Один день
Сидят два алкаша. Умные разговоры разговаривают. Один говорит:
- Представляешь, идут два верблюда, по пустыне, идут, значит, идут два верблюда...
Второй, думая, что бы такого умного сказать, спрашивает:
- Ну, а суть, суть где?
"А ссуть они в песок, куда ж еще!"

В магии первое , чему обучают учеников, это замедлять бег мыслей или вовсе останавливать их. Вот и я иногда так хочу остановить их и спокойно посмотреть на них со стороны . Но это не получается, и поэтому, плюнув на это глупое, хотя скорее не глупое, а безрезультатное занятие, решаюсь, втихаря, последить за ними.

Сон…
Задребезжал будильник… Тарасу пора вставать. Но он будильника не слышит. Спит. Тяжело ему все же. Крокодилов пасти - нелегкий труд.
Это он в цирке работает. Все руки в шрамах. Я б застрелился за 150 долларов вкалывать с утра до ночи. Но он ничего, держится. Говорит: "Жизнь цирковая - это хорошо! С одной стороны, конечно." Я его понимаю. И качается каждый день в радость себе и свет арены.
И женщины пристают часто. Вон Кошкина, к примеру, каждый день пристает. Хочет чего-то. Хе-хе. Хитрая Кошкина. У нее бабушка японец или дедушка. Но не в этом дело. Хочет Тараса Кошкина. И видно это в ее хитрых кошкинских глазах, доставшихся в наследство то ли от японской бабушки, то ли от японской дедушки. И ее понять можно. Японцы ж тоже человеки, и хоть только рис с рыбою едят, ничто человеческое им не чуждо. И основной инстинкт-то в кровушке играет.
Так-то. Вот и ходит, бедолага… Будильник все стрекочет… Я встаю, подхожу к соседней койке.

- Тарас, семь двадцать, вставай.
Тарас немножко подскакивает на кровати, ругается матом, что так рано каждый день….Я уже не слышу, ухожу в сортир. Возвратившись, ложусь опять. Тарас уже одетый, брызгает на себя одеколоном и завистливо поглядывает на меня, залезающего спать опять. Я тоже завидовал бы себе, если бы в 7.20 вставал и шел кормить не свет не заря холодных и голодных крокодилов. Он их кормит живыми курицами, вспоминаю я зачем-то… Ужас. Короче, на крыльях ночи. Бр-р.
Погружаюсь в утреннюю дрему. Знаю, конечно, что скоро вставать, но оттягиваю этот тяжелый миг. Как сладко валяться! Вяло где-то бродят мысли ,что надо вставать , утром кому-то позвонить, и вообще, поздно придешь - молока не дадут. Халява, вообще, - страшная вещь. Казалось бы, молоко стоит 3 рубля. А, к примеру, не было бы утреннего молока, народ бы сбегался на вторую пару. Открываю один глаз. Обои с рисунком, если долго смотреть, сливаются, и возникает какой- то бредовый трехмерный рисунок.

…Солнце, где ты сейчас ? Времени где-то 8.20. Дома ,значит, 7.20. Тоже спишь. Но скоро встанешь и пойдешь на работу. Люблю ли я тебя? Наверное. Ленивая мысль. Надо было мысленно заорать: "Да! Солнце, я тебя люблю!" Четыре года прошло. Это много, особенно в 26 лет. И я просто люблю тебя, без воплей. Спокойная любовь. Поэтому ,наверное, ленивая мысль - спокойная правда.

А маленькая Свинка моя До-до уже едет в свой институт в метро, раньше ехала в троллейбусе ,когда мы жили вместе, а сейчас в метро, и ранние пассажиры с удивлением смотрят в ее прекрасное лицо и недоумевают, почему никто не возит тебя на лимузинах или джипах всяких. И едет маленький мой "заяц" один в институт, и боятся мужики подойти и познакомиться с такой красотой. Доча моя милая, мой маленький хвост. Любила ты меня крепко, но ведь всегда я любил Солнышко, и что с этим поделаешь… Ничего…

Если резко вскочить с кровати, ничего себе не доказывая, можно очень даже бодро встать. На будильнике 9.00. Это значит, что сейчас 8.20. Это я себя так временем обманываю. Хотя толку от этого мало, все равно, опаздываю. У меня есть на все еще целый час. Погода хорошая, зимнее солнце светит мягко, но звонко, и хотя это дурацкое сравнение, но все обстоит именно так, и это хорошо. Включаю магнитофон. Почему- то на этаже по утрам только я слушаю музыку. Розенбаум. Он мне очень нравится. Как-то я спросил Солнце: "Ты любишь Розенбаума?" Она сказала: "Да!" Я так обрадовался. Любимая моя песня: "Падает и тает надо мной белый, белый снег …", но сейчас ее у меня нет, и поэтому я слушаю "Ау" или "А над "Марата", как тогда, летают сизые голуби…"
Классные песни, они возвращают меня назад в мою далекую взаимную нежность. В мою третью Любовь… Хотя и сейчас мне остается: "Приходи ко мне на чуть-чуть и оставайся навсегда…"

Солнце, Солнце… любимая моя девочка…

"Как-нибудь, где-нибудь, с кем-нибудь, У раскрытого настежь окна,
Посмотреть в облака не забудь.
Где-то там, в кучевых, вдруг порвется струна…
И упрямая челка на грудь
Упадет, прикоснувшись к душе.
Как-нибудь ,где-нибудь, с кем-нибудь
Без меня хорошей, хорошей, хорошей!…"

Как мило! Как нежно! Как хорошо и искренне сказано!

В умывальник надо с собой взять пасту, щетку, крем для бритья и жидкое мыло. Очень красивая баночка и яблоком пахнет. Клево!
Бриться - это немножко мистическое занятие. Бриться и в парикмахерской стричься. А все из-за зеркала. Смотришь туда тупым взглядом (или умным, это как кому больше нравится), занимаешься делом, и ни о чем не думаешь. И чем больше не думаешь, тем больше полезных мыслей в ответ на недуманье приходит. Споласкиваешься горячей водой и возвращаешься в номер…

"Как-нибудь, где-нибудь ,с кем-нибудь
Всем нам быть суждено, суждено!…"

8.40. Ставлю чайник и наполняю водой кастрюльку. Три ложки риса, ложка перловки, лавровый лист. Пятнадцать минут на медленном огне…
Новые носки. Черные. Люблю черный цвет. Или белый. То есть черный низ, белый верх. Верная формула, никогда не прогадаешь. Джинсы или костюм? Встреч сегодня нет никаких, можно облезлым пойти. Джинсы, конечно, лучше, "Левис 501", они почему-то невесомые, никогда не ощущаются. Надо купить с получки, а то носишь всякое…
Надеваю черные джинсы, которые "не-Левис", и рубашку полубелую хлопковую, Лариса подарила, когда надеваю, всегда ее вспоминаю: "Была бы ровесницей, никому бы тебя не отдала". Пожалуй, 14 лет все же разница… Чайник давно кипит. Да и каша моя готова. Слить воду.
Заправляю майонезом и соевым соусом. Сейчас вкусно поем. Так мало надо для радости! Отламываю лаваш и наливаю в стакан с кофе кипяток.
Все, можно приступать. Ем и кошусь на часы. Десять минут до выхода. Как вкусно! Люблю я это варево. Все вкусное, как всегда, быстро кончается. Допиваю кофе. Что-то рука млеет, левая. Хреново это. Уже неделю как. Надо бы к врачу зайти. И вообще, в январе надо в санаторий съездить. Вон, мой деда, раз год в санаторий ездил и дотянул до 81 года. Хотя с другой стороны, он там на картах денег немного зарабатывал, но одно другому не мешает. Эх, деда, деда, и чего я на десять лет раньше не родился. Ты бы меня в карты классно играть научил. Хотя я все же не жалею, все равно часть тебя во мне есть. И опять же я в десятилетнем плюсе. Или сидел бы уже в тюрьме за спекуляцию какую-нибудь. Так что хорошо, что я сейчас, и это без сожаления.
Деда, я тебя люблю, жаль, что ты умер… Жаль…

Время. Надеваю сапоги и тулупчик, шарф и шапку. Шапка похожа на военную, но вместо кокарды там сидит кенгуру и улыбается, наверное, а может, дико хихикает по-иностранному. Очень мне нравится. В смысле шапка. Стильная. Да и кенгуру тоже. Животное. Правда, похож я в ней иногда на танкиста нерусского под Полтавой. Но это как еще посмотреть.
Закрываю дверь. Отдаю ключ на вахту, там сидят девушки лет 55 посменно. Крутятся на бигуди. Прически делают. Молодеют. И я там буду, и буду я там через лет 29, так что скалиться про себя по этому поводу я себе запрещаю. Подло это. Не виноватые они, что время обыграло их. Я, здороваясь, улыбаюсь, протягиваю им ключ. "И вы, ребята, были когда-то молодыми", - думаю я, а вслух говорю:
- Если кто позвонит, то пускай перезвонят в 10, если что.
Они кивают и улыбаются в ответ.

Лифт на нашем этаже не работает. Спускаюсь пешком, прохожу мимо второй вахты. Там обычно сидят хитро-строгие хлопцы, которые не пускают посторонних и смотрят телевизор. Работа у них такая.

