёрка» ржала до истерик.
Только вот в последний раз попал Серёга по крупному и надолго. А начиналось всё мирно: собрались на хате одной. Выпили. Много. Потом, как водится, орать начали, в стенку кулаками молотить, людей разных знакомых обсуждать. Мужику из соседней квартиры – работяге какому-то - это наскребло, он и высказал всей честной компании, что об их игрищах приблатнённых думает. А компания огорчилась не на шутку. Схватили мужика за шиворот, по башке дали и в хату затащили. Там ещё раз морду набили, вилку в брюхо воткнули, и пакет целлофановый на голову надели, что б осознал, на кого тявкает. Потом, как водится, ещё выпить отошли, заговорились за жизнь, а когда про соседа-то вспомнили, поздно уже было. Тот посинел уже весь под пакетом и признаков жизни не подавал. Ну что ж, бывает. Порешили тогда Серёга с друганами, как стемнеет, труп с откоса сбросить, а там пусть следаки разбираются, работа у них такая. Жмурика пока под кровать запихнули, а сами пить продолжили. Там-то их мусора, которых жена соседа вызвала, и повязали – прямо на трупе.
Крутили их тогда жестоко. За Облома сам капитан Малютин взялся. Это ведь только в последнее время Малюта Рыжий в гору пошёл, после того, как маньячину какого-то придурковатого завалил, а тогда в замначах убойного отдела глухо сидел, без всякой перспективы. Но ментом свирепым он уже тогда был. И расколол всех – и Облома и подельников его - вчистую. Получалось так, что светило ребяткам вплоть до «высшей меры».
А потом чудеса начались. Как-то неожиданно начала превращаться ст. 105(2) в ст. 105(1). И что интересно, превратилась, в конце концов. Посредством проданной новенькой «десятки». Чудны дела твои, Господи.
Но сидеть кому-то всё равно надо, так ведь, да? И отбывать наказание выпало, естественно Серёге. А ведь это не год-два, как он привык, тут уж, как прокурор тринадцать лет запросил, так и дали, без всяких надежд на УДО и амнистии разные – не та статья.
Оно, конечно, для Облома зона – это дом родной и знакомых там куда больше, чем на воле. Но тринадцать лет – это тринадцать лет. Когда тебе уже под полтинник, читай: «пожизненное». А если и выйдет он когда-нибудь, что вряд ли, что от былого Серёги останется то? Разве только невезение…. Нет, сам-то Облом давно уже смирился с тем, что ласты он за колючкой склеит, но хотелось ему перед смертью вольным воздухом ещё немного подышать, на мир без решек посмотреть.
Случай неожиданно представился. Каким макаром этих дагов на «Семёрку» занесло, чёрт его знает. Сразу видно было, что бандюки серьёзные, держались замкнуто, о себе не распространялись, но и в чужие дела не лезли. А раз так – пусть живут, дикие ж люди, дети гор, таких задевать: себе дороже встанет.
Сам ли Хозяин или кум с председателем местного колхоза (или как они там теперь называются) тогда договорился, сейчас уже не определишь. Но только вывезли как-то Серёгу и дагов этих четверых свинарник в какой-то деревне ремонтировать. Совсем что ль с глузду съехали, а может, Хозяин подшутить хотел так, кто знает? Облом-то по жизни в «отрицаловке», а даги – на них только глянь, сразу понятно: эти люди работать не будут. Вот, если завалить кого: другое дело. И завалили, кстати.
Серёга тогда, сразу, как к свинарнику подъехали, у колеса присел на корточки, типа, понаблюдать, а даги солдатикам-конвоирам объяснять чего-то принялись. Бойко так, с кавказским темпераментом. А те АКМы на них наставили и ржут – акцент-то у дагов уж больно смешной. А даги ещё сильнее орут, жестикулируют, типа не будут они для свиней дом строить. А вэвэшники ещё сильнее ржут, блин, прямо как фрицы в фильмах про Великую Отечественную, и дулами в дагов тыкают. А потом, как-то сразу, уже не ржут, а лежат. И лица у них смотрят уже куда-то в район собственных лопаток. Ой, бля…
Даги же, оперативно так, с солдатиков мёртвых гимнастёрки стаскивают, на себя примеряют, ну и автоматы, конечно, не забыли. Потом на Облома посмотрели, нехорошо так. Серёга же лицом полное участие выразил, типа: «А что, вообще, за проблемы, братья? Или мы не вместе?». Те кивнули.
Только чурбаны, они чурбаны и есть. А может, это Серёгино заразное невезение свою роль сыграло. Но не далеко они ушли. Нет, план неплохой был: на автозаке до областного центра рвануть, а там с оружием, да если людей знаешь, по идее, затеряться - минутное дело. Но Серёга нутром уже чуял, что дело это не «минутное», а «тухлое». Первый же блок-пост тридцатилетних «вэвэшников» с такими типичными мордами «кавказской национальности», если и не сразу изрешетит, то глубоко задумается. Потому, изобразил он приступ дикого поноса, попросился в кусты и соскочил с обречённого «автозака». Даги его и искать не стали особо – тайга кругом, считай, пока Серёга к людям-то выйдет, да пока мусора его повяжут, они давно в облцентре на хате водовку пить будут да баб щупать.
Может, первый раз тогда Серёге за всю жизнь и повезло, потому, как уже через тридцать километров накрыли дагов наглухо. Сначала вертушка какая-то на горизонте нарисовалась, типа, пожарная, но за «автозаком» следовавшая, как пришпиленная. А на следующем же ГАИшном посту встретили фургон лобовым огнём аж из пятнадцати стволов. Перестарались, как обычно, но в таком деле, конечно, лучше недобдеть, чем перебдеть. «Автозак» с дороги съехал, в ближайшую сосну капотом упёрся и взорвался, как китайский фейерверк. Это уже позже криминалисты всякие по фрагментам тел определили, что одного пассажира не хватает.
А Облом, тем временем, на юг пробирался. Сначала пару дней по лесу блуждал, потом на избушку какую-то вышел, то ли лесник там жил, то ли егерь, кто знает. Хозяев дома не было, в любом случае. А вот тушёнка была. И двустволка на стене. А к ней патроны тоже быстро нашлись, потому, как, не прятал их никто: на кухонном столе пара коробок валялась. Дальше идти уже повеселее стало.
Ещё через день к речушке какой-то вышел. Ну, тут уж совсем хорошо: наши то речушки все в одну впадают, в Матушку-Волгу, а там и цивилизация не за горами.
В облцентр Серёга решил не соваться. Город, конечно, большой, затеряться там легче, но и мусоров на каждом пятачке больше чем в каком райцентре в РОВД. Решил он прорываться в свой родной Петров. Нет, пусть и невезучий, но Облом не дурак был, понимал, что именно там его в первую очередь встречать и будут. Но, как говориться, дома и стены помогают, да и друзья там какие-никакие остались. То, что поймают его со временем, у Облома сомнений не вызывало, но уж больно хотелось перед отсидкой по родным улицам походить, корешков старых увидеть… Сказано же было выше: воры - народ сентиментальный.
Добирался до города родного не очень и долго, видать у Фортуны, твари такой, впервые за много лет совесть взыграла, решила она Серёге поблажку дать. Где пешком, где на попутках, но продвигался Облом к Петрову довольно быстро. Один раз только чуть неприятность не случилась: сел тогда Серёга на местную электричку, точнее, «дизель». И вовремя увидел через дверь, как в соседнем вагоне мусора народ шерстят, документы проверяют. Пришлось прямо на ходу прыгать из тамбура. Но, опять-таки, «дизель» не электричка, большую скорость развить не может по определению, так что даже без синяков обошлось…
Худо-бедно, но добрался Серёга до Петрова. А там – засада. Хорошо ещё, на бывшем «колхозном», а сейчас «вещевом» рынке выцепил Серёга старого другана Валю Перца. Тот и сообщил, что ищут Облома по всему городу не по-детски, все блат-хаты уже прошерстили и под колпаком держат. Так что, стоит Серёге туда только сунуться…
Тот же Перец посоветовал пока у шмары одной перекантоваться. Баба, конечно, вообще беда – на всю башку больная, но менты к ней не суются почему-то. Тоже вариант.
Очень скоро понял Серёга, почему мусора в хату к Светке не лазят. Очень просто – сифака боятся. Облом, уж сам до чего голодный до бабского полу после зоны, но и то, на Светку бы не позарился. Хоть с тремя гандонами. Так и дал ей сразу понять.
Пару дней у неё попрятался, потом решил в город наведаться. Не без пользы. Ещё одного знакомца старого повстречал, быстренько с его помощью двустволку на «Макаров» махнул, с ружьём-то по городу не особо побегаешь, да?
А вот на обратном пути, когда уже на хату возвращался, прозвенел у Сереги в голове звоночек такой тревожный, «шестым чувством» ещё у людей называемый. Заштопался Облом, привстал у соседнего дома у стеночки, закурил неторопливо, а сам по сторонам позыркивает. Ну, точно, ёпть… Так и есть, сидят у Светкиного подъезда на скамеечке чеканашки какие-то, портвешок разливают. Только разливают как-то подозрительно: разговоров за жизнь не ведут, только по сторонам поглядывают как-то неспокойно. Что ж, подождём, понаблюдаем.
Ну, точно, как по команде, портвейн допили, стаканы пластиковые и бутылку пустую в мешочек бросили и с собой взяли. После чего, на лавочку у соседнего подъезда переместились. Эх, и фраера. Оно, конечно, понятно, учат их в ментовской школе вещдоков не оставлять, только и мы не вчерашние и тоже знаем, кого, чему, где и как учат. Нормальные-то алкаши мусор всякий после себя-то в лучшем случае бы в урну, что прямо возле скамейки бросили, а то бы и просто, как есть, оставили. То есть, кумовские без вариантов.
