Был сумрачный дождливый день, я брел по городским улицам и обдумывал сюжет будущего рассказа. Точнее сказать, я чувствовал, что сюжет, о котором я пока не имел ни малейшего представления, вот-вот явится ко мне. Это очень специфическое, сакральное чувство: вроде бы, все так же, как и прежде, но ты знаешь, что внутри, в груди, поселилось что-то особенное, что-то горячее и колючее. В самые ближайшие минуты оно непременно прогрызет дорогу наружу и озарит тебя ослепительным блеском своего великолепия.

В придорожной палатке с аудио-видео барахлом стоял чувак и вяло переминался под порывами ветра. Бросив небрежный взгляд на его товар, я вдруг выхватил из кучи названий будоражащие слова “Blues Magoos”.
-    Ни фига себе! – присвистнул я. – Вот так музон у тебя!
-    А то! – гордо отозвался чувачок. – Барахла не держим. Есть “Iron Butterfly”, “Psychedelic Furs”, “World War Three”, “Lucifer’s Friend”. «Друг Люцифера» мне особенно нравится. Всё на эмпэтри. Цены смешные – полтинник за диск.
-    Беру, - кивнул я и стал выгребать из карманов последний рубли.
Денег не хватало.
-    Да ладно, - вдруг сделал широкий жест парень, - я тебе и так эти диски отдам. Я здесь не из-за денег, а из любви к искусству.
Мы разговорились. Чувака звали Рудольфом. Имя его мне не понравилось, ну да ладно, он не виноват, что его так назвали. Парень оказался знатоком андеграундной музыки и шизоидной литературы. Жил в собственной пятикомнатной квартире, которая была завалена музыкой, фильмами и книгами. Встретить такого перца в нашем гопническом городе казалось небывалым событием. За какие-то считанные минуты мы прониклись друг к другу небывалой симпатией.
-    Олег, - представился я.
-    Слушай-ка, - прищурился Рудольф. – А фамилия твоя случайно не Лукошин?
Я немного офигел, но вида не подал.
-    Лукошин, - подтвердил застенчиво.
-    Блин, вот так удача! – воскликнул парень. – Тот самый Олег Лукошин! Я твой поклонник, Олежка!
-    А откуда ты меня знаешь? – удивился я.
-    Ну кто же не знает, - расплылся он в улыбке, - Олега Лукошина! Знаменитого писателя! Я всё у тебя читал.
-    Читал? – удивился я.
Читать меня никто не мог. Писал я тогда исключительно для себя, в Интернете не вывешивался и знать обо мне было невозможно. По крайней мере, я так думал… Что-то тревожное было в этом Рудольфе, что-то неуловимо неподвластное и одновременно настораживающее.
«Что-то в нем не то», - выдал мне мой внутренний голос.
-    Я читал все твои романы, - подмигнул мне Рудольф. – И «Сгустки», и «Владельца тревожности», и «Варварские строки». Брат, это грандиозно! Изысканнейшее чтение! Просто изысканнейшее! Эти произведения опережают своё время. Не расстраивайся, если современники не смогут их понять. История расставит всё по местам, и ты займёшь своё почётное место в пантеоне мировой литературы.
Я стоял обескураженный и потерявший дар речи. Мне хотелось расспросить нового знакомого, выведать все секреты о том, как смог он прочитать произведения, которые существуют в единственном экземпляре и хранятся в старой спортивной сумке, которую я прячу под кроватью – хотелось, но почему-то язык мой отказался переложить в вербальную форму мои сомнения.
На следующий день мы встретились снова. Выпили по пиву, послонялись по городу и отправились играть в бильярд. Рудольф был весел, подвижен, много говорил об искусстве, хвалил меня и презрительно уничижал знаменитых писателей сравнениями со мной.
-    Фолкнер, блин! – усмехался он. – Маркес… Грасс… Рушди… Как им всем далеко до тебя, Олежка! Как же все они завидуют тебе, родной ты мой, в могилах или вживую. Видел бы ты, как рычит старик Фолкнер в своём гробу. Рычит и бьётся о дубовые доски. «Пустите меня к Лукошину! – вопит он. – Я перегрызу ему глотку! Я не могу спокойно лежать в могиле, зная, что по земле ходит этот монстр литературы!»
Я слушал эти слова с тревожным ощущением. Почему-то мне стало казаться, что скоро со мной произойдёт нечто нехорошее.
«Так и будет, - подтвердил внутренний голос. – Очень нехорошее».