На улице холодный воздух, и ездят троллейбусы. От холодного воздуха я защищаюсь своим теплым итальянским шарфом, он хоть и старый, но хороший. А от троллейбусов… Они мне как раз и нужны. Захожу и сажусь. Сегодня, вроде, пробка, и до метро вместо трех минут надо ехать пятнадцать. Смотрю в окно. Машины ездят. Туда и обратно. Мужики возят женщинов, иногда наоборот, но это редко. Красивые машины. Кожей пахнет, наверное, и парфюмерией…
Забыл побрызгаться. Сейчас у меня "Пи" Живанши. Сладкий очень. Надо на что-нибудь легкое сменить. До этого у меня куча разных одеколонов была. Каждый одеколон - часть жизни. Например, Испания для меня - "One" Calvin Klein, Солнце - мыло "Fa", а я для нее ,наверное, - "О'de Lancom" Lancom, Лариса была, когда у меня был "Egoist" Chanel, a при До-до - "Declaration" Cartier, правда, в самом конце… Но все же. Я это к чему. Запах облегчает память. Воспоминания… Хотя, вероятно, все это и без меня знают.
Полдороги проехали. Минут семь - будет и метро. На сидении впереди меня сидит пацанчик лет 10, в руках у него пластмассовый солдат. В мое время все играли в пластмассовых индейцев. Я смотрел на него У него фора против меня пятнадцать лет. Без вариантов. И никто и не за что не может выпросить, выторговать или отнять у него эту фору. Я умру, а он будет жить. И страх смерти, как приступ изжоги, всколыхнул меня и сдавил мне горло, не смерти этой, которая будет сейчас, когда я стану старым ,или внезапно умру. А потом, когда погибнут звезды, и все опять сольется в точку. Так страшно и обидно. И главное, все зазря: зазря жил, зазря любил, зазря этот пацан, на переднем сидении…

…Метро "Дмитровская". Выхожу, как ударенный пустым мешком по голове. Очень обидно. Но ничего не поделаешь. Живи, пока живется. И радуйся, что живой. У многих и этого нет. Спускаюсь в метро. У входа покупаю халву в шоколаде. Вниз ехать минуты три. Ем халву, становится легче. М-да. Нам ли быть в печали? Все, еда закончилась. Платформа. Вот и поезд. Семь минут до "Чеховской".

Люди разные ездят в метро. Некоторые устали еще с утра. Наверное, водки вчера обпились, вот и едут сейчас опухшие. Ну и конечно, никто не улыбается. Собственно, у нас и улыбаться, вроде, нечему. С другой стороны, и волком никто тоже не смотрит. Всем все пофиг. Сидят или стоят, лениво в гляделки играют. Метро в Москве - прям водопой какой-то. Смотри - не хочу. И никто в морду за это не даст, а было б дело в каком, к примеру, в Ашхабаде, через 3 секунды последовал бы вопрос:
- Э, баран, че смотришь, урод?
Смотрел бы еще чуть-чуть, драться ногами б полезли. А может, и не полезли. Это ж воспоминания детства. А с того детства прошло уже 12 лет. Весь цикл драконов и собак сменился. И в морду дать мне почему-то никто не предлагает давно. Эффект страуса, видимо, срабатывает. Страус ведь еще то животное. Если увидит кого-нибудь ниже себя ростом, подбежит и как даст ногой больно. А нога у него, как известно, здоровая и накаченная. Итого: помирать от удара ноги страуса больно и позорно. Выход: надо поднять руку так, чтобы ваш кулак оказался выше головы страуса, и тогда глупый страус убежит от вас прятать тело жирное в австралийских утесах. Вот и я в метро почти выше всех. И обратиться ко мне с просьбой: "А можно Вам, пожалуйста, рожу набить?" - желающих не находится…
…Станция "Чеховская". Выхожу. На табло 9.51. Значит, в институте буду без трех минут десять. Почему-то никого из наших не встретил. Бывает. Еще два эскалатора. Станция "Пушкинская". Нищие денег просят. Не поймешь их. У кого - это бизнес. А у кого, действительно, очень плохо и есть нечего. Недавно видел интересного дядьку: сидит такой абхазский дедок в новой дубленке и руку протягивает: "Дайте денюжек на хлеб!" Хотел подойти и сказать: "Дед, ты ж неправильно просишь. Так тебе никто не даст! Купил бы у бомжа драный тулуп, поднялся бы круто!" Но тогда я ему ничего не сказал, а через пару дней еду, смотрю, дед уже сидит в болоньевой куртке погибшего цвета, я прям за него так порадовался, думаю: "Способный дед оказался, или нашелся порядочный человек, объяснил, что к чему, только хоть цвета куртка и плохого, но видно, что новая. Однако, не все ж такие придирчивые, как я.
…Выхожу в переход под Тверской. Люди и цветы. Подхожу к ларьку, беру пакетик леденцов за 9 рублей. Вкусные они. Как с музыкой, если скучно, с ними веселее время бежит.

"Макдональдс". Большая желтая буква "М". Сразу возникает вопрос: а где же желтая буква "Ж"? Это сразу всплывает воспоминание: пошел я в Киеве в универмаге в сортир, а там написано: "Чиловiчий". "Во, класс," - думаю, - "а женский, наверное, будет "Зверючий"?" Специально ходил смотреть, оказалось, просто "Женючий" или что-то подобное, аж расстроился. Но у мужского сфотографировался. На память о стране, где мужиков за человеков держат.

Вот и институт. Архитектурный памятник. Есть ощущение, что вот-вот развалится. Здесь Герцен родился. Видимо, как Герцен родился, так этот памятник и не чинили. А зачем чинить? Никто не понимает. И надеется, что при нем потолок на голову не обвалится, а потом -хоть потоп. Хотя с другой стороны, никто денег не дает. Ладно, не будем о грустном.

А Герцен, говорят, появился на свет на диване, на котором я иногда сижу, ожидая урок грамматики. Ничего такой диван, мягкий. Наверное, Герцен очень обрадовался, увидев, на каком классном диване родился…

Во дворе много луж, деревьев и один памятник (все, короче, поняли кому). Я как-то рассматривал на перемене его. Дядька понимал толк в одежде. Или скульптор понимал. Но кто уж их сейчас разберет.

Второкурсники и Глеб докуривали сигареты.
- О, Илья, привет! - сказал Глеб и по-шпионски пару раз обернулся. Странная привычка. Может, он ожидает поминутно увидеть там Микки Мауса, Герцена или Майкла Джексона на выбор, но каждый раз обламывается?
- Здорово, Глеб! - я жму протянутую руку и прохожу вовнутрь.

9.57. Поднимаюсь по лестнице. Пару поворотов. На двери надпись: "1 курс". Захожу. Здороваюсь. Народ шумит и воет. Каждый о своем. Надо место занять. Я третий ряд, где-нибудь в конце. Парте на предпоследней. Бросаю чемодан на парту. Сам иду за молоком. Наивный! Молока, конечно, не достается, потому как надо приходить минут за пятнадцать. Возвращаюсь в класс..

Урок бредовый. Почему-то первыми ставят неинтересные предметы. Точнее не предмет, а как его ведут. Из всего, что было прочитано за полгода на этом предмете, я понял только, что "Язык - это народ, а народ - это язык". А преподаватель запомнился лишь формой бороды и предложением: "А кому красивого котеночка, а то пропадает бедный?" Вот и сидел я, слушая, что Соссюр - это круто! И Гумбольдт - тоже хорошо! Рисовал что-то в тетрадке, иногда это надоедало, тогда я, откинувшись к стенке, смотрел на народ, мечтал или вспоминал.

…Солнце уже начинало палить. Все, май 1986 года. Ашхабад. Шестой класс позади. Практика. Классно. Конечно, классно не то, что практика, а что конец урокам и вообще… Я и Вадька Шевченко сидели на корточках на солнышке у туалета во дворе и мыли тряпки. Пахло цветами и сортиром. Тряпки были в извести, и вода от них была мутно-белая.
- Пацаны !
Мы обернулись, к нам бежал вприпрыжку Рустам , размахивая железным ведром, парень нормальный, иногда, правда, задиристый, но впрочем не козел. Глаза у него от удивления округлились, и мы с Вадькой почувствовали, что сейчас он нам расскажет что-то интересное.
- Пацаны! - еще раз повторил он, тараща на нас глаза, - Я щас такое видел!
Рустик упал на корточки и, приблизив к нам свое лицо, прошептал:
- Щас Еленка, (Елена Петровна - классный руководитель) залезла окно мыть на парту!
Мы затаили дыхание. Рустам перевел с одного на другого пытливый взгляд и торжественно произнес:
- Она была без трусов!
- П…дишь! - одновременно закричали мы, подскочив от такой приятной, но неожиданной новости.
- Да ты че! - все еще не могли прийти в себя мы.
- Скажи, мамаджан ( клянусь мамой) ! - догадался проверить я.

Эта новость была такой же невероятной, как, например, если бы около музыкальной школы неподалеку опустилась летающая тарелка, и инопланетяне бесплатно бы раздавали блоками афганские жвачки.

На круглом лице Рустама появилось сомнение. Мамой клясться совсем ему не хотелось. Значит, врал.
- Э, лашпек, че наврал, что-ли? - разочарованно протянул я.
- Ну, не знаю, стояла, короче, она на парте, и солнце просвечивало юбку. Все было видно! Думаю: "Поставить бы ее на парте и…"
Рустам сделал выразительное движение телом и руками:
- Ваджирт!
Мы с Вадькой одобрительно покачали головами и мечтательно протянули:
- Да-а!
И вернулись к своим тряпкам…

"… на это ответил Гумбольдт!"

Я посмотрел на улицу: тоже солнце, только день зимний и до новой, третьей тысячи лет осталось две недели.