Уже тогда всё Облому понятно стало. Даже не важно, кто настучал уже, по всему видно – спалился. Рвать надо, но решил он ещё немного понаблюдать, так из гонору блатного, может ещё что засечёт?
Засёк. С другой стороны дома, именно там, куда окна Светкиной квартиры выходили, водопроводчики какие-то в канализационном люке ковыряются. Вроде б «чистые», нормальные работяги, но в том то и дело, что чересчур чистые. Как будто и не ныряли в дерьмо весь день, а спецухи только полчаса назад на спецскладе получили. Профессионалы, блин… Ладно, суду всё ясно.
Тихонько разворачиваемся и уходим. Делать что? Бежать, блин! Не будем мусорятам жизнь облегчать. Поймают – их право, ну а уж, если нет – звиняйте хлопцы. Но, снова повезло – ушёл чисто. Теперь, напрямую к реке, точнее, к обрыву: правый берег он всегда выше левого. Там, по тропкам, с детства знакомым, спускаемся к берегу и смотрим. Ага – так и есть. Лошок какой-то плоскодонку свою сушиться на солнышке оставил, ну, так спасибо ему огромное от всей души воровской. Моторка, оно б, конечно, сподручнее была, ну уж – что есть.
Переплывая реку, чувствовал себя Облом, как таракан на хозяйском столе: вроде б и чисто всё, и не видать никого, а вдруг, да, откуда ни возьмись, опустится с высей заоблачных тапок хозяйский карающий. Нет, обошлось.
Теперь бегом в сторону леса. Леса у нас, слава Богу, знатные. От самого Петрова до Владимира тянутся, а дальше уж - до Первопрестольной. Те самые – Муромские. Если осторожность соблюдать, параллельно трассе идти, за пару недель до столицы добраться можно даже пешком. Со жратвой, конечно, напряг, ну да мы – люди не гордые, на подножном корму продержимся. Правда, тут повезло – заприметил Облом, когда посёлок ближний огибал по дуге, бесхозную курицу и порешил тут же. Но пока просто на ремень прицепил – потом будет время, когда в лес углубимся, и костёр развести, и ощипать и распотрошить. По малолетству голубей жрали, а курица, она не в пример питательней.
Ночь застала Облома уже в лесу. Можно б, конечно и тут было костёр развести, но стремался Серёга чего-то: город близко ещё, да и ищут его на всех углах, по всякому. Поэтому, продолжал идти вперёд. И прав оказался: незадолго до полуночи вышел Облом на полянку. А на ней строения разные. Шуганулся Серёга по началу, а потом дошло – хутор это заброшенный, слыхал он про это место что-то нехорошее в детстве. То ли замочили тут кого, то ли с ума кто сошёл и опять-таки, кого-то замочил, ну да – не суть дело. Крыша над головой есть – и ладно.
Хуторок, конечно, по всем делам стрёмно выглядел: главный дом хлипкий и полуразвалившийся, хлев какой-то рядом и пара сараюшек. Но нам ли выбирать? Переночевать хватит. А, может, и отсидеться на какое-то время.
****
Апостолы, блин, Пётр и Павел…
Нажрались Пашка с Петрухой в этот вечер конкретно – вместо полутора бутылок три уговорили. Петруха, в кои то веки, в этот вечер холостым оставался: то ли устал, то ли ещё чего. А Пашка за день так с «пионерами» нагонялся - то проблемы какие-то, то подготовка к конкурсу художественной самодеятельности, то начальник лагеря вызывает и распекает за неподобающее поведение воспитуемых, - что к вечеру уже и без водки на автопилоте был, а пил только исключительно для снятия стресса. Причём, пить завалились в бывшую «пионерскую комнату». Просто Петруха ухитрился сдуру в их собственной клетушке с утра окно открытым оставить, так что комаров и прочей кровососущей гадости туда налетело – куда там Трансильвании. Пашка выход легко нашёл – подрядил после отбоя троих «пионеров» с полотенцами вожатскую комнату от комаров очистить. А те и рады – и не «отбиваться» подольше повод законный и развлечение, какое-никакое. Когда Пашка последний раз в комнату свою заглядывал, аж ужаснулся: пионеры лютуют, комаров истребляют со страшной силой – все стены в кровавых разводах. И веселье царит в рядах «зондеркоманды» необыкновенное. Ну и пусть их…
Петруха же в депрессии находился, скорее всего, по поводу неприложения сексуальных возможностей. Тупо уставившись в гипсовый бюст Владимира Ильича, он проникновенно объяснял тому, какие ж все бабы суки и нимфоманки. Нормально набравшийся к тому времени Пашка только тихо подхрюкивал. В общем, вечер удался.
Потом Пашка нашёл старый пионерский горн и попытался в него дудеть. Не получилось, только чуть сам не облевался. Петруха горн отнял и попытался дудеть самостоятельно. Тоже не получилось. Долго ржали, тыкая друг в друга пальцами и беззлобно обзывая «Моцартами».
Потом решили пройтись. Подсевший на измену, Пашка запихнул в задний карман джинсов тяжеленный степлер, объяснив, что привык без оружия из дома в ночное время не выходить. Петруха понимающе кивнул.
Как говориться, кто ищет – тот всегда найдёт. Из лагеря выбрались без проблем и за каким-то хреном попёрлись по дороге к перекрёстку на московскую трассу. Причём, огромный Петруха держал Пашку за шиворот и проникновенно тому объяснял, что вообще-то «букварей» он терпеть не может, но Пашка – мужик правильный, и он – Петруха – его сильно уважает.
Метров через четыреста наткнулись на «мэстных». Етишкин ты пистолет, восемь пацанов лет пятнадцати-семнадцати на мопедах: «Верховинах», «Минсках» и даже «Ригах». Все в дермонтиновых куртках и резиновых сапогах с загнутыми голенищами – местный шик, типа ботфорты. Д’Артаньяны, блин…
Последующий диалог протекал, примерно, по такому сценарию:
Главный Мэстный (недобро щурясь и привстав на стременах своего «ИЖака»): «А чё это вы тут такие борзые ходите?»
Петруха (сильно покачиваясь): «А кто это такой крутой меня спрашивает?».
Главный Мэстный: «Главный я тут. И ты сейчас просечёшь, вообще в натуре с кем говоришь!!!».
Петруха: «Да уже просёк. Да и не говорил я с тобой, просто недоумение обозначил».
Главный Мэстный: «Чего сказал?»
Петруха: «От же ж, ушлёпки. Речи человеческой не понимают…».
Главный Мэстный: «Вали их, братва, вали городчан!!!».
Петруха: «Землячок, ты просто не поверишь, как я этих твоих слов ждал. Теперь у меня душа чиста и опрятна будет».
Нет, конечно, Пашка знал, что Петруха махач знатный, но что б до такой степени… В дугу пьяный Петруха ввинтился с места в толпу местных «байкеров», как отвёртка в масло. Только загремели падающие мопеды и матерно заорали незнакомые голоса.
Но и на Пашкину долю тоже досталось, всё же Петруха не многорукий Шива какой-нибудь. Что б всех сразу достать. Перед глазами выросла прыщавая морда в окружении белёсых патл. Автоматически Пашка выбросил вперёд правою ногу, целя по яйцам. Попал – морда из поля зрения исчезла. Зато схватили и крутанули за правое плечо. Пашка рефлекторно махнул рукой, с зажатым в ней, не хуже кастета, степлером, и ещё одна круглая морда уплыла из поля видимости. А потом кто-то мощно приложил его по затылку…
Давно знал Пашка за собой такую плохую черту – если сильно ударить его пьяного по башке, то вся память за последние полчаса наглухо стирается, а сам он в течение последующего часа куда-то идёт. В родном Петрове, кстати, это работало только ему на пользу, потому как брёл он всегда в направлении дома на «автопилоте» и просыпался только в своей постели. Но в других местах это не срабатывало – очнуться он мог где угодно…
Так и сейчас, получив мощный удар по черепу, Пашка побрёл куда-то в сторону при полностью выключенном разуме. Где-то позади Петруха ещё азартно строил «мэстных» вдоль обочины и читал им лекцию о правилах поведения в приличном обществе, но Пашка этого уже не слышал.
Спотыкаясь и наталкиваясь на торчащие ветки, он брёл по прямой в направлении родного дома, до которого было километров так с тридцать, да и путь пролегал через лес и болота разные. Но мозги ещё не включились, а ноги работали. Примерно через час-полтора в мозгах у Пашки начало слегка проясняться. Понял он, что заблудился, что из средств выживания у него только старый степлер, а сам он по жизни – редкий мудак. Но алкоголь из головы до конца не выветрился, поэтому, когда за следующим кустом Пашкиному взгляду открылась поляна со старым каким-то, обветшалым и, даже по внешнему виду, заброшенным хуторком посередине, он, не размышляя, ломанулся к избушке, больше всех остальных похожей на жилое строение, и, распахнув незапертую входную дверь, мирно свернулся калачиком у входа – хрен с ним, кто там хозяева, а он Пашка сейчас спать хочет!...
****
Тягостное, сосущие ощущение в районе желудка начало выводить Тварь из блаженного сонного состояния. Тварь вообще-то не отличалась повышенной чувствительностью. Был «сон» и был «не сон». Был «голод» и временное его отсутствие. Вот, пожалуй, и всё – внутренний мир Твари не мог похвастаться богатством содержания. Сейчас Тварь начала просыпаться, потому что была голодна.
Существование - «жизнью» это назвать язык не поворачивается - Твари было довольно скучным: еда и сон. Но понятие «скука» Твари было тоже незнакомо, как, впрочем, и большинство других человеческих понятий. Тем более что она уже давно не была человеком, да и живым существом она тоже уже давно не была.
