Пилип Каптур медленно бродил вокруг раскаленного от летней жары железнодорожного вокзала. Солнце, пылая багровым огнём, из-за сиреневых туч, освещало только верхушки уцелевших от войны тополей. Гудели, стучали по рельсам паровозы. Толкались мешками приезжие, курили, смеялись у эшелонов солдаты.

Настроение у Каптура было хуже некуда. Орша - большой город, надеялся он сбыть здесь часы, которые у убитых им немцев забирал. Целый день с раннего утра на рынке толкался-торговался, да не продал ничего. Не дают за часы хорошей цены. А у Каптура всё просчитано, меньше денег брать нельзя, иначе на корову не хватит.

Вот и мучайся теперь, ведь корову-то уже сторговал. Жена-то его продала на рынке всё, что привезла. Куртки, перешитые из немецких кителей, штаны форменные немецкие, сапоги одни. А он с часами так и простоял весь день. Завтра придётся опять идти, иначе коровы не видать. С такими грустными мыслями и бродил Пилип вокруг вокзала, на котором они с женой расположились на ночь в зале ожидания.

По платформе навстречу Каптуру прошли пьяные военные. Наверное, из эшелона, который шёл на восток из Германии. Солдаты все в орденах, медалях, тоже мне - Герои-Победители, фу ты, ну ты! А Каптур ходит такой скромный, хотя немцев побил не меньше каждого из этих вояк, а то и больше!

И стал Каптур на них злиться. Сидят в вагонах, поют, тушёнку разогревают на костре, а Каптур хлеб и сало всё своё съел. Думали ведь с Пилипихой, что на день поедут, а вот не повезло как! И беззаботные эти солдаты, как будто не с японцами едут воевать, а так, на гулянку.

И бабы местные вокруг них так и вьются. Мужиков-то побило, нет мужиков, а тут целый поезд. А Каптура бабы не видят. Нет для них Каптура! Хоть и китель военный офицерский на нём, но без медалей, без погон. Вон Пилипиха в окне сидит на мешках в зале ожидания, век бы её не видал!

А офицеры из эшелона, небось, в ресторане пьют. Может быть, им часы предложить? Да куда там, они ведь из Берлина вагонами отправляли шмотки. У солдат и то по огромному чемодану с барахлом. Что уж про офицеров говорить! Вспомнил Каптур, как пришёл с войны в соседнее село земляк. Платьев привёз чемодан, разных, с кружевами и без кружев. Легкие, мягкие, красивые. Жену одел, дочь, сестру. Пришли они на вечеринку в этих платьях - все обомлели.

Так и млела деревня месяц, пока не оказалось, что не платья это вовсе, а ночные рубашки, бельё. Спали в них немки, а наши девки на вечеринку пошли. Вот смеху было. Да и откуда знать - отродясь никто в деревне белья этакого в глаза не видел.

Подошёл Каптур к окнам ресторана. Рама открыта, душно - лето. Музыка играет, пахнет водкой и едой. Каптур даже слюну сглотнул. У самого окна три офицера, все в орденах, медалях. Один спиной сидит, громко что-то рассказывает, и голос у него знакомый, похожий на чей-то. Не помнит только Каптур, на чей. Постоял он и пошёл дальше вокруг вокзала гулять.

Вокзал уже старенький, наполовину разрушенный. От бомбёжки пострадал. Правая сторона здания вся с землёй сровнена, а левая - ничего, стоит, кое-как ещё держится, дырки в стенах досками заколотили, кое-где подпорки из брёвен, подмазали, подкрасили - послужит ещё год, пока немцы новое здание не закончат. Строят они его рядом, почти впритык к левой разрушенной стороне.

Огромное будет здание. Каптур пока обходил строительство, так даже устал, просел на брёвна у забора, где ещё доски штабелями сложены и подумал, что таких бы досок ему на сарай как раз бы хватило. Даже осталось бы ещё чуток для мелких нужд. Жаль, их нельзя в кармане унести. Немцы работают на кладке. Смотри-ка ты - солнце уже садится, а они всё впахивают до темноты.

Домой, видать, торопятся. Говорят, обещали им наши, что, когда они вокзал закончат строить, всех их отпустят домой к семьям. А дали бы Каптуру власть, он бы их сразу после строительства и расстрелял. Ещё возить их, сволочей, до дому. Ух, гады, лепечут ещё по-своему: «Арбайтен, арбайтен!»

- Шнель, шнель, - крикнул им Каптур слово из своего небогатого немецкого словарного запаса, хотел ещё прибавить «Хенде хох», но подумал, что это, пожалуй, тут будет не к месту.