Вскоре после знакомства с Рудольфом, я завёл подругу. Точнее, она завела меня. Я шёл по улице, рядом со мной остановился «Мерседес», и шикарная девушка в норковой шубке, приоткрыв дверь, спросила меня, как проехать до арматурного завода.
До арматурного завода! Не слабо, да?
-    Понятия не имею, - ответил я. – Я вообще про такой завод первый раз слышу.
-    Ну, он рядом с комбинатом мягкой мебели, - пояснила она.
-    И про комбинат мне неизвестно, - отозвался я.
-    Там ещё поблизости приход Единой Баптистской Церкви, - не теряла надежды девушка.
-    А что, - удивился я, – в нашем городе есть Единая Баптистская Церковь?
Девушка с лёгкой улыбкой разглядывала меня.
-    Мда, глухо, - покачала она головой. – А может, сядешь в машину, проедешь со мной. А то я совершенно не знаю города. Может вместе найдём.
В чужие подозрительные машины садиться нельзя. Тем более, если за рулем бабы в норковых шубах. Разумеется, я поступил наоборот – открыл дверцу, уселся на переднее сиденье и, махнув рукой, сказал: «Трогай!».
Полдня мы гоняли по городу и его окрестностям в поисках арматурного завода. Был обнаружен пивзавод, молокозавод, завод железобетонных изделий, но никакого арматурного завода и в помине не было. Я уже злился на всё это, а вот моя спутница похоже совершенно не расстроилась оттого, что завод не возникал в поле зрения.
-    Как тебя зовут? – спросила она меня.
-    Олег, - буркнул я.
-    А меня – Изабелла.
-    Очень приятно.
-    Лицо у тебя знакомое, - вглядывалась она в мой профиль. – Где-то я тебя видела.
-    Вряд ли. Я не снимался в кино.
-    Твоя фамилия случайно не Лукошин?
Медленно, но нервно я перевёл на неё глаза.
-    Лукошин, - ответил глухим голосом. – А откуда ты знаешь?
-    Ты тот самый Олег Лукошин?! – с изумлением взирала она на меня.
-    Вряд ли тот самый. Вероятнее всего, я однофамилец того Лукошина, о котором ты говоришь.
-    Да нет же, нет! Ты Олег Лукошин, знаменитый писатель!
«В честь чего я знаменитый? – изумлялся я. – Кто меня прославил?»
Изабелла ударила по тормозам. Машина остановилась.
-    Олег! – воскликнула она. – Какое счастье, что мы встретились! Я плакала над твоими романами! Представляешь, я просто рыдала над «Владельцем Тревожности», особенно в той сцене, где герой убивает ножом свою любимую девушку! А потом оказывается, что это не совсем убийство. Точнее убийство, но оно как бы расслаивается. Это какое-то над и сверх убийство – девушка умирает в одной из граней реальности, но в другой продолжает жить. Как умер, но остался жить до этого и сам герой.
Она смотрела на меня восторженно.
-    Чёрт возьми, Олег, неужели это ты! – произнесли её губы, покрытые дорогой помадой, блеск которой слепил моё и без того помутневшее сознание. – С того момента, как я прочла тебя, я только и делала, что жаждала соития с тобой.
Она впилась ненасытным ртом в мои губы. Руки её шарили по моему телу. Она раздевала меня.