…Даша и Вика сидели и лениво прислушивались, что им там такое рассказывают. Ульченко с Павловым усердно корябали на парте что-то вроде "Кинг-конг погиб за наши грехи!"

Я посмотрел на стенку. На стенке сидел Пушкин. Хитрая рожа. Бабником он ,конечно, был знатным, даже книжка есть "Донжуанский список Пушкина". Чудится мне такая картинка. Ночью через окно влезает к себе домой Александр Сергеич, и первым делом открыв секретер, достает записную книгу со всякими княжнами Таракановыми. Почесываясь и причмокивая, едва держась на ногах, вычеркивает очередную жертву.
- А ломалась-то, ломалась-то, помилуйте, матушка! Но была хороша-с, не обессудьте! - обращался жалобно к портрету жены, которая, наверное, в это время караулила его у двери парадной со сковородкой, чтобы примерить к горячей, но кудрявой африканской голове. Так что у Натальи Николавны теоретически были такие рога, что она ни за какие коврижки не влезла бы к нам на Тверской бульвар, 25 даже в актовый зал (на бал к Герцену, к примеру), разве что вторую створку открыли бы. И судьба, конечно, ему за это и вдарила бумерангом по одному месту. Отбивал женщин, вот и доотбивался, чуть собственную жену не утащили. А вообще-то, надо было цыганку слушать. И так бы дожил бы до… Долго бы пожил! Стихи-то, чай, хорошие.

…Глеб увлеченно что-то впаривал Кириллу, зазывал, наверное, в очередную националистическую партию. Кирилл, впрочем, почти не слушал, сидел прямо и аккуратно заполнял журнал.

На другой стене сидел Толстой, Лев Николаевич. Толстого я почему-то никогда не видел молодым. Может, и вправду он таким и родился, подпоясанным веревкой и в лаптях. Зверский, пронзительный взгляд и борода до пола. Прям и хочется произнести:
- Здравствуй, Дедушка Мороз, борода из ваты, ты подарки нам принес…
Хоть завтра отправляй на Тверскую этим самым Дед Морозом работать. За 3-50 в час. Небось, когда напивался, гонялся с половником за домочарцами. А они и разбегались с визгами: "Мол, барин не в духе! Ховайтесь в баню!" Грохнул, говорят, в молодости человека какого-то. Вероятно, тем самым половником. А сейчас ничего, на стенках весит, в школе проходят. Вот такие дела. Звонок…
Первой паре конец. Перерыв десять минут. Народ подался на выход. Кто покурить, кто еще куда, кто просто пошататься. Я тоже за компанию. С другого ряда вылезает Леха и смотрит на меня, будто с пальмы упавший. Лехино лицо распухает в улыбке:
- Привет!
- Здорова, Леха.
- Ме-е-ельников. Привет! - Раздается из-за спины.Таня Жукова.
- Здорова, Таня.
Таня подпрыгивает от какого-то, наверное, известного только ей возбуждения. В будущем, если изобретут таблицу возбуждений, то Тане тоже выделят в ней местечко. Так и назовут "Возбуждение Жуковой". Порядковый номер такой-то. Период полураспада - 1 час 20 минут. И профессора будут умно кивать. Мол, знаем. ВЖ - сокращенно. Сильная вещь. Валит наповал. И изобретут еще укол. Уколят, допустим, вам перед уроком пару кубиков "ВЖ" и отпустят. Не пройдет пяти минут, как у Вас начнутся мелкие толчки изнутри, судороги. Вы станете каждую минуту оглядываться, качать головой, приближать свое лицо с заговорческим видом к соседу, приставать по поводу и без повода к окружающим.Появятся, конечно, и побочные эффекты, но не будем заранее о грустном…

Звонок на урок.

Старославянский. Ведет Александр Иванович Горшков. Уважаю, грамотный дядька. Больше семидесяти ему, а одет очень со вкусом. Я б ему первое место дал по конкурсу моды в институте. Галстук в тему, и костюм подобранный, и обувь всегда в порядке. Ведет очень интересно. Голос у него негромкий. Но никто не шумит, стыдно как-то шуметь. Дифтонги, речевые гласные, короче, бред какой-то, с одной стороны, но интересно, с другой. Интересно с точки зрения истории. Вот, к примеру, самый дальний предок мой, о котором я хоть что-то знаю, - папа моего любимого деда. Получается мой прадед. Работал он извозчиком в Тамбове. Командиром коня. Или лошади, сейчас непонятно, да и не важно. Важно, что разговаривал не как мы. Хотя, я думаю, я бы смог его понять. Недалеко ж я от него убежал, лет на сто разминулись. Устроили бы нам очную ставку. Я б с ним поговорил. Представьте.

Комната залита ровным светом. Сидим я и он. На стульях. Отгороженные стеклянной сплошной стеной, пропускающий звук. У него в руках плетка. У меня портфель. Мы смотрим друг на друга. Изучаем. Скорее всего эту встречу нам делают во сне. Во сне времени и пространства не существует.
- Слышь, мужик, - нарушаю молчание я, - а ты - мой прадед.
Он крестится и гневно говорит:
- Изыди, нечистая сила. Бес ты!
А я ему :
- Нифига. Я не бес, а, получается, правнук твой. Ильей зовут. Сын Георгий-то у тебя, Петя, есть?
- Нету!
- Значит, будет! Родится в 1914 году. Тогда у вас еще война будет с немцами. Так вот, я внук твоего сына, который тогда родится. А год, год-то у вас какой сейчас?
Он смотрит на меня с изумлением, опять крестится:
- Ну, тысяча восемьсот девяносто девятый от Рождества Христова!
- А у нас, - говорю, - тысяча девятьсот девяносто девятый. Сижу я сейчас в институте, на уроке старославянского языка и о тебе, балда, думаю.
- А я ж вчера, как лошадей напоил, сам сто грамм принял (вон Авдотьевна третьего дня принесла наливочки) и сплю, наверное, а тут ты. Дела!
И все такое, в таком же духе… Но, думаю, мы все же друг друга поняли бы.

…А чем же отличаются дифтонги в старославянском и в польском языках? Рассмотрим слово "Столб"…

По коридору кто-то ходит. Доносятся обрывки музыки. "Батарейка". Я как раз подсел на нее. Подсесть - это, когда в голове крутится. И пока не купишь диск с этой песней, будешь ходить и завывать про себя. Но вот, наконец, покупаешь ее, слушаешь раз. Кайф! Слушаешь два. Двойной кайф! А на раз 33 как-то уже, может, совсем и не кайф. И вот так слушаешь, пока не надоест. Очень на девушек похожa понравившаяся песня. Ходишь вокруг нее, облизываешься. А как попробуешь, послушаешь раз двадцать, начинаешь понимать, что надо ноги делать из этой песни, тем более на улице еще интереснее песни ходят. Хотя можно и попасться. Вот я, к примеру, три раза попадался, и думаете, жалею?
- Не-а!
Любая любовь - это опыт. Любая несчастная любовь - это страдание. Если вы выходите из страдания по-доброму, без зла в сердце, вы возвышаетесь, делаетесь мудрее и милосерднее к другим.

… Музыка стихла. Урок подходил к концу. Александр Иванович посмотрел на свои знатные часы.
- На этом мы и завершим сегодняшний урок, читайте мой учебник и все поймете...
- Ну дык, Александр Иваныч, как же! - только и подумал я.
…Александр Иванович - почти такое же имя было у моего первого и последнего начальника. Только фамилия у него была Греков. Когда я его быстро называю, получается -Лександрыч.
…Был год 1990. Школе капут. Технологический институт накрылся. Папа, мама - одна песня:
- Иди работай.
Вот я и хожу по городу, работу ищу. Пошел на фабрику, обувную. Какая-то тетка мне и говорит в отделе кадров:
- Два варианта есть, - и смотрит на меня…
Вы, наверное, подумали, что она щас меня снасиловать предложит. Нет, знаете ли, ошиблись… Она мне, значит, говорит:
- Первый - легкая работа, 170 рублей. Второй - трудная, в горячий цех, 230 рублей.
Думаю: "Шо я дурак совсем", - и говорю тут ей, - "конечно, легкую хочу".
- Завтра документы неси - будет тебе легкая.
Хорошая была тетка, но не в моем вкусе. Иду, значит, домой радостный такой. Картина Репина: "Молодой Стаханов получил работу в горячем цеху кочегаром и сейчас кочегарит домой, чтобы сообщить радостную новость домочадцам". Аукцион "Сотбис": начальная цена - 170 рублей.