Немцы посмотрели на Каптура весело и рассмеялись, один помахал рукой. Каптур встал с брёвен и, погрозив строителям кулаком, отправился восвояси. Он подошёл к разбитому окну зала ожидания и заглянул внутрь. Пилипиха всё сидит на мешках, треплется с какой-то бабой. Зараза жадная!

«Пойду, - подумал Каптур, - попробую часы офицерам предложить. Если продам, выпью, и пусть она потом хоть лопнет от злости, скряга старая!» И направился Каптур опять к ресторану. Как раз один из офицеров, тот, что спиной сидел, курил у раскрытого окна.

Были у Каптура часы позолоченные, красивые с камешками и с картинкой внутри на крышке. Рисунок красивый - дом на горе каменный и карета к нему едет. Эти часы и хотел он показать офицеру.

Пошёл Каптур медленно, как бы гуляя, и у самого окна повернулся, будто невзначай. И остолбенел! Перед ним в форме майора Советской Армии с полной грудью наград стоял не кто иной, как сосед Федька, Фёдор Данилович - начальник полиции, немецкий прихвостень! Едва дрогнуло лицо военного, когда глянул он на Каптура. Глянул и отвернулся.

- Федька, ты? - спросил Каптур дрогнувшим голосом.

- Что? - переспросил майор.

- Данилыч, Федька, это ж я, Пилип! - радостно воскликнул Каптур, но майор, пожав плечами, медленно закрыл раму окна.

- Едрит твою налево! - громко выразил всю глубину нахлынувших чувств Каптур и побежал в отделение милиции, где молоденький вокзальный лейтенант, уныло выслушав сбивающийся рассказ Каптура, лениво произнёс:

- Ты что, мужик, умом тронулся? Какой такой начальник полиции? В эшелоне боевые офицеры из Берлина!

- Матерью клянусь, - заорал Каптур, - Федька, сосед, начальник полиции района был при немцах, потом пропал, когда наши пришли. И вот он здесь на вокзале, весь в орденах! Жена моя тут - подтвердит, она его знает!

- Ну, смотри, - сказал лейтенант, - ежели ошибся, сам вместо него сядешь на нары!

Он поднял трубку и сообщил кому-то, что есть подозрение, будто в помещении вокзала находится бывший полицай такой-то, и он сейчас отлучится, чтобы проверить данные. Лейтенант положил трубку, медленно встал и, поправив кобуру, пошёл с Каптуром в ресторан.

Офицеры сидели там же, покуривая, попивая вино и громко разговаривая. Народу было много, дым трофейных сигарет смешивался со сладким запахом махорки и водочных паров. На сцене задорно наигрывал на немецком аккордеоне лысый, как яйцо музыкант. Каптур с лейтенантом прошли через кухню за стойку буфета.

- Вон он, майором прикинулся, - шепнул на ухо лейтенанту Каптур. - Мне его не узнать. Да я его в аду узнаю!

- Ну, смотри! - процедил сквозь зубы лейтенант и, одёрнув кобуру, пошёл к столу.

- Прошу предъявить документы! - громко сказал он, обращаясь к офицерам.

- В чём дело, лейтенант? - прохрипел пьяным голосом сидящий рядом с майором капитан.

- Обычная проверка, - ответил молодой милиционер неуверенно.

Капитан, пошатываясь, встал из-за стола и громко крикнул на лейтенанта:

- Пошёл вон!

В зале воцарилась мёртвая тишина. Перестали стучать ложки, аккордеонист смолк, взяв пару фальшивых нот. Лейтенант покраснел, как помидор, и с ненавистью посмотрел на выглядывающего из кухни Каптура.

- Спокойно, Коля! - вдруг произнёс предполагаемый начальник полиции, а ныне майор советских войск. - Документы у нас в порядке, а лейтенант просто выполняет свой долг. Не надо горячиться.

С этими словами он, звеня медалями, достал из кителя удостоверение личности и протянул лейтенанту. Капитан Коля, успокоившись, тоже достал документы, и третий офицер протянул свои для проверки. Дрожащими руками лейтенант пролистал удостоверения и, козырнув, отдал офицерам.

- Прошу прощения! - промямлил он, покрываясь пятнами. - Разрешите идти?

- Нет, - ответил пьяный капитан Коля, - выпей с нами за Победу!

- Извините, товарищ капитан, - пробормотал, краснея, как школьник, лейтенант, - я на дежурстве...