Изабелла призналась мне в любви до гроба и решила поселиться вместе со мной. Она купила коттедж, полностью обставила его и заставила меня переехать к ней. Рудольф мой выбор одобрил и пожелал мне удачи.
-    Классная бабенция! – показывал он мне большой палец. – Привалило тебе счастье, Олег, ой, привалило! Я о такой девке в самых липких фантазиях не мечтал. Держи удачу, то есть Изабеллу, за титьки и не вздумай отпускать.
Изабелла с Рудольфом быстро подружились друг с другом.
«Подозрительно быстро», - заявил мне мой внутренний голос, но я заставил его заткнуться.
-    Олег творческая натура, - услышал я как-то их разговор. – Ему требуется уход и забота, - говорил Рудольф.
-    Ты прав, - отвечала Изабелла. – Ты трижды прав. Окружить его плотным кольцом заботы – вот наша первостепенная задача.
-    Погрузить его в любовь и нежность, - выдвигал предложения Рудольф.
-    В дружескую и сексуальную негу, - поддакивала Изабелла.
-    Мы должны во что бы то ни стало сохранить его.
-    Уберечь.
-    Подготовить.
-    К спо-кой-стви-ю! - хором произнесли они и засмеялись.
Жизнь моя значительно изменилась. Я проводил время в омерзительной роскоши, пьянстве и телесных усладах. Желание писать постепенно угасало. За прошедшие со времён знакомства с Рудольфом и Изабеллой месяцы я не написал и двух строк.
-    Ничего, - говорила мне Изабелла.
-    Ничего, - махал рукой Рудольф.
-    Талант не пропьёшь.
-    Не продашь на барахолке.
-    Талант – он навсегда.
-    Ты ещё напишешь произведения, от которых у всех будет стынуть кровь в жилах.
-    И вываливаться геморрой.
-    Пока отдыхай.
-    Отдыхай пока.
И я отдыхал. Отдыхал, отдыхал, отдыхал. Отдыхал неистово и самозабвенно.

-    Сынок! – стоял передо мной лысый человек в дорогом костюме и очках в золотой оправе. – Ты не узнаёшь меня, Олежка?
-    Вы ошибаетесь, - ответил я, попытавшись закрыть дверь.
Незнакомец просунул в проём ногу.
-    Ты не понимаешь, - протискивался он в квартиру. – Я не шарлатан, я настоящий. Понимаешь, твой настоящий отец!
-    Мой отец умер, - ответил я. – Я собственноручно забивал в крышку гроба гвозди.
-    А-а-а! – заулыбался мужчина. – А вот она где, загадка! А вот она, великая из тайн! Дело в том, что тот человек не был твоим отцом!
-    Да что вы! – усмехнулся я.
-    Твой отец – я! Хочешь, я докажу тебе это?
Вылезшая на шум Изабелла стала уговаривать меня выслушать этого странного посетителя. Появившийся в дверях Рудольф тоже присоединился к уговорам.
-    Тебе надо побриться налысо! – убеждал меня незнакомец. – На темечке ты увидишь родимое пятно, точно такое, как это.
Он нагнулся и большим мясистым пальцем ткнул себе в черепушку. В указанном месте, в самом центре плеши значилось родимое пятно.
-    На три шестёрки похоже, - осмотрел я его.
-    Тебе кажется, - отозвался лысый.
-    Кажется, кажется, - закивала Изабелла.
-    Точно кажется, - подтвердил Рудольф. – Нисколько не похоже.
После получаса уговоров я согласился побриться наголо.
-    Да нет у меня никаких пятен, - говорил я. – Не в первый раз бреюсь.
Они всё же обрили меня. К моему немалому удивлению на том же самом месте, что и у лысого гостя, на башке моей светилось родимое пятно, весьма и весьма, кто бы что мне ни говорил, напоминавшее три шестёрки.
-    Здравствуй, сын! – раскрыл свои объятия лысый.
-    Здравствуй, папа! – обнял я его.
Был тотчас же накрыт стол. После нескольких рюмок я окончательно уверовал в пришествие отца.
-    Папа! – плакал я, целуя вновь обретённого родителя. – Я всегда знал, что ты найдёшь меня!
-    И мы знали, и мы! – говорили Рудольф, Изабелла и мой новый отец. – Мы всегда знали это.
Моего отца звали Конрад Валентинович. Он оказался гражданином Канады. Родом его деятельности были финансы и недвижимость. Он владел небольшой, с годовым оборотом в пару миллиардов долларов, фирмой в Оттаве.