Иду мимо церкви и парка. Вывеска - "Информсервис". Думаю: "Фабрика хорошо, другая работа хуже не будет". И зашел в дверь. Полумрак. Сидит в кресле мужик. На цыганского барона похожий. В цыганской же шляпе и, набычась, смотрит на меня. Над головой, на стенке, черным по белому надпись: "Квартира на сутки (Хорошая) - 10 рублей", на столе лежит стопка книг. Вот те и весь "Информсервис". Притон, елки-палки.
- Чего надо?
И смотрит.
- Я, это, работу ищу! - нагло так ему говорю.
- Да? - почему-то радостно удивился он, наверное, сначала подумал, что пришел парень квартиру (хорошую) на сутки - 10 рублей снимать. - А что умеешь делать?
Я, святое дело, наврал, скромно:
- Все умею.
Он, конечно, хоть и был в цыганской шапке, мне, понятно, не поверил.
- Вон мужик мне книжек принес - денег получил. А таблички красить умеешь? - вдруг спросил он, - для таксистов. Одна табличка - 1 руб.
- Конечно.
Так вот и начал я работать у цыганского барона красильщиком табличек. Романтично, не правда ли. Звали его Александр Владимирович. Его и сейчас так зовут, правда, от цыган, как я понял, у него, кроме шляпы, ничего и не было, но это все, как говорится, - фигня, главное - чтобы человек был хороший! А Лександрыча я всегда добрым словом вспоминаю. Вот там-то и было первое место моей работы. Правда, таблички красил я только один день. А потом начал книгами в гостинице торговать, но это уже было потом. На фабрике я, к сожалению, ни дня так и не проработал. Так жалею... Рыдаю аж ночами напролет по этому поводу…

12.50. Конец второй пары. Большая перемена. Сорок минут.
Опять же халявный обед, беседы с молодыми женщинами и все такое. В коридоре очередь за талончиками, кино называется: все, как у взрослых, но только намного лучше (это из рекламы), а по правде, очень похоже. Та же ожидающая очередь, без очереди лезущий народ, и взрослая девушка, за 50, главарь деканата, играющая роль хамоватой продавщицы, возомнившей себя большим туркменским командиром ларька, раздает талоны, грозно посматривая в журнал.
- В верхней одежде не подходить!
(Перевод на магазинный: Больше 1 кг в одни руки не отпускаем!)
- Грoзнов, ты чего на первой паре не был?
(Гражданин, это вы чагой-то здесь, берите что дают, не выбирайте и вообще, не нравится - идите отсюда.)
И это самое милое, что можно услышать… Мне же дает талон уже молча, потому как понимает: чем больше гадости на меня выльет, так непременно в три раза больший ушат грязюки на голову я ей и нaдену. Поэтому мы молчим и тихо радуемся, что никто из нас рот взаимно и не разевает. Вы, конечно, можете сказать, что это нехорошо, субординация, джентельменство и все такое. У меня же на это один ответ Чемберлену: "Хамы не имеют ни пола, ни возраста!"
И очень грустно смотреть на ребят, которые зависят в чем-то от нее, и она им вставляет ни за что, очень довольная собой, а они, бедолаги, это молча проглатывают. Я тоже молчал до поры, до времени, но пределы-то, знаете ли, всему бывают…
Иду по коридору. Два поворота. Выход во двор. Стоит Илья с третьего курса. Хороший человек. Правда, в теннис у меня выигрывает. Но я его достаю собакой. У него дома есть собака, хорошая работа на радиостанции и муж одной взрослой девушки, пообещавший его грохнуть по приезду. Так что он прибывает в риторическом раздумье: "Что делать?"
- Илья, привет, - здороваюсь я, размышляя заодно, как интересно здороваться со своим именем, и задаю классический вопрос:
- Как собака, родила?
Собака у него - самец. Поэтому родить собаке, который - самец, очень сложно, и мы это, конечно, знаем, но поддерживаем беседу.
- Собака, - говорит, в полном порядке! А ты чего - обедать?
Странный, конечно, вопрос. (С другой стороны, чем спросил, туда и получил). Он, несомненно, подозревает, что я именно обедать иду, а не играть на баяне с сыном суданского посла. Но почему бы и не поговорить с приятным человеком, тем более погода хорошая.
- Хе-хе, ты колдун, однако, долго думал, наверное , - хихикаю я, - чтоб мне лопнуть. Иду рис с печенкой немножко кушать!
- А девушку, которая тебе нравится, Катя зовут! - вдруг говорит Илья, - мне вот, жаль, по росту не подходит, но классная девчонка, такая веселая и умная, но грустит…

Это уже что-то…
- Илья, ты - герой! Спасибо! Расскажи еще что-нибудь про нее, а? - заинтересованно топчусь на месте я.
- Ну, не знаю я больше. Я ж недавно тут.
Думаю: "ОК! Хоть какая-то информация".
- Ну, спасибо, обрадовал.
Жму руку и иду к столовке, поглядывая на спорт, творящийся за решеткой метрах в 20, по ходу. Футбольные маньяки с разных курсов в десятиградусный мороз кучей бегают за мячом. Один из моих дедов, глядя в телевизор, под самогонку, возмущался, смотря футбол:
- Раздать бы им каждому по мячику и отправить на сенокос!
Но, как говорил Штирлиц, не найдя грибов и садясь в сугроб: "Не сезон!" Но им не докажешь, да и зачем. Им это в кайф, и это самое главное. И Тычинин зачет поставит. Тычинин - это наш преподаватель по физкультуре. Я иногда ему во сне являюсь. Вы не подумайте ничего такого, он вполне нормальный. Да и эротическая мечта из меня, вроде, не очень крутая. И во сне я ему являюсь только из-за того, что на физкультуру не хожу. Наверное, во сне я ему рекордов понаставил. Но он стойкий - не раскалывался. Говорит, снился, а что я там делал, чем занимался, не признается. Вообще-то, во сне я, оказывается, много чего хорошего делаю. Прям Шварценегер на пенсии. Недавно Глеб подходит и торжественно так говорит:
- Хотел тебе, Илья, сказать спасибо!
Я сделал хитрую рожу и поднял одну бровь, как Эдди Мерфи:
- Это за что, Глеб?
А он мне со всей серьезностью вопроса и говорит:
- Ты меня всю ночь от ментов спасал, спасибо тебе!
Во, оказывается, как я крут бываю во сне! Мне, конечно, стало хорошо. "Спасибо" - вещь, конечно, маленькая, но приятная. Как в "Двенадцати стульях": Ишак - мелочь, 3 рубля стоит, но сколько груза поднимет!
Еда в столовке, как когда… Ишаков заливных не подают… Но что ж вы хотели, бесплатно? Спасибо и на том надо сказать. Вообще-то, на халяву и уксус сладкий, так что кушайте ребята и не жужжите.

Столовка, как столовка. И бригада моя обеденная в сборе. Настя Андриевская, которая на Солнце похожа, Настя Новикова, с хитрыми глазами, да девица Полибина, о ней отдельная песня.
Они как бы врослые, если считать по курсу (они - 4, а я - 1), а подумаешь, что они года моей До-До (1979), так прям и не ходи купаться. Две Насти любят поопускать ложку в суп (если вкусный), любят шоколад, когда он есть, и иногда Полибину, по настроению.
Что касается Полибиной, то я считаю, что это не просто человек, а природное явление. Например, бывает дождь в пустыне выпадает раз в году, один раз, но выпадает. Так и Полибина. Если проверить все институты сверху до низу, к своему удивлению, на 40 человек 1 Своя собственная Полибина будет и у Вас сидеть и смущенно хихикать, блестя очками.
И это, знаете ли, хорошо. Без Полибиных жизнь скучна и однообразна. И в троллейбусе, наверное, если б узнали, кто она есть, место б сразу уступили. Пустите, мол, человека из Красной книги посидеть. Редкий человечище. И, проникнувшись, побегут наперебой место уступать. Да у нее еще и имя есть, и даже, кажется, Аня. Но у меня есть подозрение, что об этом факте догадываются лишь родители да личный кот, который, если бы мог говорить, размышляюще так, с интонацией кота Матроскина, сказал бы:
- Ты мне б, Полибина, того, сметанки в тарелку добавила да шла себе в институт спокойно, Аня.
Теперь Вам нарисую картину. Представьте себе чудесную отличницу из первого класса с двумя косичками и в очках. Расскажите ей, как в Америке чудесно, и о прелестях визы В-2, перенесите ее без других изменений на 13 лет вперед и добавьте знание английского языка. Полипсон, собственной персоной. Как иногда нежно называют ее Насти. При этом печально-безнадежно махают рукой: пусть живет. В английском, вроде, кумекает. Какая-никакая, а все же подмога.
- Полибина! - зверски кричу я, идя с подносом за два стола до них, - иду тебя домогаться!
Полибина застывает с поднесенной ко рту ложкой , косит лиловым глазом (это из песни), и оптически видно, как решает в голове она непосильную задачу: съесть ложку супа сейчас или с супом подождать, а придумать что-нибудь этакое. Придумать что-нибудь этакое - задача трудная, поэтому Полибина съедает ложку супа и чуть-чуть отодвигает от меня свою тарелку с первым, вторым и, святое дело, с чаем. Наверное, думает, что все сейчас у нее без спроса съем и ее же чаем запью. Я тем временем пробую свой суп и бросаю дежурную фразу Насте:
- Настя, молю о любви!
Андриевская, конечно, мне не верит ни на грамм и ласково бьет меня ложкой по лбу. Но ей все равно приятно. Любовь - хорошая штука…
Полипсон тем временем ест и начинает потихоньку с какой-то ерундой приставать к Настям:
- Ой, девочки, была я вчера на одной вечеринке и видела американцев. Какие милые люди!
Настя Андриевская:
- Полибина, я тебя поздравляю!
Наше сокровище продолжает:
- Вот бы уехать в Америку, а еще лучше выйдти замуж за американца!

Новикова поднимает глаза на Андриевскую, потом на меня и молча продолжает есть суп.

- …Где бы взять визу? О, Илья, а у Вас в общаге не живет американцев?
Я глубокомысленно ем суп.
- Живут, Полибина!.. Еще как живут. Особенно в номере 311. Прям табунами скачут. Подходишь, стучишь три раза, потом подсовываешь 50 баксов под дверь, а оттуда тебе визу В-2 просовывают. Красота! Приходи, Полибина!
И облизываю ложку.
Полибина напрягается. Мысли аж бегают по лбу. Думает, наврал я или нет. (В комнате 311 на самом деле живу я). Потом смеется, как ей, наверное, кажется, по-американски или, как Алиса, у которой украли мелафон (думая, долго ли я смеюсь или в самый раз). Отсмеявшись, смущенно переходит ко второму. Погрузив в него (во второе) ложку и зачерпнув чего там было, попыталась изящно и осторожно запихнуть это в рот. Получилось! Весьма довольная собой Полибина торжественно посмотрела на нас, будто мы стали свидетелями, к примеру, покорения Эвереста и пачками должны складываться к ее ногам.

