"За свою жизнь я не раз убеждался,
что подлинные герои в обычной обстановке
бывают, как правило, скромными, не очень
заметными"
                                   Л. И. Брежнев "Целина"


Михал Саныч Мелешин был, сука, завуч. И ещё таки немного преподавал историю. Это был импозантного вида мужчина небольшого роста с чёрными блестящими волосами. Между двумя интеллигентными залысинами располагалась непослушная чёлка. По-моему, он её опылял лаком для волос "Прелесть". Ходил Михал Саныч стремительно, немного подскакивая. Чёлка периодически вздымалась петушиным ирокезом, тогда завуч энергичным движением головы забрасывал её взад. В разговоре он иногда делал резкие клевки своим ебалом (длинная шея позволяла). Подозреваю, что супруга Михал Саныча периодически ходила со сломанной переносицей, настолько велика была амплитуда этих выпадов. В школьной среде завуч закономерным образом гордо носил прозвище – Петух.


    Хотя Михал Саныч и не отвечал за воспитательную работу, он бал парторгом школы. Поэтому вникал во все школьные дела. Даже в те, которые его, бля, ну нихуя не касались. С его подачи проходили самые жестокие комсомольские расправы, вплоть до исключения из рядов. Борьба с курением без деятельного участия завуча была б чисто формальной, а с ним оказалась просто жестокой. За любые контакты с детской комнатой милиции он требовал безусловно выпиздить контактёра из школы. Но самое главное – Михал Саныч был просто злобный мудак, педораз и сволочь. Сказать, что дети его любили – ничего не сказать.


    Директрису и остальных завучей школы Михал Саныч тоже успел заебать своим пионерским задором. Поэтому Петух не без злорадства (директриса хорошо знала образ мыслей своих учеников) был назначен старшим воспитателем на время сельхозработ. Ага, подумали мы. Попался, кучерявенький.


    Этот долбоёб додумался приехать в колхоз на собственной (sic!) машине. Это была тёмно-зелёная копейка, номерной знак 33-61 ММР (почему Петух не установил ростовский номер – загадка). Именно этот рыдван был избран первым объектом для атаки, так как путь к сердцу автолюбителя лежит через его таратайку. Но вульгарными пошлостями (сахар в бачок, картоха в глушитель) заниматься не хотелось. Треба было основательно всё обдумать.


    Домик музыкантов стоял за столовой. Двери выходили прямо в лесополосу, что было вери гуд. Можно было тайно зайти к пацанам дунуть шмали, или просто покурить, или попить пивка. Пивко было всегда, ибо у музыкантов имелись два дырчика. Один был заебись – ИЖ-Планета-Спорт, а другой, извините, Паннония. Понимающие в мотоциклетных делах люди так и говорили: "Мотоциклы бывают хорошие, плохие, Запорожец и Паннония". Короче, свежее пивко прибывало из далёких городов посредством дырчиков с неизменным постоянством. Взамен музыканты требовали только одного. Во время музицирования на танцах, придерживать по очереди большой барабан ногами, дабы не съебался. Ибо он, сука, при каждом ударе колотушки норовил сплеснуть на полмиллиметра, невзирая на четыре кирпича внутри. Дружили, в общем, мы с музыкантами.


    Там и организовался штаб комсомольского подполья. Отныне каждому визитёру вменялось в обязанность насцать в специальное ведро, стоящее в чулане. А ежели гость претендовал на халявное пивко, то ему следовало отойти подальше в лесополосу, где метрах в двадцати находился специальный тазик. В нём аккумулировались фекалии. И не надо думать, что накопление этих субстанций производилось с целью удовлетворения потребностей адептов "золотого дождя" и "шоколадного пудинга". Нет! Подобные декадентские утехи были бы омерзительны нам, советским школьникам и комсомольцам. Но мы о существовании таких пакостей и не подозревали (спасибо Партии и её передовому отряду – Комитету Государственной Безопасности). Оружие пролетариата накапливалось для придания новых органолептических свойств чехлу, которым Петух укрывал свою колымагу на ночь. И вот через неделю наступил Час Эр (так назвал Время Ч вусмерть наконьяченый Влас).


    Расхуяренные мною в предыдущей серии прожектора всё ещё не починили, поэтому часа в два ночи тревожная группа в составе Майора, Власа, Джона и Матроскина без проблем пересекла межбарачное пространство и скрылась в лесополосе. Я и Алик с Гариком заняли сторожевые позиции у дверей ментов и учителей. Через пять минут из тумана беззвучными привидениями появились диверсанты с ведром. А чо, блядь, без тазика!? Пидары брезгливые, мы старались-старались, по капле выдавливая из себя любовь к завучу, и всё бля зря! Ну, хуй с ним, может ценный продукт приспособим ещё к какому полезному делу. Майор с Власом воздели ведро с ароматной жидкостью и равномерно оросили пижонский оранжевый чехол. Джон с Матроскиным всё-таки занялись пошлыми вещами. Сахар в бак, картошка в глушак. Вся акция заняла пятнадцать минут сорок секунд. Всё, спать пора, завтра – рабочий день. Сельскому хозяйству страны – наш ударный труд. Отбой, товарищи!


    С утра – позитив. Всем позитивам позитив. Михал Саныч вышел на веранду, заметил влажный чехол.
-    Странно, дождь вроде был, а земля сухая…
Еле смогли позавтракать, Стрибульца даже пропоносило от животного хохота. По возвращении с полей обнаружили пропажу. Копейка из лагеря исчезла. Но не далеко, потому что Петух периодически на ней появлялся. Видать, арендовал стоянку у кого-то из пейзан. Эх, выследить бы, где именно запаркован пепелац, лобовое стекло (в те времена хуй его где достанешь) давно уже по кирпичу тоскует.


Через три дня возвращаемся с работ на автобусе. Дорога проходит по насыпи, через забор сверху видны крестьянские подворья. В одном из них под вульгарным брезентовым чехлом угадывается Жигуль. Тот или нет? Присмотрелись – спереди край чехла зацепился за номерной знак. Какой? Правильно, 33-61 ММР. Йес! Той же ночью, прихватив заранее припасённый кирпич, Майор с Джоном покинули территорию лагеря. Вернулись с чувством выполненного долга. Молодцы! Следующим утром Петух угнал копейку с передней вентиляцией в город. А нехуй выёбываться! Езди на автобусе, как все честные советские люди.


Дальнейшие мытарства Петуха заключались в обычном проявлении неуважения со стороны школьников, периодическом посылании нахуй и обсыканием дверей его комнаты. Рассказывать тут особо не о чем. Скажу только, что приличия мы соблюдали и всегда вежливо здоровались с педагогом: "Пидараствуйте, Михал Саныч!" Кроме того, в колхоз периодически заезжали десятиклассники, которые Петуха тоже очень любили. Аттестаты они уже получили, так что на закрытии лагеря не исключено было опиздюливание завуча благодарными воспитанниками. При упоминании церемонии закрытия, Петух бледнел лицом и начинал лепетать, что он, скорее всего, не сможет присутствовать, дела мол в городе, диссертация… Но физрук и учителя женского пола были непреклонны. Старший воспитатель должен оставаться на боевом посту до самого конца и ниебёт.


Закрытие приближалось, но об этом в пятой серии, если буду жив. Следующая же серия будет посвящена тому, как мы всё-таки довыёбывались. Оревуар.


Мочканём!                                                                 30.04.2006.

Tweet