Через пару дней мы махнули на Багамы - праздновать счастливые перемены в моей жизни. Кроме меня с отцом поехали, разумеется, и Изабелла с Рудольфом. На всякий пожарный я захватил с собой старую спортивную сумку со всеми своими произведениями. Я боялся оставлять без присмотра плоды своей творческой деятельности.
Первая неделя пролетела как сказка. Мы купались, загорали и пили коктейли.
-    Я всегда знал, - говорил я себе, - что в моей жизни произойдёт нечто, что кардинальным образом изменит её.
«Ничего ты не знал», - возражал мне мой внутренний голос.
-    Я верил, что рождён для большего.
«Не верил, и не думал верить», - язвил он.
-    Ощущение это жило во мне всегда.
«Да не жило в тебе никакого ощущения! – психанул голос. – И не пытайся себя обманывать».
Однажды ночью мне приснился страшный сон. Мне снилось, что мой отец Конрад Валентинович вместе с моим другом Рудольфом и подругой Изабеллой сидят, взгромоздившись, на моём теле и пьют мою кровь.
В ужасе я проснулся. Конрад Валентинович, Рудольф и Изабелла подпирали меня своими разгорячёнными телами и, припав к моей шее, пили кровь.
Горячую, живительную кровь русского писателя!
-    Господи! – промолвил я. – Что вы делаете?
Они стушевались.
-    Зашли подоткнуть тебе одеяло, - ответила Изабелла.
-    Вы пьёте мою кровь! Вот она – капает с ваших губ.
Они переглянулись.
-    Олег, - сказал мне Рудольф, - ты всё неправильно понял.
-    Да и вообще ты ещё спишь, - добавил папа Конрад. – Мы тебе снимся.
Я поднял руку, сложил пальцы щепоткой и перекрестил незваных гостей.
Отреагировали они бурно. Все трое повалились с кровати на пол, зашипели, издали хрипящие вопли и задымились.
-    О, небо! – вырвалось из моей груди. – Вы - исчадия ада! Вы – демоны! Вы – силы зла!
-    Олег, послушай нас! – попытался заговорить со мной тот, кого я знал раньше как Рудольфа. – Всё дело в твоём воображении. Ты представляешь всё это, фантазируешь, понимаешь? Пожалуйста, не крести нас больше!
Я вскочил на ноги и стал крестить их часто и яростно. Адские нетопыри завизжали, лица их и фигуры стали меняться – они почернели, кожа обрастала шерстью, за спинами показались огромные безобразные крылья.
-    Тебе не уйти от нас! – визжала Изабелла. – Ты в нашей власти!
-    Ты обречён! – грохотал Конрад.
-    Доверься нам! - шипел Рудольф.
Я выхватил из-под кровати заветную сумку с рукописями и бросился в ванную. Демоны метнулись вслед за мной. Закрывшись в ванной, я стал лихорадочно осенять дверь крестными знамениями.
-    Олег! – доносился до моих ушей вкрадчивый шёпот. – Пойми, мы не можем позволить тебе явиться этому миру в качестве писателя. Твои произведения нанесут непоправимый урон гармонии сил на Земле. Ты спровоцируешь людей на тяжкие раздумья, на сомнения в правильности своей жизни, ты повергнешь их в шок и смятение, ты лишишь их покоя. Разве непонятно тебе, что это тяжкий грех? Грех, понимаешь?
-    Миллионы писателей делают то же самое! – крикнул я. – Почему вы не пришли к ним?
-    Миллионы… - хрипло усмехнулись они. – Что нам до миллионов, когда есть ты. Ведь всем понятно, что ты лучший.
«Вот так вляпался! – лихорадочно вертелось в моей голове. – Как же так получилось, как? И что делать?»
Я бросил взгляд на сумку с рукописями. Странное ощущение пришло ко мне, ощущение, что разгадка всего происходящего может находиться в ней. Я открыл сумку и стал перебирать листы с названиями произведений.
-    Не то, не то, - бормотал я, откладывая листы в сторону, - опять не то.
-    Смирись, Олег! – шипели демоны. – Ты же понимаешь, что эта дверь нас не остановит. Ты будешь очень счастлив, очень богат. У тебя будет всё. За это ты должен сделать самую малость. Не писать. Просто не писать, и всё. Чего тебе стоит?!
-    Вот! – выхватил я из сумки пачку листов. Удивлению моему не было предела. – Как такое могло произойти?
Я держал в руках листок, на котором было написано: «Лукошин и силы зла. Рассказ».
-    «Был сумрачный дождливый день, - начал я читать текст. – Я брел по городским улицам и обдумывал сюжет будущего рассказа…»
-    Чёрт! – процедил я сквозь зубы. – Этого не может быть!
Пролистав пару страниц, я стал читать дальше.
-    «Вскоре после знакомства с Рудольфом, я завёл подругу. Точнее, она завела меня…»
-    Как это понимать?! - недоумевал я.
-    «Сынок! – стоял передо мной лысый человек…» – читал я ещё.
-    Я всё это писал? – ошарашено глядел я в пустоту. – Это мой рассказ? Я сделал себя героем своего рассказа?
Неповоротливые и колючие мысли тяжело и болезненно продирались сквозь лабиринты сознания. Понимание не приходило.
-    Так чем же он закончился? – я стал перелистывать страницы. – Мне надо прочитать, и всё станет ясно.
«Стоп, - остановил меня внутренний голос. – А вдруг в финале рассказа демоны убивают тебя? Или подчиняют своей воле, что ещё хуже?»
-    Но я не мог написать такого, - ответил я. – Я не враг себе.
«Если ты придумал каких-то демонов, - не унимался голос, – и себя рядом с ними, то ты запросто мог сочинить и трагический конец. Просто так, ради бахвальства».
Я призадумался.
-    Да нет, нет же, - отогнал я дурные мысли. – Я не мог написать этого.
Я заглянул в конец рассказа.
«Я заглянул в конец рассказа», - прочитал я последние слова. На этом рукопись обрывалась.
-    Что за чертовщина! – воскликнул я.
«Смотри, смотри! – завопил внутренний голос. – Появляются новые строки».
Я перевёл глаза на бумагу.
-    «Смотри, смотри! – завопил внутренний голос», - прочитал я появившиеся строки. - «Появляются новые строки».
Я был окончательно сбит с толку и обескуражен.
-    Что происходит? - недоумевал я. – Новые предложения пишутся оттого, что я думаю о них?
«По-моему, всё сложнее, - отозвался внутренний голос. – Скорее всего, ты не только их обдумываешь, ты их и записываешь».
-    Но я не пишу, ты же видишь! – воскликнул я. – В моих руках нет ни ручки, ни карандаша.
«Их пишет другой Лукошин, - трагически ответил голос. – Тот, который сидит сейчас за столом, водит пальцами по клавиатуре и считает, что придумывает очередной офигительный рассказ».
-    Но я здесь! – крикнул я. – Вот он я, Лукошин Олег, в этой трижды проклятой ванной комнате в трижды проклятом отеле на трижды проклятых Багамских островах! Я не могу находиться в двух местах одновременно.
«Можешь, - сурово произнёс голос. – Ты творчески раздвоился. Ты одновременно в своей квартире и в своём рассказе в ванной комнате на Багамах. И теперь ты, то есть тот Лукошин, который нажимает на клавиши, может сделать с самим собой всё что угодно».
-    Ах, гадство! – воскликнул я. – Но ведь я, то есть тот Лукошин, который набирает сейчас этот рассказ за компьютером, не понимает, ни хрена не понимает, что всё происходит по-настоящему! Что демоны на самом деле могут подчинить меня своей власти. Или даже уничтожить!