Мы покачали головами, мол, сильна дивчина Полипсон! Крута до невозможности!

- А я негра хочу!
Это раздалось вполголоса с соседнего стола. Я, чуть поперхнувшись, выждав время, искоса бросил взгляд на соседний столик. Там заседали три смутно знакомые девушки с непонятно какого курса. Две оставшиеся фыркнули с различными смысловыми оттенками.
Одна - с мечтательно любопытствующим одобрением. Вторая - тоном, что ни за какие коврижки за Манделу бы не голосовала ни разу.
- А что хоть за негр?
- Да наш местный.
- С института?
- Ну.
Ага, это они про того, у которого папа суданский посол… Конечно, негры это интересно. Я б тоже не прочь. Но женских негров в институте не наблюдал. Видимо, не водятся. А литературу на русском и вовсе не хотят изучать. Бананы, наверное, им с пальмы сбивать ближе. Хотя они там тоже, возможно, думают, что мы тут на медведях катаемся и ведрами водку хлещем. Я тут однажды пошел на бесплатный интернет в библиотеку Иностранных языков. (Не перевелась еще халява на Руси!) Сижу, значит, в очереди, и тут рядом негр африканский садится. Это я все к чему. У него запах кожи совершенно другой. Вы не подумайте, я к негру не приставал и специально не обнюхивал. Просто волна прошла. Как волна одеколона. Но скорее всего одеколона на нем не было. И не скажу, что запах вонючий. Наверное, так пахнет в африканском лесу. Эвкалипты, лианы, бабуин изредка мелькнет.
А по поводу африканского леса… Ехал я как-то в Шереметьево, а рядом тоже сел друг бананов и кокосов. По-русски очень даже хорошо говорил. И вот я ему задал главный вопрос:
- За грибами, говорю, у Вас в Африке ходят?
Чунга-чанга сделал страшную рожу и говорит:
- В лесу у нас звери. Они людей кушают. Поэтому не собирают люди грибы.
Кстати, в нашем лесу негров с лукошками я не видел. Инстинкт, наверное, не пускает…

Так что, если к Вам сядет негр, то его понюхать не мешает. Но не сильно, а то он,может, поймет Вас как-нибудь иначе. И отмочит что-нибудь, мягко говоря, странное. Вон, к примеру, Лимонов к неграм доприставался, все знают, чем дело кончилось.
Второе уже доели, остался чай. Негритянские страсти сзади уже утихли. Теперь можно тащить подносы обратно и топать в учебный корпус. Ну, а негры, это, конечно, любопытно. Постанывают, думаю, интересно, по-африкански. Послушать, знаете ли, любопытно.
Но в институте и в общаге нету… А на улице ну их… СПИД, мухи Це-Це и все такое.

Одеваю тулуп с шапкой, выхожу на улицу. Солнце вылезло из- за туч. Желтая стена и синяя с красным куртка с косой. Светка Белькова.
- Здравствуй, заяц!
- Здравствуй, заяц!
Светка улыбается и прищуривается. Я обнимаю маленького зайца с косой. От поцелуя она уворачивается. Я ее немножко люблю. Но люблю с оглядкой. Хватит, налюбился. Светка меня, наверное, тоже любит, слегка, процентов на 5. И рада мне, и кофе иногда нальет. Но отдаться, не отдается. Зачем? Ей и своей любви уже хватило по горло, с ней бы разобраться. Так и ходим мы. Улыбаясь искренне, на всякий случай. Светка в столовой ест изредка, когда особенно голод припрет. Считает, что там травануть могут, что, собственно, и было пару раз. Я тоже так считаю, но ем и радуюсь за компанию, но Светка тут уже 5 лет, а я всего лишь год.

13.20. Скоро звонок. Сбегаю вниз, там курилка и еще кое-что. Дым висит стеной. Курил я очень давно, года 22 назад. Помню, выхожу я на крыльцо… (дальше не по тексту).
Смотрю, дед мой сидит, курит "Астру", слушает "Голос Америки" и рассматривает забор психбольницы (она у нас была через дорогу).
- Дед, - говорю, - дай покурить.
Дед был у меня человеком понимающим томления молодого сердца, пожал плечами , засунул мне в рот "Астру" и поджег.
- Ну, кури!
И я потянул. Гадость редчайшая! С тех пор не курю. Благодаря деду.
Тогда года 4 мне было.

Сделав свое дело, я выхожу обратно в курилку. Почти ничего не видно. Из дыма, как два ежика из тумана, выскакивают Кульницкая с Бобылевой и радостно набрасываются на меня:
- Илья, мы про тебя стих сочинили, - и с удвоенной радостью сообщают:
- Мельников Илья - конфет дох…(много).
Мы засмеялись. Я порылся в кармане и достал им по конфетке. Они со мной на прозе. И рейтинг у них довольно высокий. М-да. В поэзию, значит, вдарились.
Мы небольшой толпой выкатываемся на лестницу и бежим на историю. Уже был звонок. Сверху спускается ректор. Уезжать, наверное, сегодня собирается. Рановато. Но ему виднее. Начальство, однако.
Кучей здороваемся. Он тоже. Крутит головой, мол, опаздываем… Он на Михалкова похож, прям двойник. Только кино не снимает, но книжки пишет. О превратностях мужской любви… Э-э, ну что тут сказать… Наше ли дело судить… Каждому свое. Творчество такая штука, знаете ли, и индивидуальная, и свободолюбивая. Что хочу, то пишу. Как тренер он очень хороший. Семинары его народ любит. Главный его подвиг, вроде, - тот, как он общагу от бандитов отстоял. Сидел, правда, на подоконнике без штанов потом, но если вашу квартиру подожгут, то посмотрел бы я, без чего вы будете сидеть в тот момент. Не до жиру, когда хата в огне…
…Поднимаемся еще на один пролет. Стучим. Дверь на швабру не закрыта, что очень хорошо. Рассказывали, были у нас такие эксперты по швабрам: звонок - на урок, дверь - на швабру, и отсутствие - в журнал. Стучи, не стучи - до свиданья !
История России. Ведет у нас Орлов из МГУ. Фанат в хорошем смысле. Не любит, когда его не слушают. Нервничает слегка и наезжает. Учебник у него свой есть, который благодаря имени и продается (это когда, к примеру, тетка подходит к прилавку и спрашивает: "У вас "История" Орлова есть?" Ей достают и показывают. Тетка платит деньги. И таких теток десятки тысяч. Это и есть работа имени).
Я ребятам по работе сказал. Они попросили узнать, сколько стоит учебник написать. Но разговаривать с ним сложно. Он меня за лоха держит. Или думает, что я выпендриваюсь. "Пускай," - говорит, "ребята сами приходят". Если у него учусь, следовательно, я - наивный японский школьник и, конечно, лох трехрублевый, чего со мной разговаривать. А то, что 8 лет с книжками парился, ничего не значит.
Орлов хорошо говорит. А когда слушаешь, вдвойне интересно. Москву отлично знает. Может так загнуть, что полкурса назавтра умотает на рассказанное смотреть или ползать на карачках вокруг Святого озера за 200 километров от Москвы. Это, наверное, и есть профессионализм. В смысле не ползать на карачках, а так увлекательно рассказать.

На семинарах у нас тоже интересно, но там Мастер выступает в роли мирового судьи. Народ в основном скандалит и дерется между собой. У нас Мастер - Киреев из "Нового мира". Почему-то всегда печальный, как Дон Кихот. Санчо Пансо ему явно не хватает. Хотя на роль оруженосца, подумав, я бы ему Зверева подогнал (это Литература древнего мира). Оптически подходят.
А на обсуждении… Если кого-то череcчур хвалят, Киреев остудит народ, чтобы жизнь малиной не казалась. Если совсем уж полный отстой, то скажет, что надо надеяться на лучшее и т.д. Наверное, так и надо. Мне нравится, по крайней мере. Скоро опять будет звонок, но Орлов все равно еще пару минут подержит, ну и ладно.

14.50. А вот и звонок. Как ни странно, отпустили быстро. Надо сейчас в другой корпус смотаться, за общагу заплатить. Выхожу на улицу. Холодно. Запахиваюсь в свой тулупчик и быстро иду к другому корпусу. Навстречу мне бредет небольшой человек с саквояжем. Демин. Древнерусская литература. В личном дневнике одной моей сокурсницы была такая запись:

Я не люблю, Я люблю
Металлистов, Оранжевый цвет,
Ночь, Весну,
Холод, Кока-колу,
Мышей, Демина,
Пауков, Летний дождь.