Иногда в медлительном мозгу Твари проскальзывали какие-то смутные воспоминания, но она сама не понимала до конца – реальны они или нет. Хотя, какая разница – само понятие «воображение» Твари было тоже неизвестно.
Когда Тварь хотела есть – она ела. А потом спала. Затем: снова ела. И так из года в год.
Учитывая, что процессы в практически неживом теле Твари протекали со скоростью, сравнимой, если только, со скоростью передвижения сентябрьской улитки, то на сон приходилось гораздо больше времени, чем на бодрствование. Последний раз Тварь просыпалась более полутора лет назад. Тогда, проломив головой тонкий ледок, сковавший поверхность окна торфяного болота, давно уже ставшего её домом, тварь оказалась в заснеженном лесу. Жара или холод были Твари без разницы – температурных перепадов она не чувствовала, но сугробы по пояс и практически полное отсутствие живности вокруг вызывали раздражение. Подкормившись на первое время пробегавшим мимо неосторожным зайцем, Тварь отправилась на поиски.
Тогда повезло – в паре километров от затянутого ледяной плёнкой родного торфяника, обнаружился очень интересный сугроб с поднимающимся над ним облаком тёплого пара. Кто знает, что занесло приблудного бурого мишку в эти обжитые людьми края, где и волков-то давно почти поголовно поистребили. Может из цирка какого сбежал или ещё что. Но подарок – он подарок и есть, а такими вопросами, как «откуда что взялось?» Тварь никогда не озабочивалась.
Мишка, сначала взревел агрессивно и даже попытался ударить жёсткой когтистой лапой. Потом, продрав заспанные глаза и увидев, с кем имеет дело, жалобно по-собачьи завыл и обгадил всю берлогу. Но на такие мелочи, как запах Тварь давно не обращала внимания, опять-таки, вывалившиеся из брюха медведя кишки воняли ненамного лучше. Но для Твари, уже давно перешагнувшей грань между человеком и животным, плохих запахов просто не существовало. Полсуток она набивала безразмерный желудок суховатым, но питательным медвежьим мясом и салом, после чего, сыто урча, снова скрылась в родной торфяной промоине.
Но сейчас сожранная полтора года назад медвежатина практически полностью переварилась в бездонном брюхе Твари, и та снова начала ощущать тоскливое и болезненное чувство всепроникающего голода. Осторожно, ещё до конца не проснувшись, она начала загребать мощными лапами вверх, выплывая из уютного прохладного нутра торфяника вверх, туда, где сквозь туманное коричневое марево просвечивал тусклый свет жаркого июльского дня.
Сидевшая на еловой ветке сорока была очень удивленна, заметив на зарябившей поверхности торфяной промоины копны чёрных длинных волос, удивительно похожих на лошадиную гриву. Пару минут понаблюдав за странным созданием, с тихим хлюпаньем выбирающимся на берег, она спорхнула с дерева и понеслась куда-то в сторону, горя желанием сообщить о необычном явлении товаркам.
(с) Завхоз
Пашка Волохов только хмыкнул, подавившись дымом от своего любимого синего «Союза-Апполона» - до чего ж складно врёт. Ладно, дослушаем до конца, всё равно, время ещё есть: когда ещё Петруха с Катькой накувыркаются?
-Потом, - продолжала Ленка, сделав голос совсем уж жутким до невозможности, - прокрался он в дом, где жена его спала. И, обливаясь слезами, отрубил неверной супружнице голову одним ударом топора. После чего, помутнение на него нашло, ум зашёл за разум. Вернулся он на конюшню, коню убитому голову тоже отрезал и в дом вернулся. После чего, суровыми портняцкими нитками голову лошадиную к телу жены пришил. Плакал, а пришивал. Такая вот у него вышла СТРАШНАЯ МЕСТЬ. А потом тело жены-красавицы в торфяное болото выкинул, что б не нашёл никто, а голову в огороде закапал. И понял потом, что нет ему жизни без жены любимой, и сам повесился на конюшне, над лошадиным трупом. Весь в КРОВИ.
Ленка помолчала, для создания эффекта. Пашка тоже молчал, покусывая губы, что б не заржать во весь голос.
-Но на этом, - трагическим шёпотом продолжала Ленка, - всё не закончилось. Не успокоилась душа жены Гордеевой, не нашла приюта в болоте чёрном. И сейчас, в ночи тёмные, выходит Гордеева Жена из болота, своего мужа-убивца ищет. И если найдёт кого-нибудь, не важно кого, то тут же зубами острыми в тело его впивается и рвёт на части. А люди на волков думают. А не волки это, а Гордеева жена. Может и сейчас она вокруг бродит, ночь-то, сами видите, какая…
«От же ж, блин, - подумал Пашка, - как далеко шагнуло современное поколение!»
Сам-то он тоже всё детство в лагерях, тогда ещё «пионерских» провёл. И историю эту про тётку с лошадиной головой слыхал неоднократно. Но что б так: с зоофилией и жутким смертоубийством… Нет, и в его детстве мастера на рассказывание страшных историй не переводились. Но тогда никому и в голову бы не пришло, что общий для всех пионерлагерей жупел – тётка с лошадиной головой – это жертва ревнивого мужа-лесника, которому жена изменила с любимым конём. Кошмар. Как говорится, здравствуй племя молодое, незнакомое….
Не дальше, чем пару недель назад, наблюдал Пашка в родном областном центре на автовокзале одну любопытную сцену. Бомж какой-то прилёг на лавочку, да и помер. Люди-то поняли не сразу, думали спит. А, когда разобрались, ментов, понятно, вызвали. Те приехали и что наблюдают? На той же лавочке три какие-то соплюхи малолетние лет тринадцати-четырнадцати пристроились, щебечут о чём-то своём девичьем, а бомжовские ноги с лавочки скинули, что б не мешали. И нормально.
Блин, Пашка помнил ещё, как во времена его детства, если помрёт кто в доме, (без разницы – в частном или пятиэтажке хрущёвской), так перед калиткой или подъездом гробовую крышку ставили с портретом покойника, и одноклассницы дом этот обходили стороной, только шептались, что, дескать: «Мертвяк там лежит…». И сами от страха тряслись, и истории всякие жуткие придумывали, только что б ближе не подойти. А сейчас? То-то и оно.
Да и что, собственно, осталось то прежним? Возьмём, к примеру, те же самые пионерлагеря. Были «пионерскими» стали «оздоровительными». Или ещё как-нибудь обозвались. Это те, что выжили, конечно. Что б далеко не ходить, просто оглянемся, да? Раньше тут было девять пионерлагерей и три турбазы. Целый город в лесу, если подумать. Сейчас работают четыре лагеря и одна база отдыха. На остальные - просто забили все, нерентабельно стало содержать «социальный сектор». Да и те, которые остались, тоже на ладан дышат. Но, спасибо добрым людям, существуют ещё.
Тот же «Дружба», где Пашка сейчас работает, бывший «им. Кагановича». Помнил Пашка, как ещё салагой сюда почти каждое лето ездил: сначала в десятый отряд, потом в восьмой, в третий и первый. Почти каждое лето хоть на одну смену. Тогда тут всё сурово было – галстуки красные, линейки каждое утро и вечер, костры, конкурсы всякие, смотры строя и песни… И ведь не скажешь, что не нравилось: всё лучше, чем в пыльном сером городе всё лето просидеть. Нет, там, конечно, тоже интересно было: друзья-пацаны, дворовые разборки, другие приключения. Но доставало, со временем: этого-то добра и осенью-зимой хватало. А компьютеров тогда не было, и по телевизору – две программы: первая и вторая. Если хоть по одному каналу «Электроника» или «Гостью из будущего» покажут – уже праздник, а то, больше, как-то, по новостям и «Сельским часам» разным. Нет, что ни говори, в лагере интересней было, веселее как-то. Опять-таки, неплохая закалка перед будущим: когда имеешь опыт «всё время на людях», уже и в армии легче, и в общаге студенческой и, если кому не повезло, в тюрьме…
С другой стороны, конечно, идеология и прочие заморочки. Но кто и когда, если честно, к этим вещам слишком-то серьёзно относился? Нет, были долбанутые, конечно, кто спорит. Но большинству все эти «политинформации» и прочая лабуда были как-то фиолетовы. Нет, что ни говори, хорошее время было.
Потом уехал Пашка из родного Петрова в областной центр учиться. Это он так думал. На самом-то деле, начиная со второго курса, он постигал «школу жизни» в непрерывных пьянках и чужих кроватях. Как чувствовал, что дальше-то всё скучнее и жёстче будет. И все государственные изменения и катаклизмы начала девяностых ему были, по большому счёту, параллельны. Когда госы сдал, протрезвел слегка и на малую Родину вернулся, то прифигел слегка.
Нет, родной Петров внешне остался почти прежним: те же пяти-девятиэтажки, пыльные липы и клёны, дымящие заводские трубы. Только вот реально «дымящих» стало гораздо меньше, большинство стояли фаллическими символами просто так, как часть пейзажа. Ну вот, не оказался маленький фабричный райцентр готов к резкому переходу на рыночные рельсы, отсюда и закрытие заводов и безработица всякая.
Люди тоже изменились. Вчерашние работяги ударились в коммерцию и прочий «малый бизнес». Конечно, «челночили», в основном по Польшам-Турциям или на Лужники за товаром катались. Короче, главным денежным местом в городе, дающим прибыль и рабочие места, стал бывший «колхозный», а ныне «вещевой» рынок. Там жизнь, да, кипела. Ларьки круглосуточные опять-таки, под завязку набитые палённой водярой, спиртом «Роял», «чупа-чупсами», гандонами, и яйцами «киндер-сюрприз». Это уже потом Пашка узнал, что шоколадно-пластмассовые яйца с игрушками внутри – сезонный во всём мире товар, продаваемый только за неделю до Пасхи. А на следующий после неё день – мусор, ни в хрен никому не упирающийся и ничего не стоящий. Исключая Россию. Тут их покупали в любое время, следуя навязчивым призывам рекламы. И Пашка тоже покупал, кстати. Короче, как всегда, кто-то круто наварился.
