Виктор проснулся очень рано. Так рано, что даже вставать казалось было неприлично, да даже по отношению к соседям – немецкой семьи, среднего дохода, с двумя дочурками. Девочки были совсем маленькие – Виктор кажется помнил, что одной было пять, а другой семь. У обоих были светлые волосы, затянутые в две милые косички.
В пустой комнате громко стучали часы. Ненатурально аккуратно убранная кухня блестела словно луковица славянской церкви – Виктор любил чистоту, но кухней пользовался очень редко. Заварив чай и насыпав туда пару ложечек сахара, он уставился в окно, за которым серело Гамбургское небо. Осень неумолимо надвигалась, это чувствовалось во всей окружающей атмосфере, люди потухли, люди устали от лета, многим захотелось снова окутаться этой сладкой жалостью к себе, обняться ей покрепче и схватить сверкающий оргазм гормональной дисфункции в куче осенних листьев пестрой расцветки.
Виктора также одолевало ностальгическое чувство так давно ушедшей радости жизни. "Эх, вспомнить только... Родительская спальня, яркий луч солнца падающий из окна, так густо насыщенный пылинками...И я, такой маленький, пучеглазый дурашка...Весело смеющийся, когда мама возвращается домой с работы...Хоть и уставшая, хоть и злая, но мама. Любимая мама..."
Потупив взор в пол, он напряг память. "А как же это было? Как же....Ээээ...Я попросту не могу вспомнить. Боже мой....Я начинаю терять самое дорогое, что у меня есть. Мои детские воспоминания..." - Виктор сполз с табуретки на пол и заплакал. На улице застучали трамвайные рельса – первый транспорт двинулся по своим путям.
Капля трубопроводной воды застыла, словно арктический кристалл, на кончике крана. Минут двадцать он сидел, застыв как изваяние. Затем Виктор шевельнулся. Глаза его поднялись, рот растянулся в безобразной улыбке.

- Я знаю, что делать.

                                                                    ***

- Дитрих! Сегодня твоя очередь забирать детей из сада! – послышался раздраженный голос Евы. Она пыталась перекричать фен, которым старательно распрямляла свои белесые кудри.

- Евочка, у меня срочная встреча... – Дитрих испуганно полу-прошептал, полу-прокричал в ответ.

- ЧТО, что, что? Я ничего не слышу милый...
- Да выключи ты эту турбину!
- Не груби мне! – оскалилась Ева, резко выдернув фен из розетки, - Что такое?
- Я не могу. У меня встреча.
- Подонок, - железные нотки, словно игла, кольнули слух Дитриха, - Ты мне изменяешь с этой шлюхой?
- Какой еще? Ты о ком Ева? – Дитрих сделал невинные глаза и углубился в страницы желтой прессы.
- Сам знаешь о ком...
- Прекрати эти безосновательные обвинения в мой адрес! Иначе мы поругаемся! Я предупреждаю тебя, - Он пытался казаться максимально веским в своих изречениях.
- Уже поругались, - устало огрызнулась Ева, - Я заберу девочек. Хотя бы мать у них должна быть...

Накинув легкое, бежевое пальтишко и поправив болотного цвета берет, она выпорхнула в полопавшуюся дубовую дверь квартиры, при этом выразительно хлопнув ею. 

Дитрих оторвался от газеты, внимательно прислушался к звукам, доносившимся из проходной и, по-собачьи глядя исподлобья, высунул голову в дверной проем между гостиной и прихожей. Тишина была ответом на его немой вопрос. Он достал мобильный телефон и, покопавшись в списке контактов, нажал кнопку соединить.

- Але? Брунхильдочка? Ага....Ага....Подъеду, да. Целую, до вечера!


                                                              ***

Малышки Францыска и Сюзана крепко-накрепко привязаны к батарее. Францыска отчаянно рыдает, потирая глазки кулачками. Ее красивый бант покоится на паркете, он весь потоптан и испачкан. Личико Сюзаны вообще ничего не выражает, у нее глубочайший шок. Взгляд не двигается, девочка практически в обмороке.

Виктор убрал голову из под холодной струи ванного крана. Распрямился, шумно вздохнув и потянувшись. Лицо его озаряла искренняя улыбка счастливого человека. Он не просто сиял, Виктор искрился – его зрачки даже чуть-чуть расширились, словно мозг одурманило огромное количество эндорфинов.

Он, слегка приседая в коленках на каждом шаге и необычайно широко размахивая руками, подошел к девочкам. Воткнувшись в них глазами, он медленно поднял бант Францыски и, словно «писатель» из далекого фильма Тарковского «Сталкер» одел венок из колючей акации, водрузил на голову детский бант. Личина его замерла, он жадно причмокнул, вылупил глаза в потолок и нервно повел кистями рук.

- Дддддддааааа....- глухо прохрипел он, - А теперь...

Виктор потянулся к беззащитным детям.


Он начал нараспев приговаривать:

«Разум мой озаряют оргазмистические волны глубочайшего счастья. Настолько чистого, безупречного и искреннего, что хочется все вновь и вновь погрузится в его самую суть. Войти все глубже...Иии.....Ээ...Ы...А....Не кусайся, сучка....И слиться с этим ярким, ббб..... ооо.....белым светом. Отдаться полностью красочному миру детства....А мамуля ваша похолоднее была, далеко ей до вас....Миру детства...Миру, который по истине является единственным истинным возможным счастьем в этом бббб....ррр.....оооооо.....бренном мире...Вот так...Да....»

Принимать душ было одним удовольствием. Во всем теле чувствовалась легкость и расслабленность.

- Эрегированный космос... – прошептал Виктор, - не иначе...Моя следующая книга будет о бритых пилотках и статуях... Во истину озарение пришло...пришло...пришло......ко мне....

Tweet