Вот такая вот любовь, между кока-колой и летним дождем.
Сначала, когда я его увидел, я подумал, что если его покрасить синей краской, то получится "Фантомас". А если бы у нас в институте состоялась раздача населению "Оскаров" студенческих симпатий, то звание "Мистер обаяние Литинститута" получил бы Демин. Это, как говорит Жириновский, oднозначно! Когда в разговорах второй курс грустно вздыхает, что им не хватает Демина, тоже немножко печалишься за будущее без хорошего человека.
…Приближается, я говорю ему:
- Здравствуйте!
Он останавливается, внимательно и вдумчиво разглядывает меня, как будто я вчера родился. Через полсекунды изрекает:
- Мельников! Яко же ты баболюб!
Это он в смысле, что я - бабник (по-старославянски). Он был прав, с одной стороны. Я пристаю к женщинам ради тепла и с маленькой надеждой на новую любовь. С другой стороны, основной инстинкт, молодость. Ничего не поделаешь: одни собой могут пользоваться, другие - нет. Я - могу. Повезло, можно сказать, чем-то в жизни. Но разве это главное?
- Бывает! - и прибавляю, - Хотите конфету? Леденец! Вкусный!
Он пугается, вроде понарошку, будто я ему не вкусный леденец предлагаю, а цианид, расфасованный в капсулах. Машет рукой отрицательно, мол, не хочет. Может, хочет, но субординация мешает. Жаль. Очень жаль. Я бы ему от всей души конфету дал. Как человек человеку. Или художник художнику. Но у нас в этой игре разные роли, поэтому его честную конфету съем я или кто-нибудь другой. Светка, например. Очень грустно. И мы расходимся. Каждый по своей дорожке. По своей линии карты.
Плачу за общагу и возвращаюсь в аудиторию. Скоро звонок на "Текучку". Название нормальное, пока не вдумываешься. На самом же деле самый понятный и любимый мною предмет "Текущая литература."

Можно по-разному вести свой предмет. Можно, к примеру, оттарабанить что-нибудь по тексту, a дальше - хоть потоп, флаг вам в руки, расхлебывайте сами, кто как понял. А потом можно спрашивать на зачете, ухмыляясь, что ничего не понятно.
Но здесь все иначе. То есть не сразу. Кто-то, как всегда, спит, кто-то через окно ворону изучает, но это только пока. Пока не начнется Погружение. Погружение - наркоманы и водолазы, наверное, ощущают, что это такое. Здесь идет погружение в духовность. Идет мгновенный анализ сказанного и опасение просто так сотрясать воздух пустыми словами. Тут многое зависит от магии учителя. Иногда, будто раздается щелчок, и слова, не имеющие ни капли лжи и поддерживаемые взвешенными мыслями, пробуждают народ ото сна. И ненадолго мы все просыпаемся и зачарованно слушаем про каких-то котов на радиаторе, про неизвестные стихи, про вспыхнувшие в столетиях имена и закатившиеся звезды. Я бы ходил в Литинститут лишь из-за того, что здесь преподает Болычев.
(Хотя много здесь и других хорошо преподаваемых предметов)
Я русский бы выучил только за то, "что на нем разговаривал Ленин". (Это из разговоров двух чукотских оленеводов.)
Мне нравится настроение перед этим предметом. Думаешь: "Какая следующая пара? А, "Текучка"!" И радостно потягиваешься, предвкушая, просто легкость и приятную радость от хорошо читаемого предмета. И немного задираешь нос перед другой группой, что нам больше повезло, чем им. Но, как я уже говорил, что все хорошее когда-нибудь кончается. Звонок звенит еле слышно. Но уши уже натренированы. Одеваюсь и выхожу на улицу.
Падает снег. Белый снег. Очень красиво. Потом придет весна. И этим красивым снегом станут для меня цветы. И запах морозной свежести сменит запах молодости листьев и цветов. Но это будет потом. А сейчас просто была "Текущая литература".

Народ кучкуется у входа, курит и расстается до понедельника. Петя взасос целуется с Жуковой. Мне немного завидно. Завидно свежести их чувств. Раньше я не понимал, почему, когда где-нибудь я слышу "Мираж", все во мне переворачивается ностальгически-приятной волной. Однажды я понял. Мне было просто 16 лет. Я был чистым листом. И чувства жизнь могла писать по мне с нуля.
- Петя, чуть правее, мне не видно! Жукова, зажимай Петю сильнее!
Они в шутку махают на меня.
- Ничего ты не понимаешь, Ильюха! - говорит Жукова почти серьезно.
- Куда уж мне, Таня! Ладно, я пошел, пока!
Я прощаюсь со всеми и ухожу. Одна грань жизни уходит от меня до понедельника.
Пришла пора идти в общагу. Той же дорогой, хотя по пути не мешает на интернет зайти. Снег. Машины. Холодно. Когда весна? Весна - как свобода. Мечтаешь о ней всю зиму. А когда она настает, не знаешь, что с ней делать. Тепло - хорошо, солнышко светит - хорошо. И что дальше?

Прохожу "Макдональдс".Там точно не отравят, но взорвать для профилактики могут. Чувство голода становится меньше. Можно съесть сосиску и кофе со сливками прямо на "Белорусском". Так и сделаю. Кинотеатр "Россия". Под козырьком его надпись большими буквами - "Матрица". Реклама фильма. Посмотрел я недавно этот фильм. Очень мне понравился. Теперь у меня три любимых фильма: "День сурка", "Шестое чувство" и "Матрица". Любимых смыслом, заложенным в них.
Спускаюсь в переход. Хоть и торгуют ужами, сигаретами и лифчиками, но все равно Москва стала чище и красивее, чем 10 лет назад.
Проход в метро по магнитным карточкам. Заплатил раз в месяц - и езди, сколько хочешь. Если заточить карточку с одного конца, получится лезвие для драки. Но я не стачивал. Хотя с другой стороны, совсем обидно без оружия в трудный момент оказаться. Помирать - так с музыкой.
Главное правильно понимать оружие, ну и, конечно, владеть им. Наверное, самое правильное понимание было у Маугли. Нож - мой железный коготь. Вот и весь базар. То есть оружие - продолжение тела. И Киплинг очень четко это подметил. Почитайте, если делать нечего.
…Вот и поезд подошел. Захожу. Стоит девушка. Красивая.
Хочется познакомиться, но стесняюсь. Чего стесняться, непонятно. Съест меня? Нет. Откажет? Ну и что. Но как-то стремно слышать отказ. И поэтому организм находит тысячи отговорок, мол, я ей не понравлюсь. Отошьет. Не хватает тебе женщин, которые у тебя есть?
Зачем тебе еще приключение, когда сейчас все просто и понятно?
Все эти вопросы перечеркивает один: А может это новая любовь?
Ага! В метро и с первого взгляда! Ну-ну.
Вагон мерно, а иногда судорожно покачивается.
Смотрю. Могу ли я в нее влюбиться? Все сравнения с Солнцем. И мозги автоматически тестируют. Ее глаза, черты лица, положения и движения рук, повороты плеч, ощущения сексуальности, одежду, прическу, обувь.
Нет. Скорее всего нет. Лень и память убивают желание нового опыта.
"Осторожно. Двери закрываются. Следующая станция "Белорусская".
Все, решил для себя окончательно. Знакомиться не буду. Еще полторы минуты она будeт со мной. Потом встану и уйду. Навсегда. Еще раз. НАВСЕГДА. На весь остаток лет, что отпущен мне на эту жизнь. Вариант еще раз встретиться 1 на 1 000 000. И никогда, никогда я не увижу этого человека. Может быть… Нет. Встал, пошел на выход. Встаю, иду на выход.
"Станция "Белорусская". Переход на станцию…"
Человек, мимолетно понравившийся, тает в памяти очень быстро. Это тебе не полгода бесед, по пять часов в день врастания умом и телом друг в друга. …А могла стать женой. Дети, внуки, все такое… О, опять началось! Все, забыл! Забыл…

17.00. Вокзал, как всегда, привычного нежно-зеленого цвета. Такой он был всегда, сколько себя помню. Интернет-клуб почти у входа в метро. Полчаса - шестнадцать рублей. Что можно сделать за полчаса и шестнадцать рублей? Посмотреть почту. Может, кто-нибудь письмо прислал. Заказать чего-нибудь бесплатного из рекламы. Майки раздают, кепки, коврики для мышей, каталоги и прочую чепуху. Работу можно найти. Познакомиться с кем-нибудь или поругаться в каком-нибудь месте. Очень расслабляет. Поглазеть на порнографию или мишку Гамми. Но главное: Интернет - это огромная библиотека интересующей тебя информации. Доступ к которой осуществляется за несколько секунд через поисковые системы.
Итак, захожу. Пара компьютеров свободна. Плачу деньги в кассу. "Двадцать седьмой". Иду, сажусь за компьютер № 27. Можно не раздеваться. Сижу в тулупе и в перчатках. Перчатки у меня, как у кота Базилио, с прорезями для пальцев. На клавиатуре работать не снимая перчаток, в самый раз. Сумку ставлю на виду. Шапку на сумку. Чтоб не сперли. От Ашхабада во мне осталось несколько хороших привычек: никому не верить и всегда улыбаться знакомым. Когда в детстве друзья предают, знаете ли, хорошая школа на всю жизнь, хотя и горькая. Обманут - сам виноват. Некого винить, кроме себя…
Набираю www.usa.net Появляется строчка: введите адрес и пароль.
Набираю ilya.om@usa.net и пишу свой пароль. Параллельно набираю www.atop.com/privan и www.yandex.ru
На первом сайте я публикую только что написанное и смотрю критические замечания людей в мой адрес. Этот сайт находится в Канаде и посвящен он главным образом иммиграции. Со временем этот сайт превратился больше в литературный журнал. Это мне как раз и на руку. Иммиграция, конечно, - интересное дело, но пока убегать никуда не собираюсь. Пока. А там видно будет. Ага! Есть ссылка. Открываю .