Пить стали больше. Причём, пили гадость всякую, хуже, чем во времена Райкиного сухого закона. Бабки говорили, что пьют, как перед Концом Света, что никогда раньше такого не было, но, с другой стороны, когда они другое говорили-то? А вот то, что травиться от водяры самодельной стали больше, это факт. Но не очень долго это продолжалось, ибо городские авторитеты, люди сами алкоголя не чурающиеся, очень быстро навели на спирто-винном рынке порядок. Поступили просто: Лысый, смотрящий за городом от братвы, каждого «бизнесмена», пригонявшего в город партию левой водяры, заставлял продукт лично дегустировать. И вопрос как-то сам собой решился.
В общем, весёлое время было. Пашка то тогда другими делами занят был – от армии косил. Тут, некстати, Первая Чеченская началась, цинки приходить начали хуже, чем из Афгана в своё время, и складывать сотни где-то на Кавказе за нефтяные разборки Больших Людей, двадцатитрёхлетнему Пашке не улыбалось вообще никак. Но ведь чем хорош маленький городок? А именно тем, что любую проблему можно решить по-соседски. «Белый билет» встал Пашке всего-то в лимон тогдашних деревянных (копейки за такое дело) и в три вечера в кабаке с военкомом города. То есть, хоть эту проблему решили.
Ну, а потом уже другая жизнь началась, не студенчески-раздолбайская, а взрослая. Как-то так неожиданно оказалось, что всё его высшее педагогическое образование вещь вообще ненужная, и, местами даже вредная. Нет, в школе один год Пашка всё же проработал, но за это время настолько устал от «цветов жизни» и окружающего удручающе-тупого учительского контингента, что уже на следующее лето забил конкретно на карьеру Макаренко и устроился на завод. Официально – слесарем в сборочный, реально – по общественной части, конечно, пошёл. Благо, язык всегда подвешен хорошо был, и с людьми всегда находил контакт с полпинка. Опять-таки, спортивное прошлое. И пошло-понеслось: спартакиады разные, конкурсы, КВНы всякие и прочая лабуда. Директор завода, бывший Первый Секретарь Горкома, в Пашке души не чаял, при встречах непременно здоровался, житьём-бытьём интересовался. Потом, как бы невзначай, попросил собственную речь к очередному собранию акционеров отредактировать, читай: «написать». А Пашке трудно, что ли, всё-таки гуманитарий, ёпть.
Речь прошла «на ура». Дальше больше: статьи в заводской многотиражке, в районных газетках. Стал Пашка местной знаменитостью. То есть, вроде б и невелика шишка, а люди знают, совета спрашивают. И поощрения всякие простому-то слесарю. Вот хоть в «пионерлагерь» вожатым почти каждый год, с сохранением зарплаты и ощутимой добавкой к ней, как активисту.
Лагерь, конечно, тоже изменился со времён Пашкиного детства. И не сказать, что б, в худшую сторону. Порядка, может, стало и поменьше, но и мозготворничества всякого тоже. Линейки, правда, сохранились, но это так, для проформы. Детишки, опять-таки, сюда уже отдыхать ездили, а не пионерскую повинность отбывать. Посложнее, конечно, с ними стало – глаз да глаз необходим. А то, приедет со смены какая-нибудь соплюха четырнадцатилетняя с начинкой, тут то все взвоют. Но, при определённом навыке и опыте, и эти проблемы легко решаемы. Просто надо глаза открытыми держать и до отбоя не особо-то расслабляться. А договориться мирно с контингентом всегда можно, было б желание.
Внешне лагерь почти таким же остался. Нет, построили пару новых корпусов – каменных уже, а не из реек, как раньше, - клуб подремонтировали, дорожки заасфальтировали. Тут уж спонсорам спасибо. Тому же Вадику Бутыкину, светлая ему память. Вот ведь тоже интересный мужик был: вроде б и барыга, жулик – пробы ставить негде, а для города много чего сделал. Может и не без личной заинтересованности, ну да нам-то какая разница? Помер вот он плохо, говорят, чертовщины какой-то вокруг его смерти навертели в своё время, но Пашка не больно-то верил, потому, как, Вадика лично знал. Ну да будет земля ему пухом.
А дети… Да, по большому счёту, они-то прежними остались, просто жизнь вокруг изменилась. И правила, которым следовать надо. А так – малолетки они малолетки и есть. Так же носятся, как угорелые, играют, дерутся, компании свои организовывают, секреты какие-то, «тихий час» ненавидят, друг друга зубной пастой мажут по ночам и «капитошек» в постель подкладывают. Страшилки вот про Гроб На Колёсиках и Лошадиную Голову рассказывают. С вариациями, правда, и модернизациями разными, так ведь и жизнь другая немного стала, да? Ладно, пора базар прекращать…
-Эй, девушки, - Пашка громко постучал в окно девчоночьей палаты костяшками пальцев, - хорош друг друга пугать! Команда «Отбой!» была для всех. Завтра нащебечитесь.
-Паша, Паша, - заскулила та же Перепёлкина (вот ведь зараза!) – ну немножко ещё, ну, пожалуйста…
Волохов напустил на себя строгий вид:
-Кому и «Паша», а кому и «Господин Вожатый». Так, всё по койкам разбежались и уснули. А тебе, Перепёлкина, спецзадание. Всё, что тут сейчас наплела, завтра в письменном виде изложить – в стенгазету поместим.
-Правда? – обрадовано удивилась Ленка, - вы это серьёзно?
-А то, - подтвердил Пашка. – Яркий пример фольклорного творчества. Народ должен знать свои корни, правильно, да?
-Ой, - польщённая Ленка только пискнула и зарылась с головой под одеяло.
Ну, и, слава Богу, с этой стороны, вроде всё нормально. Теперь пойти надо Петруху шугануть. А то оборзел, Казанова, блин…
Петруха Ложкин, Пашкин сосед по комнате, а по совместительству физрук и плаврук лагеря, был старым знакомым Волохова. Ещё со студенческих времён, в одной общаге тогда жили. Только Пашка на истфаке учился, а Петруха на военфаке после армии. Потом военфак упразднили, как и НВП в большинстве школ, а Петруха незаметно на физвоз перевёлся. Та же фигня, по большому счёту, только с милитаристскими предметами мороки меньше.
Ещё Петруха был раздолбаем. Нормальные его сокурсники-ровесники уже все давно в разных «структурах» работали, кто бандюком, кто охранником, кто ментом, а Петруха конкретно забил на всё и реально после получения диплома в школу работать пошёл. Может и прав он был, потому, как бандиты живут хорошо, но недолго, а менты,- те вообще не живут. А Петруха – вроде б в порядке. Зарплаты школьной ему нормально на одного-то, ещё до кучи в Доме Спорта секцию по рукопашке ведёт, и, частным порядком, кое-каких богатых сынков тренирует, то есть, на жизнь хватает. И просто парень хороший, может за это бабы его и любят.
Баб Петруха тоже любил прямо до умопомрачения. Но в рамках себя держал, на школьниц, вопреки всеобщему стереотипу, никогда не заглядывался, да и за замужними не приударял. Хватало ему холостых и разведёнок. Потому и зла на него никто за его амурные подвиги не держал, скорее, уважали и подъелдыкивали при случае.
Сейчас вот, Петруха с Катькой, воспитательницей с третьего отряда завис. Почему, собственно, Пашка и был вынужден из мужской солидарности по ночному лагерю шататься, курить и девчоночьи байки подслушивать. Ну да хватит, пора и честь знать.
Уже подходя к родному корпусу, Пашка увидел исчезающую в темноте Катюхину фигуру и прибавил шагу. Знаем мы Петруху – парень без тормозов, не будет компании - переживёт: в его рожу, что один флакон, что два – много не будет. Не таясь уже, стукнул в окно своей комнаты. Моментально там нарисовалась квадратная и довольная, как у кота, дорвавшегося до хозяйской сметаны, Петрухина физиономия.
-Павло, блин, - прошипела морда, - ну ты где бродишь, чёрт? Я тебя уже ждать замудохался – ещё б пара минут: один бы начал.
-Открывай давай, - только ухмыльнулся Пашка, - а то тебе бы в одну харю не полезло, да? – спросил он, уже усаживаясь за небогатый, накрытый по-походному стол.
Петруха только виновато пожал необъятными плечами:
-Врать не буду: выпить бы, конечно выпил. Но! С трудом и отвращением, заметь…
-Наливай уже, - посоветовал Пашка.
Посидели хорошо. Так, не особо нажираясь, а как всегда. Полторы бутылки казённой раздавили, просто для разговора и что б на комаров ночью внимания не обращать, а то, достали кровососы. За жизнь поболтали, за баб, потом снова за жизнь. Хороший, всё-таки парень Петруха, хоть внешне и бык быком, но не злой, с понятиями и не дуболом полный. Пашка ему новый зоофильский вариант страшилки о Лошадиной Голове рассказал – поржали втихаря. Незаметно так и вечер скоротали, спать улеглись.
Продрав по утру глаза от петушиного крика пионерского горна (традиция, блин), Пашка неловко ополоснул морду лица в умывальнике и направился проверить как там родной отряд пробуждается. Лёгкое похмелье после ночной пьянки всё же давало себя знать, но не брутально: через полчасика рассосётся, только поесть надо и полежать чутка.
Краем глаза заметил непривычное проблесково-синее мерцание у главных лагерных ворот. Интересно-интересно, пойдём-ка поглядим.