- Ну, ладно, иди, - крикнул на весь зал капитан и фамильярно хлопнул лейтенанта ладонью по ягодицам. Опять заиграла музыка, зашумел, зазвенел ложками ресторан.

Лейтенант, как вихрь, ворвался на кухню, где скрывался Каптур, и, схватив его за шиворот, потащил к выходу.

- Это он, - упираясь, вопил Каптур, - его нужно было арестовать!

- Да пошёл ты на х...! - зло закричал лейтенант и столкнул Каптура вниз с лестницы. - Лучше не попадайся мне, придурок недоношенный!

Каптур, прокатившись по ступенькам, упал, поднялся с пола и побежал в зал к жене, которая засыпала, сидя на мешках.

- Федька - начальник полиции здесь! - закричал он ей в ухо. - Живой и здоровый! Весь в орденах! Я его узнал, милиционера привёл, а его не задержали! Иди его опознай!

Жена размахнулась и ударила Каптура по лбу. Тот сразу осёкся и замолчал. Пилипиха схватила мужа за лацкан и усадила рядом. Пол-зала смотрело на них, остальные спали.

- Ты что забыл, как Федька тебя, дурака, освободил из комендатуры, когда поймали тебя немцы в лесу с винтовкой, - тихо произнесла Пилипиха. - А соль, когда склады горели, кто нам разрешил брать? Забыл? Кто привёз эту соль прямо в хату нам, забыл?

Каптур притих. И чего это он, правда, побежал в милицию, ведь Федьке он жизнью обязан. Не стал, конечно, с ним давеча Фёдор Данилыч говорить, так ведь оттого, что народу много было в ресторане. А потом, может быть, и поговорил бы где-нибудь на улице. Хорошо всё-таки, что всё так кончилось, что не арестовали Федьку, ведь он худа никому не сделал.

Немцы спалили рядом два села, а их деревню не тронули - Федька не дал. А что партизан вешал, так поделом им - они у Каптура однажды гармонь отняли! Пришли пьяные, вывели на огород, давай, мол, гармонь, а не то застрелим. Отдал он гармонь, смалодушничал. Эх, жалко гармонь, теперь такую не купишь. Думал всё это Каптур и уснул.

Проснулся оттого, что кто-то толкал его в бок. Тот самый лейтенант, который давеча скинул его с лестницы, с трясущейся губой будил Каптура. Пилипиха сидела рядом, отвернувшись.

- Пройдёмте, товарищ, на опознание, - твердил он, - сейчас приедет начальство.

Каптур нехотя встал и побрёл за лейтенантом, который рассказывал своему напарнику:

- Только я вернулся - звонок! Задержать, мол, подозреваемого офицера до прибытия уполномоченного! Я же доложил им, что на вокзале полицай переодетый. Сейчас оформим протокол, и всё!

Каптур вошёл в привокзальное отделение милиции, следом за лейтенантом. У входа кричал и матерился на всю улицу пьяный капитан Советской Армии, тот самый, из ресторана, вокруг стояла толпа, подтягивались со всех сторон солдаты.

Каптур прошёл в комнату, куда ему указали, и увидел, что у стола на табуретке сидит Федька-майор, нервно улыбаясь и постукивая пальцами.

- Садитесь, товарищ, - засуетился лейтенант, обращаясь к Каптуру. - Садитесь и пишите, как вы опознали бывшего начальника полиции.

Каптур глянул на Федьку, и тот ответил ему таким холодным взглядом, что мурашки побежали по спине.

- Я обознался. Это не он. Теперь вижу - не он, - отведя глаза, промычал Каптур.

- Как? - удивлённо воскликнул лейтенант. - Прекрати дурака валять, ты же сам мне его показал!

- Я обознался, - опять промычал Каптур, - это не он.

Возникла неловкая пауза. Где-то на вокзале закричал-заплакал младенец.

- Надеюсь, мне уже можно идти? - улыбнулся майор. - Или ещё что-то?

Лейтенант вытер вспотевший лоб:

- Я должен допросить жену этого мужчины, для верности, - заикаясь, произнёс он.

- Хорошо, я подожду, пока ещё и супруга этого человека подтвердит, что я никогда не был начальником полиции! - горячась, произнёс майор.

- Врёшь, Фёдор Данилович! - произнёс голос из открытых дверей, и в комнату вошёл человек в штатском, при появлении которого лейтенант и два присутствующих милиционера подскочили, как на пружинах.

- Был начальником полиции, был, - сказал уполномоченный, медленно наведя на майора пистолет. - Сдай оружие!

Федька не верил своим глазам - перед ним стоял Иван Обухов….