Второй, Yandex, - это и есть вход в "библиотеку", поисковая система. Сегодня надо узнать, когда следующая книжная ярмaрка. Ввожу "книжные ярмaрки", и мышью - на "Поиск". Десять ссылок. Обычно бывает больше. Нахожу нужную. Вот и дата.
Возвращаюсь к почте: сегодня ничего нет. Жаль. Люблю я письма получать. Наверное, все любят. Но сегодня нет, ничего не поделать.

Осталось еще десять минут. Конечно, можно порнуху глянуть, но как-то нехорошо при всем честном народе рассматривать разные интересные фотографии. У русских это не принято. Какой я, однако, ревностный поборник традиций. Улыбаюсь.

Захожу на свою страницу: www.om.com.by Тут меня интересует только счетчик. Все остальное в своем сайте я помню и так. Счетчик показывает, сколько за последнее время ко мне зашло народа. Народа зашло мало. Ничего, не смертельно.

Брожу еще по сети немножко. Так. Без цели.
"Двадцать седьмой, время".
"Двадцать седьмой" - это я. Навешают ярлыков, елки-палки. Пора сваливать. Встаю, беру сумку, надеваю шапку и выхожу.

17.35. Уже темно. Вечер зимой наступает быстро. Есть охота.
Подхожу к ларьку. Беру кофе со сливками и сосиску с хлебом.
Ем. Есть приятно, но можно потолстеть. Толстеют внезапно.
Потом с весом бороться тяжело. Это как с сигаретами бороться.
Еда - тот же наркотик, так же затягиваешься. Но без нее нельзя.
Все, съел! Теперь надо заскочить на рынок неподалеку, рис и соевый соус почти закончились. Десять минут. Иду. Покупаю. Дают пакет. Денег остается двадцать пять рублей. На маршрутку надо 6 рублей. Перехожу через дорогу. Остановка автобуса. Ларек огоньками мигает. Что-то я много всякой воды употребил, будто точно у Полибиной чай упер и, давясь, выпил под столом. До дома еще далеко. Забегаю за ларек. Реклама "LG" освещает местность. Снег плавится от температуры. Слово на снегу дописать не удается…
- Ваши документы.
Поворачиваю голову через плечо. Патруль. Военный. М-да, наверное, это надолго. Одной рукой достаю паспорт, другой пытаюсь застегнуться. Достал, отдал. Смотрит. Сначала радуется, мол, белорус. Потом добирается до регистрации. От регистрации становится грустным. Облом.
- Нарушение общественного порядка. Оправление в общественном месте. Статья такая -то. - И добавляет: - Пройдемте в отделение.
Идем вдвоем впереди. Сзади четыре солдатика идут. Как в детском саду, по парам. Только тут все по- настоящему. С автоматами, и по шее получить можно. Хотя бить вряд ли будут. Главное - рот не по делу не раззевать. Идем куда-то в сторону Маяковки.
- А штраф хоть какой, а то с собой только 25 рублей?
- Это в отделении разберемся.
Уши начинают замерзать. Завязываю на бантик. За очередным углом, как Винни-Пух на опушке, соображая, что бы подарить Иа на день рождения, старший глубокомысленно изрекает:
- Ну ладно. Давай 25. Хоть ребят кофе напою.
Я, как Пятачок говорю: "Ага", - отдаю 25 р. и благополучно исчезаю в сторону "Белорусской".
Денег нет. Либо на метро, либо зайцем на "12" автобусе. До автобуса ближе. Ждать надо долго, ничего не поделать.

18.15 подходит "12". Место есть. Сажусь. До общаги 20 минут. Пробок по пути почти нет. Смотрю в окно. О чем я думаю все время?
Если подумать, о чем я думаю в процентах, то получится, такая картинка: 20% - о Солнце, 30% - о работе, 15% - о учебе, 25% - основной инстинкт, 10% - все остальное. Когда-то было 60% -Солнце, а все остальное, как бы оставалось за бортом. Но может, я не правильно размышляю о своем размышлении? Ладно. Темно совсем. Свет от фонарей и реклам. Можно не думать? Нельзя. Безмолвие не получается. Однажды я пробовал день не говорить и не смотреть людям в глаза. Смотрел поверх голов. Глаза - зеркало души. Это и без меня все знают. Но каждое попадение глаза в глаза есть оценка чужой личности. Маленькая затрата сил. И сколько этих микросил уходит в день? В тот день я, кстати, меньше устал.

18.35. Выхожу. До общаги 2 минуты пешком. Видно ее и с остановки. В магазин зайти? Что забыл на рынке? Пельмени! И сметаны! Денег нет. Правда, иногда можно взять в долг. Захожу, беру пельмени. Сметану брать опасаюсь. Здесь 8 из 10 раз всегда оказывается кислая. И, как дурачок, спрашиваешь в 225 раз: "Сметана кислая?" Тебе в 225 раз клянутся, что сегодняшняя. Ну и раз в 200 ты плюешься, что опять надули, и обещаешь себе никогда сметаны тут не покупать, но приходит новый день и все повторяется снова. Странные программы заложены в нас.
Сметану все же взял. Захожу, сидит охранник, телек все смотрит, но на меня мельком глянул. Рожа у меня знакомая. На нарушителя не похожая. Он возвращается к ящику. Мне на третий этаж. Лифт скоро приходит. Пельмени приятно сидят в сумке, сейчас я их буду есть!
А после пельменeй неплохо бы бабу, а потом заснуть и проснуться через день. Все мечты расписаны, но это лишь мечты.
Захожу в свой коридор. Никто не звонил. Отдают ключ. Открываю хату. Грабителей не было. Все на месте. Стало чище. Убирали. Это хорошо. Не люблю бардак. Но сам наводить чистоту не умею. Бросаю чемодан. Не бросаю, конечно. Ставлю аккуратно. Беру кастрюлю. Туда лавровый лист, специи, несу на кухню на огонь. Вода закипела, бросаю двадцать пельменей (моя доза).
Пять минут...

19.10 Сметана на грани. Чуть кислая, но есть можно. Раскладываю ложки красиво. Наливаю в одну чашку сметаны, в другую кетчупа, в третью масла. В миску вылавливаю пельмени. На столе лишнего ничего нет. Все гармонично. Может, я в прошлой жизни был китайцем, люблю я получить удовольcтвие от каждой съеденной пельменины, от процесса поедания, когда все красиво и т.д.
Во время еды лучше ни о чем не думать, кроме как о еде. Потому что если думать о чем-нибудь другом, тогда кайфа от нее будет мало.
Правильно написано на стене сортира заочного отделения: "Когда я ем - я факс-модем!"
Все же надо сходить на регрессивный гипноз, хоть более-менее буду знать, кем я был раньше. А то иногда вылезeт такое, сидишь, как ишак у проруби, и думаешь, откуда это во мне.
Но дорого. 100 баксов за пять сеансов. Все откладываю. На себя деньги жалею, как не стыдно!
Шестой пельмень... Надо было все же сока купить, запивать... Стук в дверь... У меня состояние: "Никого нет дома". Но ничего не поделаешь: "Заходите!"
Заходит Малый. Фамилия у него такая. Я, как собака Павлова, предчувствую два варианта развития событий. Либо ему нужна машинка для стрижки волос, либо одолжить денег до стипендии. Волосы у его выросли еще мало. Значит - второе.
- Ну шо, - говорю, - Валентин, оно?
Он грустно кивает головой.
- Оно!
- Только червонец поможет гиганту мысли?
- Нет. Хотя бы двадцатник, во вторник отдам.
- Думаешь, точно отдашь?
- Ну точно, точно отдам!
- Ладно.
Достаю деньги. Двадцать рублей. Отдаю. Малый говорит, что я его выручил. Я ему, конечно, верю. Верить в хорошее всегда приятно. Уходит.
Раньше такое, наверное, тоже бывало. Сидел, к примеру, Тургенев, охотник и рыболов, дома, чистил ружье, а тут к нему вламывался Чернышевский и с криком "Что делать?" просил 20 рублей до получки. "Трубы, мол, горят!". Ну, Тургенев, добрая душа, давал пару рублей на опохмелку. А то пошел бы тот бригаду разночинцев собирать, да помещиков громить. Глядишь, и Тургеневу досталось бы. Тогда никакой охоты. А что без охоты Тургеневу делать? Скучно, батенька. Зайца не подстрелить, куропатку не поймать. Гори они белым пламенем эти 3 рубля.

Тогда деньги были иными. 20 рублей , например, - это 18 грамм золота. То есть на современные деньги где-то $130. То есть на рупь можно было тогда гудеть - не хочу! Были времена, однако!
На деньги, кстати, никто не обижается. На сантехника, допустим, можно рассердиться. А на купюру "10 рублей" обидеться очень сложно. И вообще, деньги - это энергия этого мира. Чего ж на нее обижаться. Бредово это как-то. Хотя на энергию, конечно, можно рассердиться, например, на 220В, если два пальца в резетку засунуть. Но тут уж лучше на себя, если в голове не хватает.

С сожалением доедаю последний пельмень. Включаю музыку. Иду мыть посуду, думая, чем бы заняться.