Под большой, сработанной из нержавейки и синего оргстекла вывеской над воротами: «Оздоровительный детский центр «ДРУЖБА» понуро притулился стандартный болотно-синий ментовский «уазик»-буханка с работающим маячком. Около него три сержанта и один старлей (все в полной сбруе и с АКСами) тихо матерились друг на друга, курили «Приму» и старались продрать слипающиеся глаза.
В старлее Пашка с некоторой даже радостью узнал одноклассника Димку Рябушкина. С другой стороны, чему тут удивляться, Петров город маленький, если в нору свою не забиваться – почти всех в лицо знаешь.
-Димыч, привет, - радостно поприветствовал он старого знакомого. – Чего к нам-то пожаловал? Отдохнуть? Или случилось чего?
Конопатая морда Рябушкина тоже расцвела в улыбке, но, как-то кисло:
-Здорово, Паш, - почему-то Волохов понял, что Димке не до смеха, - Я б и рад бы на отдых, но… Случилось, а как же не случиться? У вас тут, кстати, нормально всё?
Пашка недоумённо оглянулся:
-Да вроде… А чё за проблемы-то, может пояснишь?
Рябушкин состроил морду ещё более запорную.
-Не надо бы, до распоряжения, конечно, ну да чёрт с ним… - он тоскливо поглядел на маячивший рядом ларёк с соблазнительно блестящей за витриной винно-водочной продукцией, - Тут дело такое: зека беглого ловим. Особо опасного. Вам потом на собрании сообщат, а пока мы уж тут покантуемся, на свежем, так сказать воздухе. Слушай, - он понизил голос, - эти-то коммерсанты когда обычно-то открываются, а? – он кивнул фуражкой в сторону ларька.
****
Серёге Горюнову по жизни никогда особо не везло. Начиная с рождения. Ибо появился на свет он не в семье министра или функционера какого, даже к торговле его родители никакого отношения не имели. Батя: токарь в инструментальном, мать – табельщица там же. Нет, нормальная семья, конечно, но и не высший уровень, даже по непритязательным петровским меркам. Днём работа, вечером пьянка. Только со временем пьянок то побольше работы стало. А количество, как нас классики марксизма учат, непременно в качество перерастает. Ну и переросло один раз окончательно – зашиб по дури Серёгин папка Серёгину мамку утюгом. Сразу и наглухо. Сам же милицию вызвал, сам же с ними и уехал. И сгинул где-то в лагерях.
Остался Серёга исключительно на бабкином попечении... А со старухи какой спрос? Ладно, если покормить не забывала, хотя и такое случалось. Ей бы за собой уследить, а не то, чтобы за внуком. Так что, с малолетства стали Серёгиной семьёй друзья-товарищи, улица-мама и папаша-беспредел. Учителя на него тоже махнули рукой – не справлялись: было в глазах молодого зверька что-то такое, что заставляло вчерашних выпускниц педучилища судорожно сводить колени, а матёрых заслуженных учителей непроизвольно сжимать кулаки.
На первую ходку Серёга ещё в пятнадцать лет отправился. В автобусе его тогда взяли на кармане. Ну и правильно: не умеешь воровать – не берись, тем более, с такими то ручищами. Удивительно, что вообще в карман влезть ухитрился... По большому-то счёту, можно было б дело на тормозах спустить, тем более, что первоход, да и сумма в кошельке была копеечная, но не спустили. Достал к тому времени Серёга уже всю Детскую комнату милиции в полном составе.
Вернулся через два года. И уже не зверьком – зверем. «Малолетка», это вам не ПТУ и не пионерлагерь, там воспитатели и правила пожёстче. И Серёга тоже очерствел. Бабка к тому времени уже дуба дала, так что остался Серёга совсем один на белом свете. Не считая братанов, конечно, которые всегда помочь рады.
Но фатальное Серёгино невезение и тут не отставало: через полгода снова на нары загремел, уже на «взросляк». Но по той же 142-й, то есть, считай, рецидивист. А «особо опасным» он уже на третий раз стал. Тогда и решил профессию сменить. Понял, что по карманам шарить у него не получается, ну не фиг значит пытаться. Опять таки, новые рынки приложения криминальных способностей появились, благо коммерсантов всяких в середине восьмидесятых расплодилось до невозможности.
Но если уж не везёт по жизни, то это уже навсегда. Кто-то ухитрялся большие бабки делать, кооператоров крышуя, но только не Серёга. Очень быстренько его тогда вместе со всей уркаганской «мафией» повязали и снова к Хозяину отправили, уже по статье за «вымогательство». Рэкетир, типа, блин, Аль Капоне этакий.
То есть, с фартом воровским и удачей босяцкой как-то у Серёги не складывалось. И ведь не он один это заметил, а уже вся братва в курсе была. И погоняло «Облом» к нему со второй ходки пристало намертво. Странное, вообще то, к Серёге отношение было у воров. Вроде б и свой парень, косяков никогда не порол, по тюрьмам с малолетства, ход воровской поддерживает неукоснительно. Что блатной до мозга костей тоже понятно, с «красными» никогда дел не имел, пойман ни на чём таком не был, даже не предъявляли ему ничего никогда. С такой биографией – хоть сейчас в законники. Но ведь невезучий же, как я не знаю что! А воры народ суеверный и прекрасно знают, что фарт, как и неудача вещи очень заразные. Потому, никто близко с Серёгой и не сходился, все серьёзные люди дистанцию соблюдали. Так и получалось, что окраса Серёга самого что ни на есть воровского, но ни в одной общине он серьёзного веса не имел. Ни рыба ни мясо.
После «рэкетирской» судимости залетал Облом ещё несколько раз по мелочи. Все слыхали, наверное, анекдот, когда вор квартиру подломил, всё ценное вынес, а Справку об освобождении на той же квартире обронил? Так вот, не анекдот это, а реальный случай. Угадайте с кем? Вся «Пятёрка» ржала до истерик.
Только вот в последний раз попал Серёга по крупному и надолго. А начиналось всё мирно: собрались на хате одной. Выпили. Много. Потом, как водится, орать начали, в стенку кулаками молотить, людей разных знакомых обсуждать. Мужику из соседней квартиры – работяге какому-то - это наскребло, он и высказал всей честной компании, что об их игрищах приблатнённых думает. А компания огорчилась не на шутку. Схватили мужика за шиворот, по башке дали и в хату затащили. Там ещё раз морду набили, вилку в брюхо воткнули, и пакет целлофановый на голову надели, что б осознал, на кого тявкает. Потом, как водится, ещё выпить отошли, заговорились за жизнь, а когда про соседа-то вспомнили, поздно уже было. Тот посинел уже весь под пакетом и признаков жизни не подавал. Ну что ж, бывает. Порешили тогда Серёга с друганами, как стемнеет, труп с откоса сбросить, а там пусть следаки разбираются, работа у них такая. Жмурика пока под кровать запихнули, а сами пить продолжили. Там-то их мусора, которых жена соседа вызвала, и повязали – прямо на трупе.
Крутили их тогда жестоко. За Облома сам капитан Малютин взялся. Это ведь только в последнее время Малюта Рыжий в гору пошёл, после того, как маньячину какого-то придурковатого завалил, а тогда в замначах убойного отдела глухо сидел, без всякой перспективы. Но ментом свирепым он уже тогда был. И расколол всех – и Облома и подельников его - вчистую. Получалось так, что светило ребяткам вплоть до «высшей меры».
А потом чудеса начались. Как-то неожиданно начала превращаться ст. 105(2) в ст. 105(1). И что интересно, превратилась, в конце концов. Посредством проданной новенькой «десятки». Чудны дела твои, Господи.
Но сидеть кому-то всё равно надо, так ведь, да? И отбывать наказание выпало, естественно Серёге. А ведь это не год-два, как он привык, тут уж, как прокурор тринадцать лет запросил, так и дали, без всяких надежд на УДО и амнистии разные – не та статья.
Оно, конечно, для Облома зона – это дом родной и знакомых там куда больше, чем на воле. Но тринадцать лет – это тринадцать лет. Когда тебе уже под полтинник, читай: «пожизненное». А если и выйдет он когда-нибудь, что вряд ли, что от былого Серёги останется то? Разве только невезение…. Нет, сам-то Облом давно уже смирился с тем, что ласты он за колючкой склеит, но хотелось ему перед смертью вольным воздухом ещё немного подышать, на мир без решек посмотреть.
Случай неожиданно представился. Каким макаром этих дагов на «Семёрку» занесло, чёрт его знает. Сразу видно было, что бандюки серьёзные, держались замкнуто, о себе не распространялись, но и в чужие дела не лезли. А раз так – пусть живут, дикие ж люди, дети гор, таких задевать: себе дороже встанет.
Сам ли Хозяин или кум с председателем местного колхоза (или как они там теперь называются) тогда договорился, сейчас уже не определишь. Но только вывезли как-то Серёгу и дагов этих четверых свинарник в какой-то деревне ремонтировать. Совсем что ль с глузду съехали, а может, Хозяин подшутить хотел так, кто знает? Облом-то по жизни в «отрицаловке», а даги – на них только глянь, сразу понятно: эти люди работать не будут. Вот, если завалить кого: другое дело. И завалили, кстати.
Серёга тогда, сразу, как к свинарнику подъехали, у колеса присел на корточки, типа, понаблюдать, а даги солдатикам-конвоирам объяснять чего-то принялись. Бойко так, с кавказским темпераментом. А те АКМы на них наставили и ржут – акцент-то у дагов уж больно смешной. А даги ещё сильнее орут, жестикулируют, типа не будут они для свиней дом строить. А вэвэшники ещё сильнее ржут, блин, прямо как фрицы в фильмах про Великую Отечественную, и дулами в дагов тыкают. А потом, как-то сразу, уже не ржут, а лежат. И лица у них смотрят уже куда-то в район собственных лопаток. Ой, бля…
Даги же, оперативно так, с солдатиков мёртвых гимнастёрки стаскивают, на себя примеряют, ну и автоматы, конечно, не забыли. Потом на Облома посмотрели, нехорошо так. Серёга же лицом полное участие выразил, типа: «А что, вообще, за проблемы, братья? Или мы не вместе?». Те кивнули.
