Вика положила хрустнувшие пакеты с фотографиями и проявленной пленкой в сумочку, встала со скамейки и неторопливо отправилась на работу.
Вика любила такие предвечерние часы. Нависшие над парком клочьями грязной ваты низкие темные тучи, казалось, не пропускали ни ветра, ни посторонних звуков. Все вокруг находилось в ожидании снега, который вот-вот должен был разрозненным хороводом отдельных снежинок затопить мир в еще большем безмолвии - чтобы на следующий день, растаяв, снова обрушить на тебя взамен вдвое интенсивней обычного поток гулких звуков уличного движения, резких голосов людей и, конечно же, поток в общем-то никуда не исчезавшей грязи.
Но сейчас было тихо и скоро, через час, должно было стемнеть. Вика ускорила шаг. Такое безветрие и тишина всегда положительно влияли на настроение людей. И, что самое важное - их щедрость. Словно что-то в душе заставляло преобладать обычно очень смутное желание полета или романтики, или хотя бы просто стремление сделать что-то хорошее, над навязчивой необходимостью товарно-денежных взаимоотношений.

В данный момент деньги были важнее - она уже научилась разграничивать работу и все остальное, хотя, даже идя на работу, всегда брала с собой старенький, но надежный "зенит", который появился у нее после того, как при очередном задержании ее предыдущий дорогой полупрофессиональный "кэнон" вдребезги разбили об асфальт.
Вика любила фотографию. Она была ее хобби - одно из тех занятий, которые вот-вот грозят перерасти в жизненное кредо - и все же почему-то не перерастают. Наверное, потому что то, чем она занималась, все-таки приносило гораздо более высокий доход.

Ей нравилась природа. Ей нравились люди. Не своей манерой общения и не своей добротой или злобой (ибо некоторым нравится и такое), но просто как составная часть самой природы вообще. Люди, сами того не осознавая, своим видом просто дополняли гармонию деревьев и дорожек в парке, люди становились неотъемлемой частью пруда с утками, которых они кормили, люди, расположившиеся на траве и скамейках со стаканами, бутылками с водкой и нехитрой закуской, наконец - просто прохожие, идущие по своим делам.
И она их фотографировала. По крайней мере, старалась - потому и никогда не расставалась со своей камерой. Выбрать правильную перспективу было нелегко, потому что многие выражали открытую неприязнь против того, чтобы их фотографировали. И значительной помощью стал именно "кэнон", обладающей функцией приближения. Так Вика училась. Сначала неуклюжие, порой слишком далекие, или же, наоборот, слишком близкие и не все уместившиеся в кадр, бабушки с играющими внуками, хозяева, выгуливающие гадящих где попало, но от этого не менее милых, собак, алкоголики с красными лицами деградантов и хмурые, одетые в мешковатые одежды тинейджеры, в последствие получавшиеся все лучше и лучше, вызывали у нее радость - искренне и чуть не до слез - от очередной маленькой победы в своей далеко не легкой жизни.

Это началось не очень давно - каких-то пару месяцев назад. Обычно Вика, решая, садиться к кому-нибудь в машину или нет, кроме опыта, полагалась на интуицию, смутное чутье, которое не почти подводило ее с раннего подросткового периода, с самого начала взаимоотношений с мужчинами. И все-таки, недостаток опыта приводил, хотя и редко, к неожиданным и неприятным последствиям, из которых неуплата гонорара было, пожалуй, наименьшим. Она могла вернуться домой с разбитым лицом, без дорогой куртки или дубленки, что в холодное время года неизбежно вело к простуде и, следовательно, к потере заработка.
Вике настоятельно следовало быть осторожной.

"Кэнон" разбил старший лейтенант Шепелявый - кристально честный человек со слегка располневшим лицом и двойным подбородком - гроза скрюченных ловцов кайфа, мужчин и женщин с масляными глазками, занимающих издающими удушливую вонь растворителя делами, девиц, стоящих в любую погоду под тусклым светом или под дождем на дорогах, а также синемордых обитателей района, с которыми, он, однако, по мере способностей и коммуникабельности старался поддерживать добрососедские взаимоотношения. Неторопливо вылез из своего фольксвагена, подозвал Вику, обыскал ее и разбил. С улыбкой на лице шмякнул о черный мокрый асфальт. Посмотрел на брызнувшие во все стороны осколки, потом- на всхлипывающую Вику, улыбнулся еще шире. У Вики расширились глаза, когда от его головы вдруг потянулись струйками дыма красные, потом переходящие в ярко-коричневые клубы. И она поняла, что он в тот момент почувствовал. Именно так выглядело удовлетворение. Возможно именно то же чувствовала она в моменты злой и резкой мести, причем не конкретному обидчику, но просто любому случайно подвернувшемуся человеку, с которым могла хоть немного на тот момент ассоциироваться глубокая и давняя обида. И уж конечно эти клубы. У себя она их не видела. Зато увидела у другого.