«Что-то разволновался я в своём рассказе», - подумал я, усмехаясь.
Часы показывали 12.13. Я сидел за столом и писал новый рассказ «Лукошин и силы зла».
«Может быть сделать себя в рассказе более спокойным и хладнокровным? Вот я сижу, мужественно жду своей участи и ничто меня не колышет. Так, а демоны что же бездействуют? Вот напишу сейчас, что они стали выламывать дверь».

В этот момент дверь тяжко загудела и едва не сорвалась с петель.
-    Демоны перешли в атаку! – воскликнул я и руки мои задрожали.

«Ну вот, опять – «задрожали руки». Хотя ладно, я же хочу передать ситуацию психологически достоверно. А страх весьма достоверен в данный момент».

-    Что же делать? – метался я по ванной комнате. – Сейчас они ворвутся!
В груди моей тяжёлой нескончаемой лавиной нарастало отчаяние.
«Смотри, смотри! - крикнул мне внутренний голос. – Новые строчки в рассказе. Похоже ты, то есть тот Лукошин проявил себя!»
Я схватил листок. «Что-то разволновался я в своём рассказе…», - прочитал я.
-    О, идиот! – заскрежетал я зубами. – Ты просто идиот! Олег, как ты не понимаешь, что всё происходит по-настоящему? Что демоны действительно могут ворваться в эту ванную комнату и уничтожить меня!? А значит и тебя!

«Прикольно, прикольно, - радовался я. – Диалог себя с собой. Занятно выходит. Может, ответить ему? Ку-ку. Олег, слышишь меня?»