Только чурбаны, они чурбаны и есть. А может, это Серёгино заразное невезение свою роль сыграло. Но не далеко они ушли. Нет, план неплохой был: на автозаке до областного центра рвануть, а там с оружием, да если людей знаешь, по идее, затеряться - минутное дело. Но Серёга нутром уже чуял, что дело это не «минутное», а «тухлое». Первый же блок-пост тридцатилетних «вэвэшников» с такими типичными мордами «кавказской национальности», если и не сразу изрешетит, то глубоко задумается. Потому, изобразил он приступ дикого поноса, попросился в кусты и соскочил с обречённого «автозака». Даги его и искать не стали особо – тайга кругом, считай, пока Серёга к людям-то выйдет, да пока мусора его повяжут, они давно в облцентре на хате водовку пить будут да баб щупать.
Может, первый раз тогда Серёге за всю жизнь и повезло, потому, как уже через тридцать километров накрыли дагов наглухо. Сначала вертушка какая-то на горизонте нарисовалась, типа, пожарная, но за «автозаком» следовавшая, как пришпиленная. А на следующем же ГАИшном посту встретили фургон лобовым огнём аж из пятнадцати стволов. Перестарались, как обычно, но в таком деле, конечно, лучше недобдеть, чем перебдеть. «Автозак» с дороги съехал, в ближайшую сосну капотом упёрся и взорвался, как китайский фейерверк. Это уже позже криминалисты всякие по фрагментам тел определили, что одного пассажира не хватает.
А Облом, тем временем, на юг пробирался. Сначала пару дней по лесу блуждал, потом на избушку какую-то вышел, то ли лесник там жил, то ли егерь, кто знает. Хозяев дома не было, в любом случае. А вот тушёнка была. И двустволка на стене. А к ней патроны тоже быстро нашлись, потому, как, не прятал их никто: на кухонном столе пара коробок валялась. Дальше идти уже повеселее стало.
Ещё через день к речушке какой-то вышел. Ну, тут уж совсем хорошо: наши то речушки все в одну впадают, в Матушку-Волгу, а там и цивилизация не за горами.
В облцентр Серёга решил не соваться. Город, конечно, большой, затеряться там легче, но и мусоров на каждом пятачке больше чем в каком райцентре в РОВД. Решил он прорываться в свой родной Петров. Нет, пусть и невезучий, но Облом не дурак был, понимал, что именно там его в первую очередь встречать и будут. Но, как говориться, дома и стены помогают, да и друзья там какие-никакие остались. То, что поймают его со временем, у Облома сомнений не вызывало, но уж больно хотелось перед отсидкой по родным улицам походить, корешков старых увидеть… Сказано же было выше: воры - народ сентиментальный.
Добирался до города родного не очень и долго, видать у Фортуны, твари такой, впервые за много лет совесть взыграла, решила она Серёге поблажку дать. Где пешком, где на попутках, но продвигался Облом к Петрову довольно быстро. Один раз только чуть неприятность не случилась: сел тогда Серёга на местную электричку, точнее, «дизель». И вовремя увидел через дверь, как в соседнем вагоне мусора народ шерстят, документы проверяют. Пришлось прямо на ходу прыгать из тамбура. Но, опять-таки, «дизель» не электричка, большую скорость развить не может по определению, так что даже без синяков обошлось…
Худо-бедно, но добрался Серёга до Петрова. А там – засада. Хорошо ещё, на бывшем «колхозном», а сейчас «вещевом» рынке выцепил Серёга старого другана Валю Перца. Тот и сообщил, что ищут Облома по всему городу не по-детски, все блат-хаты уже прошерстили и под колпаком держат. Так что, стоит Серёге туда только сунуться…
Тот же Перец посоветовал пока у шмары одной перекантоваться. Баба, конечно, вообще беда – на всю башку больная, но менты к ней не суются почему-то. Тоже вариант.
Очень скоро понял Серёга, почему мусора в хату к Светке не лазят. Очень просто – сифака боятся. Облом, уж сам до чего голодный до бабского полу после зоны, но и то, на Светку бы не позарился. Хоть с тремя гандонами. Так и дал ей сразу понять.
Пару дней у неё попрятался, потом решил в город наведаться. Не без пользы. Ещё одного знакомца старого повстречал, быстренько с его помощью двустволку на «Макаров» махнул, с ружьём-то по городу не особо побегаешь, да?
А вот на обратном пути, когда уже на хату возвращался, прозвенел у Сереги в голове звоночек такой тревожный, «шестым чувством» ещё у людей называемый. Заштопался Облом, привстал у соседнего дома у стеночки, закурил неторопливо, а сам по сторонам позыркивает. Ну, точно, ёпть… Так и есть, сидят у Светкиного подъезда на скамеечке чеканашки какие-то, портвешок разливают. Только разливают как-то подозрительно: разговоров за жизнь не ведут, только по сторонам поглядывают как-то неспокойно. Что ж, подождём, понаблюдаем.
Ну, точно, как по команде, портвейн допили, стаканы пластиковые и бутылку пустую в мешочек бросили и с собой взяли. После чего, на лавочку у соседнего подъезда переместились. Эх, и фраера. Оно, конечно, понятно, учат их в ментовской школе вещдоков не оставлять, только и мы не вчерашние и тоже знаем, кого, чему, где и как учат. Нормальные-то алкаши мусор всякий после себя-то в лучшем случае бы в урну, что прямо возле скамейки бросили, а то бы и просто, как есть, оставили. То есть, кумовские без вариантов.
Уже тогда всё Облому понятно стало. Даже не важно, кто настучал уже, по всему видно – спалился. Рвать надо, но решил он ещё немного понаблюдать, так из гонору блатного, может ещё что засечёт?
Засёк. С другой стороны дома, именно там, куда окна Светкиной квартиры выходили, водопроводчики какие-то в канализационном люке ковыряются. Вроде б «чистые», нормальные работяги, но в том то и дело, что чересчур чистые. Как будто и не ныряли в дерьмо весь день, а спецухи только полчаса назад на спецскладе получили. Профессионалы, блин… Ладно, суду всё ясно.
Тихонько разворачиваемся и уходим. Делать что? Бежать, блин! Не будем мусорятам жизнь облегчать. Поймают – их право, ну а уж, если нет – звиняйте хлопцы. Но, снова повезло – ушёл чисто. Теперь, напрямую к реке, точнее, к обрыву: правый берег он всегда выше левого. Там, по тропкам, с детства знакомым, спускаемся к берегу и смотрим. Ага – так и есть. Лошок какой-то плоскодонку свою сушиться на солнышке оставил, ну, так спасибо ему огромное от всей души воровской. Моторка, оно б, конечно, сподручнее была, ну уж – что есть.
Переплывая реку, чувствовал себя Облом, как таракан на хозяйском столе: вроде б и чисто всё, и не видать никого, а вдруг, да, откуда ни возьмись, опустится с высей заоблачных тапок хозяйский карающий. Нет, обошлось.
Теперь бегом в сторону леса. Леса у нас, слава Богу, знатные. От самого Петрова до Владимира тянутся, а дальше уж - до Первопрестольной. Те самые – Муромские. Если осторожность соблюдать, параллельно трассе идти, за пару недель до столицы добраться можно даже пешком. Со жратвой, конечно, напряг, ну да мы – люди не гордые, на подножном корму продержимся. Правда, тут повезло – заприметил Облом, когда посёлок ближний огибал по дуге, бесхозную курицу и порешил тут же. Но пока просто на ремень прицепил – потом будет время, когда в лес углубимся, и костёр развести, и ощипать и распотрошить. По малолетству голубей жрали, а курица, она не в пример питательней.
Ночь застала Облома уже в лесу. Можно б, конечно и тут было костёр развести, но стремался Серёга чего-то: город близко ещё, да и ищут его на всех углах, по всякому. Поэтому, продолжал идти вперёд. И прав оказался: незадолго до полуночи вышел Облом на полянку. А на ней строения разные. Шуганулся Серёга по началу, а потом дошло – хутор это заброшенный, слыхал он про это место что-то нехорошее в детстве. То ли замочили тут кого, то ли с ума кто сошёл и опять-таки, кого-то замочил, ну да – не суть дело. Крыша над головой есть – и ладно.
Хуторок, конечно, по всем делам стрёмно выглядел: главный дом хлипкий и полуразвалившийся, хлев какой-то рядом и пара сараюшек. Но нам ли выбирать? Переночевать хватит. А, может, и отсидеться на какое-то время.
****
Апостолы, блин, Пётр и Павел…
Нажрались Пашка с Петрухой в этот вечер конкретно – вместо полутора бутылок три уговорили. Петруха, в кои то веки, в этот вечер холостым оставался: то ли устал, то ли ещё чего. А Пашка за день так с «пионерами» нагонялся - то проблемы какие-то, то подготовка к конкурсу художественной самодеятельности, то начальник лагеря вызывает и распекает за неподобающее поведение воспитуемых, - что к вечеру уже и без водки на автопилоте был, а пил только исключительно для снятия стресса. Причём, пить завалились в бывшую «пионерскую комнату». Просто Петруха ухитрился сдуру в их собственной клетушке с утра окно открытым оставить, так что комаров и прочей кровососущей гадости туда налетело – куда там Трансильвании. Пашка выход легко нашёл – подрядил после отбоя троих «пионеров» с полотенцами вожатскую комнату от комаров очистить. А те и рады – и не «отбиваться» подольше повод законный и развлечение, какое-никакое. Когда Пашка последний раз в комнату свою заглядывал, аж ужаснулся: пионеры лютуют, комаров истребляют со страшной силой – все стены в кровавых разводах. И веселье царит в рядах «зондеркоманды» необыкновенное. Ну и пусть их…
Петруха же в депрессии находился, скорее всего, по поводу неприложения сексуальных возможностей. Тупо уставившись в гипсовый бюст Владимира Ильича, он проникновенно объяснял тому, какие ж все бабы суки и нимфоманки. Нормально набравшийся к тому времени Пашка только тихо подхрюкивал. В общем, вечер удался.