19.30. С одной стороны, можно что-нибудь написать, а можно и к народу сходить, потрепаться. О! Пойду хоть побреюсь. Беру лезвие "Мах-3" и пену для бритья. Умывальник. Зеркало. Включаю воду. Зеркало еще хорошо тем, что оно фиксирует время. Видишь свое лицо и вспоминаешь, какой сегодня день, месяц, год. Вынырнешь из реки времени и остановишься на секунды в настоящем для осознания мгновения "сей час". И, вспомнив, погрузишься обратно в реку времени, и ее течение, подхватив, несет тебя дальше, до следующего зеркала.
...Половина лица выбрита.
Зачем я поступал в институт? Сбежать от любви? Научиться писать? Получить высшее образование? Слинять от армии? После исчезновений из нескольких институтов я сделал очень полезный вывод в пользу учебы. В чем он заключается? Допустим, что из пяти часов, проведенных на занятиях, ты внимательно слушаешь и усваиваешь только 10 минут данной тебе информации. Учиться 200 дней в год. 5 лет. Перемножив данные цифры, получаем 10 000 минут. Полезной информации. Я был очень удивлен.
Вывод. Как бы плохо тебя не учили. Как бы плохо ты не слушал, но 10 минут в день ты вполне можешь извлекать из данных тебе знаний.

...Осталось несколько штрихов поправить в бороде.

Армия тоже пошла бы мне на пользу. Армия помогла бы мне закрепить нужные привычки. Например, привычку класть вещи на место. До-до вечно бродила недовольной по этому поводу: "Убираю, убираю, а в квартире все бардак и бардак!" Привычка закрепляется в течение полутора лет. Не можешь - научим, не хочешь - заставим.
Как раз, армия - полтора года. Накачался, научился бы морды бить без размышлений. Минус мог быть только один - потерял бы здоровье. Если бы не это, побежал бы первым записываться добровольцем. А так, здоровье гробить за полезные привычки, видал я такую армию в одном месте, в тапках белых.

...Все, осталось сполоснуться.

За окном падает снег, а в умывальнике тепло. Сгребаю с подставки бритву, крем. Машинка для стрижки волос выскальзывает, падает на пол. Поднимаю. Помню, пришел как-то Леха Николаев. Постриги, чтоб 1 см. остался. Я постриг. Что-то ему не понравилось. Провел сам машинкой надо лбом, а там насадки не было. Ходил потом, как партизан,с выбритой полосой на полулысой голове. Все чуть со стульев не попадали от такого чудесного зрелища...

...Поднял, машинка вроде не поломалaсь. Иду назад. Тарас придет часа через два. Пока всех своих крокодилов рассует по шкафам, много времени пройдет. За это время можно в гости сходить. Кофе попить. Надо купить шоколада, а то свинство мелкое в гости без ничего приходить.
Ключ на вахту. Спускаюсь вниз в магазин. Про сметану можно сегодня не наезжать. Шоколад "Аленка" - 15 рублей.
- И-л-ь-я, п-р-и-в-е-т!
Разворачиваясь, я уже понимаю, что это Ф-е-д-я Мельников с 5 курса из города с панковским названием Бердянск. Фамилия у него, как у меня. Слова он растягивает как-то истинно по-бердянски:
- Ф-е-д-я, з-д-р-а-в-с-т-в-у-й! - в тон ему отвечаю я, закручиваю в шутку пальцы веером и делаю реповское па.
- К-а-к де-ла у крутого чувака Феди с моей фамилией?
- М-о-и кру-тые дела хорошо. Вот тебя не было пару дней назад, а в институте акция против СПИДа была: презервативы раздавали на халяву!
- Н-у, Федя, ты, наверное, круто там поднялся!
- Д-а, десять американских презервативов я там поднял!
- Н-у ,Федя, ты теперь самый счастливый человек на свете!
- Н-е-т, Илья. Я разочарован! Они не налазят мне. Русские презервативы и то длиннее.
-Ты истинно крут. Большой парень Федя. Сообщи об этом телеграммой всем в Бердянск. Пускай гордятся земляком, на которого не налазят поганые американские презервативы.
Федя задумался. Быть может, ему привидeлось, как он срочно бежит на почту и телеграфирует на родину предков:
- Не налазят, мол, что делать?
Федя выскальзывает из грез и продолжает:
- Я понял одно: лучше их в аптеке покупать за 14-50!
- Согласен с тобой полностью! - соглашаюсь я, - ладно, Федя, пойду, дела всяческие.
- Ты это, Илья, заходи. Я тебе презерватив подарю!
- Федор, ты щедрый не по годам! - Поражаюсь широте Фединой души я, - спасибо за приглашение!
Я ухожу. Федя остается курицу какую-то покупать. Дорога моя теперь на пятый этаж. До пятого лифт работает.

20.40. 528 комната. Там живут Марина, Наташа, Маша, Галя и Зверская Собачка Катя. Не в одном номере, конечно. Маша и Галя в 530 живут, но тусуются все вместе либо здесь, либо там. Галя на самом деле не Галя, а Марина Галиусова. Фамилию округлили для удобства. Главный драматург комнат 528 и 530. И никто это звание у нее отнять не пытается. Даже З.С.К. (Зверская Собачка Катя) пытается отнять только новый тапок.
З.С.К. питается кашей и тапками, по возможности, новыми. Каша переваривается, а тапки перевариваться не желают. Но З.С.К. с этим смириться не хочет, и тапки по-прежнему несут кару через разгрызание. Иногда ей этим тапком и влетает, быть может, поэтому так часто она совершает над ними свое собачье мщение.
...Я здороваюсь с "зайцами" и рассказываю, что у меня к чаю вкусное существует. Это заявление встречается бурными моральными аплодисментами. Даже З.С.К. бодро поглядывает из-под кровати, невидимо стуча хвостом в знак полной поддержки и одобрения.
Вода закипела. Маша Лоханина торжественно вносит чайник. Я думаю, она на ангела похожа. У каждого свой образ ангела. Мой ангел подозрительно смахивает на Лоханину. Она смущается, когда я ей об этом говорю. Голос у нее очень сильный. Хоть в "SCORPIONS" или в "Металлику" на припевы ставить. Такие ноты может вытягивать, диву даешься...
Разливаем кому чай, кому кофе. Делим шоколадку. Я поглядываю на стенку. На ней приклeена вырезанная из афиши какого-то артиста фамилия: "Мельников" и подпись моим корявым почерком: "Здесь бывает иногда".
Пьем каждый свое. Делимся последними новостями Я с ними делюсь по поводу Фединой печали. Народ воодушевляется. Начинают советы давать и говорить слова моральной поддержки. Я пообещал передать теплые слова адресату. Тут Илюшина и говорит:
- А к нам недавно привидение приходило! - И продолжает, - ночью чувствую сквозь сон, меня кто-то сверху душит. Я проснулась. Какая-то женщина в белом сдавила мне шею. Пытаюсь стряхнуть ее руки. Получается, и она как бы откидывается назад, и медленно удаляясь, растворяется в плакате на стене...
У меня круглые глаза. Я в это дело верю. И начинаю Наталью грузить советами. Вообще, про привидений в этой общаге мне не раз разные люди рассказывали. Особенно хулиганствуют привидения почему-то на 5 этаже. Самоубийств было несколько. Скорее всего привидения из них... Да и дом не новый…
И даже Зверская Собачка Катя пару раз рычала в никуда.
- И чем дело кончилось?
- Позвали Брыкалову. Почитала молитв разных. Углы крестила. Долго читала. Устала короче.
- И?
- Вроде, помогло. Привидения не приходят больше!

Да, раньше разминировав минное поле, писали: "Проверено. Мин нет. Иванов. 234-й саперный полк".

Теперь на 528 можно табличку вешать: "Проверено. Привидений нет. Брыкалова. Литинститут им. Горького".
- Да, круто! - подытоживaю я, радуясь хорошему окончанию. Время быстро летит. Наверное, во всех странах, как народу становится хорошо, он сразу бежит песни орать. И если инопланетяне начали из космоса любопытствовать, кто это там так песни распевает, занялись бы они этим вот так: "Солнечная система. Планета Земля. Материк Евразия. Северо-Восток Европы. Россия. Москва, улица Добролюбова, дом 9/11, комната 528. 17 декабря 1999 года". А что, разве мы не люди? Спели песен и мы. Только ли мы? Медведи вот, к примеру, тоже музыку любят, оттянут щепку и слушают, как щепка звучит. Звук слушают. Балдеют. Так что и у животных клеммы клинит от музыки. Говорят, коровы под Чайковского доятся очень хорошо. И коровам фиолетово, кто такой Чайковский и чем он занимался в свободное от работы времяю. "Главное", - думают они, - "что эта музыка наша, коровья и Чайковский вообще наш чувак". А скорее всего, ничего они такого не думают, доятся с чистой совестью и все тут.

22.50. Мне пора. К сожалению, всегда приходит время окончания действия. Как бы в нем не было хорошо и комфортно. Ухожу я и из этой части своего внешнего и внутреннего мира. Жаль. Но так будет всегда. Таков закон.

Прощаюсь с "зайцами" до следующей встречи. Выхожу. Спускаюсь вниз к себе пешком. Тарас уже пришел. Собирается куда-то к девушкам на первый этаж. Программа к ним в цирк откуда -то приехала новая.
- А ты что будешь делать?
- Телевизор посмотрю или посплю. Устал что-то сегодня.
Нарядный Тарас с бутылкой вина под мышкой удаляется.
Я раздеваюсь. Может почитать что-нибудь? Достаю свои любимые "Двенадцать стульев". Читаю до того момента, как мысли начинают путаться. Суть ускользает, желание сна побеждает. Я выключаю свет.

...Солнце улыбается мне. Я люблю Тебя.
Я улыбаюсь ей. А Я люблю тебя.
Какое хорошее место.
Как в магических книгах. Там есть "место силы".
Так и в снах. В снах - "место счастья"
Сон - мое место силы, мое место счастья...

Задребезжал будильник... Тарасу пора вставать. Но он будильника не слышит. Тяжело ему все же.
Крокодилов пасти - нелегкий труд...

7.20...