-    «Ку-ку», - прочитал я проявившиеся на странице строки. – «Олег, слышишь меня?».
-    О, нет! – отвернулся я в бессилии. – Он воспринимает это как игру. Как литературную забаву. Одумайся, Олег! Всё на самом деле. Всё серьёзно!
«Да, именно так он всё и воспринимает, - сказал голос. – Дело плохо».
Новый, ещё более сильный удар обрушился на дверь.
-    Ты наш!!! – шипели демоны. – Ты наш навечно!
Дверь едва держалась на петлях.
«Ещё один удар, и ты пропал», - трагически произнёс внутренний голос.
-    Что же делать?! – воскликнул я в отчаянии.
«Надо брать ситуацию в свои руки», - сурово ответил голос.
-    Но как?
«Ты должен сам дописать окончание. Другой Лукошин не заслуживает доверия».
-    Сам? – я огляделся по сторонам. – Но чем? У меня нет ни ручки, ни карандаша, ничего.
«Пиши кровью!»
Больше я не раздумывал. Раны, которые нанесли мне демоны, продолжали кровоточить. Я ткнул пальцем в одну из них и стал водить им по странице с рассказом.

-    Ну ладно, - сказал я, вставая со стула. – Ты тут попиши, а я пойду чай попью.

«Как же быть в такой ситуации? – выводил я окровавленным пальцем слова на бумаге. – Что делать? Просто закончить рассказ, написав о том, что демоны отступили? Но это выйдет неправдоподобно. Если они пришли, то просто так не уйдут».
«Напиши, что ты схватил топор и стал рубить им демонов напополам», - подсказал внутренний голос.
Я огляделся по сторонам.
-    Но здесь нет топора!
«Напиши, и он появится».
-    Точно! – воскликнул я. – Ведь я автор рассказа. Я могу придумать всё что угодно.
«Я пошарил рукой под ванной, - написал я кровью, - и неожиданно для себя нащупал рукоятку топора».
Я пошарил рукой под ванной и неожиданно для себя нащупал рукоятку топора.
-    Вот так удача! – воскликнул я. – Теперь я зарублю этих демонов!
На рукоятке топора была выгравирована дарственная надпись: «Олегу Лукошину на память. Железный Дровосек».
-    Спасибо тебе, Железный Дровосек! – воскликнул я. – Ты спас меня.
Я взял топор в руки, выпрямился в полный рост и приготовился к атаке.
От очередного удара нетопырей дверь сорвалась с петель. Первый демон, а был им мой бывший друг Рудольф, влетел в ванную комнату.
-    Олег, не делай этого! – увидел он в моих руках занесённый для удара топор. – Я твой друг!
-    К чёрту дружбу! - ответил я, опуская топор на его голову.
Голова раскололась надвое. Демон, содрогаясь в предсмертной агонии, рухнул у моих ног.
Следующим в дверном проёме показалась демон Изабелла.
-    Не делай этого, Олег! – заверещала она. – Я твоя любовь.
-    К чёрту любовь! - прошипел я, раскалывая её голову.
И её агония была страшной.
-    Олег, я твой отец! – вопил демон Конрад. – Не делай этого!
-    К чёрту родственников! - прорычал я, убивая его. – Тем более, если они не настоящие.
Я послюнявил палец и стёр со своего черепа родимое пятно, которым эти подлые демоны желали уверить меня в родственных связях с одним из них. Светоносный Лукошин не может иметь на теле дьявольских отметин!
-    Всё к чёрту! – орал я. - Всё в бездну! Всё в забытьё, если это мешает творчеству! Вам не одолеть меня, демоны ада! Меня, писателя Олега Лукошина!
Голос мой разносился по всем Багамам, и испуганные мулаты недоумённо просыпались в своих постелях, гадая, что же происходит и что за существо является обладателем этого могучего голоса. Я держал свой топор в руках и улыбался. Я был победителем.
Потом я обмакнул палец в кровавую рану и крупными буквами написал:
                                               
                                                      КОНЕЦ

Выпив чая, я вернулся к компьютеру. Рассказ был уже закончен.
-    Ну что же, - удовлетворённо потёр я руки. – Не придётся выдумывать финал. Всё уже написано.
Часы показывали 13.08.
-    Быстро и сердито, - удовлетворённо отметил я. - Надо почаще загружать этого Лукошина. А то совсем обленился, бездельник.

Tweet