Потом Пашка нашёл старый пионерский горн и попытался в него дудеть. Не получилось, только чуть сам не облевался. Петруха горн отнял и попытался дудеть самостоятельно. Тоже не получилось. Долго ржали, тыкая друг в друга пальцами и беззлобно обзывая «Моцартами».
Потом решили пройтись. Подсевший на измену, Пашка запихнул в задний карман джинсов тяжеленный степлер, объяснив, что привык без оружия из дома в ночное время не выходить. Петруха понимающе кивнул.
Как говориться, кто ищет – тот всегда найдёт. Из лагеря выбрались без проблем и за каким-то хреном попёрлись по дороге к перекрёстку на московскую трассу. Причём, огромный Петруха держал Пашку за шиворот и проникновенно тому объяснял, что вообще-то «букварей» он терпеть не может, но Пашка – мужик правильный, и он – Петруха – его сильно уважает.
Метров через четыреста наткнулись на «мэстных». Етишкин ты пистолет, восемь пацанов лет пятнадцати-семнадцати на мопедах: «Верховинах», «Минсках» и даже «Ригах». Все в дермонтиновых куртках и резиновых сапогах с загнутыми голенищами – местный шик, типа ботфорты. Д’Артаньяны, блин…
Последующий диалог протекал, примерно, по такому сценарию:
Главный Мэстный (недобро щурясь и привстав на стременах своего «ИЖака»): «А чё это вы тут такие борзые ходите?»
Петруха (сильно покачиваясь): «А кто это такой крутой меня спрашивает?».
Главный Мэстный: «Главный я тут. И ты сейчас просечёшь, вообще в натуре с кем говоришь!!!».
Петруха: «Да уже просёк. Да и не говорил я с тобой, просто недоумение обозначил».
Главный Мэстный: «Чего сказал?»
Петруха: «От же ж, ушлёпки. Речи человеческой не понимают…».
Главный Мэстный: «Вали их, братва, вали городчан!!!».
Петруха: «Землячок, ты просто не поверишь, как я этих твоих слов ждал. Теперь у меня душа чиста и опрятна будет».
Нет, конечно, Пашка знал, что Петруха махач знатный, но что б до такой степени… В дугу пьяный Петруха ввинтился с места в толпу местных «байкеров», как отвёртка в масло. Только загремели падающие мопеды и матерно заорали незнакомые голоса.
Но и на Пашкину долю тоже досталось, всё же Петруха не многорукий Шива какой-нибудь. Что б всех сразу достать. Перед глазами выросла прыщавая морда в окружении белёсых патл. Автоматически Пашка выбросил вперёд правою ногу, целя по яйцам. Попал – морда из поля зрения исчезла. Зато схватили и крутанули за правое плечо. Пашка рефлекторно махнул рукой, с зажатым в ней, не хуже кастета, степлером, и ещё одна круглая морда уплыла из поля видимости. А потом кто-то мощно приложил его по затылку…
Давно знал Пашка за собой такую плохую черту – если сильно ударить его пьяного по башке, то вся память за последние полчаса наглухо стирается, а сам он в течение последующего часа куда-то идёт. В родном Петрове, кстати, это работало только ему на пользу, потому как брёл он всегда в направлении дома на «автопилоте» и просыпался только в своей постели. Но в других местах это не срабатывало – очнуться он мог где угодно…
Так и сейчас, получив мощный удар по черепу, Пашка побрёл куда-то в сторону при полностью выключенном разуме. Где-то позади Петруха ещё азартно строил «мэстных» вдоль обочины и читал им лекцию о правилах поведения в приличном обществе, но Пашка этого уже не слышал.
Спотыкаясь и наталкиваясь на торчащие ветки, он брёл по прямой в направлении родного дома, до которого было километров так с тридцать, да и путь пролегал через лес и болота разные. Но мозги ещё не включились, а ноги работали. Примерно через час-полтора в мозгах у Пашки начало слегка проясняться. Понял он, что заблудился, что из средств выживания у него только старый степлер, а сам он по жизни – редкий мудак. Но алкоголь из головы до конца не выветрился, поэтому, когда за следующим кустом Пашкиному взгляду открылась поляна со старым каким-то, обветшалым и, даже по внешнему виду, заброшенным хуторком посередине, он, не размышляя, ломанулся к избушке, больше всех остальных похожей на жилое строение, и, распахнув незапертую входную дверь, мирно свернулся калачиком у входа – хрен с ним, кто там хозяева, а он Пашка сейчас спать хочет!...
****
Тягостное, сосущие ощущение в районе желудка начало выводить Тварь из блаженного сонного состояния. Тварь вообще-то не отличалась повышенной чувствительностью. Был «сон» и был «не сон». Был «голод» и временное его отсутствие. Вот, пожалуй, и всё – внутренний мир Твари не мог похвастаться богатством содержания. Сейчас Тварь начала просыпаться, потому что была голодна.
Существование - «жизнью» это назвать язык не поворачивается - Твари было довольно скучным: еда и сон. Но понятие «скука» Твари было тоже незнакомо, как, впрочем, и большинство других человеческих понятий. Тем более что она уже давно не была человеком, да и живым существом она тоже уже давно не была.
Иногда в медлительном мозгу Твари проскальзывали какие-то смутные воспоминания, но она сама не понимала до конца – реальны они или нет. Хотя, какая разница – само понятие «воображение» Твари было тоже неизвестно.
Когда Тварь хотела есть – она ела. А потом спала. Затем: снова ела. И так из года в год.
Учитывая, что процессы в практически неживом теле Твари протекали со скоростью, сравнимой, если только, со скоростью передвижения сентябрьской улитки, то на сон приходилось гораздо больше времени, чем на бодрствование. Последний раз Тварь просыпалась более полутора лет назад. Тогда, проломив головой тонкий ледок, сковавший поверхность окна торфяного болота, давно уже ставшего её домом, тварь оказалась в заснеженном лесу. Жара или холод были Твари без разницы – температурных перепадов она не чувствовала, но сугробы по пояс и практически полное отсутствие живности вокруг вызывали раздражение. Подкормившись на первое время пробегавшим мимо неосторожным зайцем, Тварь отправилась на поиски.
Тогда повезло – в паре километров от затянутого ледяной плёнкой родного торфяника, обнаружился очень интересный сугроб с поднимающимся над ним облаком тёплого пара. Кто знает, что занесло приблудного бурого мишку в эти обжитые людьми края, где и волков-то давно почти поголовно поистребили. Может из цирка какого сбежал или ещё что. Но подарок – он подарок и есть, а такими вопросами, как «откуда что взялось?» Тварь никогда не озабочивалась.
Мишка, сначала взревел агрессивно и даже попытался ударить жёсткой когтистой лапой. Потом, продрав заспанные глаза и увидев, с кем имеет дело, жалобно по-собачьи завыл и обгадил всю берлогу. Но на такие мелочи, как запах Тварь давно не обращала внимания, опять-таки, вывалившиеся из брюха медведя кишки воняли ненамного лучше. Но для Твари, уже давно перешагнувшей грань между человеком и животным, плохих запахов просто не существовало. Полсуток она набивала безразмерный желудок суховатым, но питательным медвежьим мясом и салом, после чего, сыто урча, снова скрылась в родной торфяной промоине.
Но сейчас сожранная полтора года назад медвежатина практически полностью переварилась в бездонном брюхе Твари, и та снова начала ощущать тоскливое и болезненное чувство всепроникающего голода. Осторожно, ещё до конца не проснувшись, она начала загребать мощными лапами вверх, выплывая из уютного прохладного нутра торфяника вверх, туда, где сквозь туманное коричневое марево просвечивал тусклый свет жаркого июльского дня.
Сидевшая на еловой ветке сорока была очень удивленна, заметив на зарябившей поверхности торфяной промоины копны чёрных длинных волос, удивительно похожих на лошадиную гриву. Пару минут понаблюдав за странным созданием, с тихим хлюпаньем выбирающимся на берег, она спорхнула с дерева и понеслась куда-то в сторону, горя желанием сообщить о необычном явлении товаркам.
(с) Завхоз
— Завхоз , 18.03.2009
ты должен быть залoгинен чтобы хуйярить камменты !
ты должен быть залoгинен чтобы хуйярить камменты !
— Ебитесь в рот. Ваш Удав
Оригинальная идея, авторские права: © 2000-2024 Удафф
Административная и финансовая поддержка
Тех. поддержка: Proforg
Перегар, 18-03-2009 10:20:34
ааа
13087254Ариец, 18-03-2009 10:20:40
уппыу
13087255Ариец, 18-03-2009 10:20:46
ыВЕЦУеу
13087258Перегар, 18-03-2009 10:20:49
ояебу скока буков....
13087259Ариец, 18-03-2009 10:21:03
серебро и бронза
13087263Ыгаваз, 18-03-2009 10:21:43
Война и мир
13087276Стамегатонный Быдло ган (антиклон пулимета б/п н/л), 18-03-2009 10:29:13
Сериалы - прямиком нахуй. От крупнокалиберного сетевого графоманства тошнит блять...
13087351Кипятовский, 18-03-2009 10:33:18
молодец автор, пиши дальше, всеравно ничитаем
13087403Гарррбатый, 18-03-2009 10:37:58
Лавры Аннушки- заразительны.
13087451Berg, 18-03-2009 10:38:29
пока ниачом
13087457Александр Второй, 18-03-2009 10:42:28
*Давно знал Пашка за собой такую плохую черту - если сильно ударить его пьяного по башке, то вся память за последние полчаса наглухо стирается, а сам он в течение последующего часа куда-то идёт.*
13087496Не Пашка, а Завхоз... И идёт не куда-то, а на Удавком...
ПыСы: Вапрос, Аффтар, сколько будет ударофф па тваей пиянай галаве (ф смысле, сколько частей ажыдаиццо)?
Радиоактивный, 18-03-2009 10:49:14
"После чего, суровыми портняцкими нитками голову лошадиную к телу жены пришил. Плакал, а пришивал."
13087548Про Собчак?
Корнхолио, 18-03-2009 10:59:06
про Гардеича уже раманы пишут
13087672Херасука Пиздаябаси, 18-03-2009 11:09:24
требую продолжения. Вообще с каждым разом все больше уважаю автора. Зачот стопудовый.
13087760niemand, 18-03-2009 11:11:56
"Это уже потом Пашка узнал, что шоколадно-пластмассовые яйца с игрушками внутри - сезонный во всём мире товар, продаваемый только за неделю до Пасхи. А на следующий после неё день - мусор, ни в хрен никому не упирающийся и ничего не стоящий. Исключая Россию. Тут их покупали в любое время, следуя навязчивым призывам рекламы. И Пашка тоже покупал, кстати. Короче, как всегда, кто-то круто наварился." (C)
13087781афтар учи, бля, матчасть, сцуко. Кинерсюрпризы или как в Бунде Киндеруберрашунген называются, продаются круглый год кроме лета (почему летом не продают, х.з.)
Перебральный паралич, 18-03-2009 11:12:06
Сильно дохуя, а ведь это блять только первая часть. нуевонахуй, эту не четал и остальные не буду
13087783Manifestant, 18-03-2009 11:19:19
Кревас пра мёртвую бабульку страшный был. И букаф дахуя, но интиресна. Щас на работу приеду - пачитаю этат.
13087855Капитан Улитка, 18-03-2009 11:39:50
...фтыкатели ласково звали Завхоза "наш Стивен Кинг"...
13088077Сантехник Иоганн, 18-03-2009 11:39:57
Четал полнастью - одно из двух лудших праизведений аффтара на данный мамент.
13088080Это можно было на 3 части разбить - и в нетленку.
Удоидод, 18-03-2009 11:44:00
прадалжэние будит?
13088122niemand, 18-03-2009 11:46:18
хорошо. но уж сильно напоминает Степана Королькова (ст. кинг). почитаю продолжение. но афтару посоветую искать свой стиль, а не копировать великих. способность есть, не надо её проёбывать на подделки
13088157Рангарик (регу праибал б/п), 18-03-2009 12:02:35
Ахуительно. Давай дальше. Нитяни.
13088367Rumpelstilzchen, 18-03-2009 12:03:04
читаю любимава афтара. зараннее 6*
13088377завхоз, у тебя зараннее все написано. ? страчишь каждый день, но хорошо и читабельно
Критик, 18-03-2009 12:19:24
Охуенно! Пиши есчо.
13088551Хью Моржоуи, 18-03-2009 12:22:13
Про Тварь. Тока буков много. Еле асилел. Ниче так, панравелось.
13088566trofff, 18-03-2009 12:24:36
Только с продолжением не тяни - а то нахну!!!!
13088586Хью Моржоуи, 18-03-2009 12:24:51
Кстате, афтар, пеши исчо. Непгеменно, батенька, непгеменно пишыте!
13088590Кирзач, 18-03-2009 12:36:21
Загадочное животное дермонтин, из кожи которого были сделаны куртки сельских байкеров...
13088680видать, куртки воняли здорово, исли из дермонтина-то...
а кожзам, который автор имел в виду - дерматин называется.
Коньякофф, 18-03-2009 12:47:46
"благо коммерсантов всяких в середине восьмидесятых расплодилось до невозможности"
13088796А вотниправда, гражданин Соврамши, тогда коммерсантов еще нихуя не расплодилось. Пожже.
Manifestant, 18-03-2009 13:08:41
Подзаёбывают куски с "раскрытием образа гироя", и описанием тогдашней жизни. Про спирт роял, останавившиеся заводы и прочии "приметы времени" уже, бял, писано-переписано. Утяжеляют текст такие куски. На мой придвзятый взгляд, можна было паменьше. и сюжет размывается шопиздетц.
13089002бывший, 18-03-2009 13:20:57
Очень хороший слог. Жду продолжения.
13089088ЖеЛе, 18-03-2009 13:27:12
асилю все вместе... пока пробежал невнемательно...
13089142харашо...
ЖеЛе, 18-03-2009 13:28:58
18-03-2009 12:36:21 Кирзач [ответить] [+цитировать] [37]
13089172а кожзам, который автор имел в виду - дерматин называется.
*** ну вопщемто и дермаНтин тоже... и так и так верно...
ЖеЛе, 18-03-2009 13:33:20
"он кивнул фуражкой в сторону ларька" - неловкая фраза... либо "кивнул головой в фуражке" либо, есле фурашку снял, "махнул фуражкой в сторону ларька"...
13089234ЖеЛе, 18-03-2009 13:38:45
"Но не далеко они ушли" - недалеко... ага...
13089291Чунга Чгук, 18-03-2009 13:39:33
желе придираеццо, а сам давно ничего не ваял
13089297Фронт, 18-03-2009 13:55:17
Зайебис. Обязателна пеши исчо.
13089504Тынцнул 6
ЖеЛе, 18-03-2009 14:02:32
18-03-2009 13:39:33 Чунга Чгук [ответить] [+цитировать] [45]
13089611желе придираеццо, а сам давно ничего не ваял
*** желе "придираеццо" токо к бестолковым...
нормальным афтарам желе памагает, есле чо...
Чунга Чгук, 18-03-2009 14:09:26
ответ на: ЖеЛе [38]
что ж, завхоз бестолковый чтоле?
13089676DEN, 18-03-2009 14:15:02
НЕ тяни. Выкладывай продолжение, желательно что бы было и окончание. А ещё лучше вылаживай сразу всё. БУдешь тянуть, пропадет интерес у втыкателей.
13089748Кирзач, 18-03-2009 14:17:58
ответ на: ЖеЛе [33]
>18-03-2009 12:36:21 Кирзач [ответить] [+цитировать] [37]
13089793>
>а кожзам, который автор имел в виду - дерматин называется.
>
>*** ну вопщемто и дермаНтин тоже... и так и так верно...
Коллега ЖеЛе, возражу.
единствнно правильный вариант - "дерматин"
Потому как - от слова "derma" ("кожа"), производные - dermatos, dermatinos...
согласной "н" там места нет.
такие дела.
А все эти "дермантины" в яндексе и пр. - это лишь расклишированная ошибка.
Кирзач, 18-03-2009 14:22:47
происхождение ошибки - схожесть слова с другим рядом слов на "-тин".
13089828ламантин, первинтин и т.п.
ЖеЛе, 18-03-2009 14:27:17
18-03-2009 14:09:26 Чунга Чгук [ответить] [+цитировать] [48]
13089862что ж, завхоз бестолковый чтоле?
*** паходу тут токо ты бестолковый...
Кирзач, 18-03-2009 14:31:31
ответ на: ЖеЛе [43]
>18-03-2009 14:09:26 Чунга Чгук [ответить] [+цитировать] [48]
13089893>
>что ж, завхоз бестолковый чтоле?
>
>*** паходу тут токо ты бестолковый...
хехе, только собирался то же самое написать чунгачкуку этому
Чунга Чгук, 18-03-2009 14:31:34
ответ на: Кирзач [42]
опять же, первитин
13089894ЖеЛе, 18-03-2009 14:34:22
18-03-2009 14:22:47 Кирзач - гы... а и впрямь - дерматин... кстате - "дермаНтина" не токо в сети а и в вывесках, объявах и ваще на улицах - как грязи...
13089917я и не задумывалсо раньше...
Кирзач, 18-03-2009 14:35:26
ответ на: Чунга Чгук [45]
>опять же, первитин
13089925спасибо, не знал.
ну тогда тем более...
Чунга Чгук, 18-03-2009 14:36:07
ответ на: ЖеЛе [46]
похоже не я тут "токо бестолковый"
13089929Кирзач, 18-03-2009 14:40:56
ответ на: ЖеЛе [46]
Сейчас контроля нет, поэтому такие перлы и выдаются в объявах и прочем...
13089978самое смешное, вполне может статься так, что словари запестрят пометнками "вариант" и "двойная норма" очень скоро.
про ударения - вообще отдельная тема.
попса делает свое чорное дело... "вместо письма - пригОршня пепла", "пристрелить не поднЯлась рука" - это ведь еще из старой доброй попсы, лет 20 уже... и что - из молодых уже никто ошибок в ударении не слышит. да и из старых тоже почти никто.
Фаня, 18-03-2009 14:45:27
Автор, на какой чужбине живешь? Если не секрет, конечно. Если хоть немножко можешь на аборигенском изъясняться письменно, то до кондиции текст тамошние редактора сами доведут. Издавайся. Побираться точно не будешь.
13090049"Митрофаныч" твой тоже неплох. Хотя со стилем там, по-моему, намудрено. То от имени одного героя вроде как повествуешь, то на другого хочешь перейти. В целом речь от автора фривольная получилась, и нашим и вашим, без присутствия самого автора.
Первые твои тексты, честно, не понравились.
А тут всё крепко сбито. Тварью заинтриговал, нечего делать. Сюжет прослеживается, стиль меняется в зависимости от описываемых событий. Молодчина ты, автор!
Извини, что на "ты": формат сайта обязывает. Но с уважением!
ПС. Если из-под фуражки головы не видать, то можно и фуражкой кивнуть. А на дерматин забей.