- Ну что уставилась, дура, иди-иди, пока со мной не проехалась. И на пленку-то не смотри. Засветилась вся пленка, - добродушно сказал он, и Вика, уже не всхлипывая, скорее озадаченно глядя перед собой, медленно поплелась домой.

Второй раз, в этот же день и спустя всего пару часов, она опять сначала ничего не поняла. Всего лишь удивилась, как разноцветно переливается начинающийся вечерний дождик в зыбких лучах придорожного фонаря. И тут же все ее внимание поглотил довольно лицеприятный и обаятельный мужчина, который ("простите, пожалуйста, а вот не могли бы мы…") всем своим видом и манерами предсказывал удачного, денежного (такие обычно везут на одинокую холостяцкую или специально купленную для таких целей и подобающе нафаршированную квартиру, не ограничиваясь банальным проминанием сидений где-нибудь в посадках) человека. Ко всему прочему, он выглядел уверенно и аккуратно. Он даже, несмотря на дождь, не поленился открыть дверцу и выйти, чтобы с ней поговорить. Дождик, уже над его головой, не над машиной, опять качнулся. Он пристально посмотрел на Вику, которая молчала, прикованная необычным зрелищем, и снова задвигал головой, проявляя нетерпение, однако радужное марево, возвышаясь аж на целый метр, в свете фонаря, вдруг потускнело и приобрело какой-то лиловый оттенок с коричневой окантовкой, через который поначалу даже скрыл от вида противоположную сторону дороги - все, что находилось за ним.

Что-то ощутимо кольнуло Вику внутри. Что-то не дало тогда ей сесть в навороченный "форд" этого галантного красавца, который, казалось, совсем не обидевшись, уехал, чтобы через пятьсот метров - километр посадить к себе в машину одну из многочисленных Викиных коллег. Опасения подтвердились, когда буквально через неделю всех придорожных жриц любви смела с рабочих мест волна ужаса, а весь город залихорадили параллельные чувство страха и отвращения: пять-шесть девушек были найдены в их районе, в посадках, "препарированные" с мерзкой и потрясающей точностью профессионального мясника или патологоанатома, а спустя еще несколько дней на экране телевизора даже в грубом примитивном фотороботе Вика сразу узнала недавнего джентльмена, который был пойман еще через пару дней. Его краткое описание окончательно подтвердило и без того усиленное интуицией Викино чувство.

С тех пор Вика иногда она видела эту смутную - иногда яркую, иногда тусклую - диаметром с метр - дымку над головой и плечами некоторых людей, не только ее клиентов. О чем-то таком она давно, еще в детстве читала, но почти напрочь забыла теперь. Немного позже она вспомнила также, что в зависимости от цвета это образование может дать информацию о состоянии здоровья ее владельца, а также вроде бы о его интеллекте и вообще о его сущности. Его природе. Кое-какой совет подала Светка - толстоватая и немного неопрятная, с большой грудью и вечно опухшими и полузакрытыми от постоянного приема опиумных препаратов девушка, стоявшая в нескольких сотнях метров от ее постоянного места. Когда-то, еще до своего окончательного падения, она закончила философский факультет и кое-что понимала в делах, недоступных для восприятия обычного среднего человека. Уже после поимки галантного маньяка Вика за бутылкой пива поделилась с ней своими смутными опасениями. И Вика поняла, что до такого простого решения она давно могла бы дойти и сама, хотя и не понимала, был ли совет этот дельным, и как, собственно, он мог бы ей пригодиться.

"Зенит" она нашла в том же парке, недалеко от дома. В прелой листве он, видимо, пролежал пару дней - случайно отброшенные носком "гриндерса" расползающиеся от сырости листья открыли едва различимый в сумерках темный чехол. Сам аппарат был совершенно сух - только благодаря надежной защите давно, лет двадцать назад, так же как и он сам, сделанного чехла.
Открыв его, она обнаружила, что пленка была только начата - отсняты были только десять или чуть побольше кадров из двадцати четырех или тридцати шести. Не села даже маленькая пальчиковая батарейка, необходимая для поддержания настроек полуавтоматической камеры, и Вика, отошла на значительное расстояние, сняла с объектива колпачок и прильнула к окуляру в поиске цели. Остановившись на детской площадке, она нажала на кнопку.

В течение нескольких дней она не работала, пока позволяли деньги, и, покупая новые и новые пленки, занималась любимым делом в других местах города - парки, скверы, аллеи, небольшие деревянные скульптуры, экскурсионные автобусы, продавцов пива и сладостей на лотках и всего, до чего только могли дойти ищущий глаз и пытливая фантазия.

Снимков получилось много, и Вика не могла им нарадоваться, потому что большинство из них получились не в пример лучше, чем те, которые она делала с помощью "кэнона". Среди них было несколько незнакомых, которые она никак не могла сделать - из пакета с самой первой пленкой. С десятка фотографий, которые, кстати сказать, получились хуже всего, на нее смотрело одно и то же лицо.

Добродушный парень, одетый в джинсы и простой черный пиджак с простоватым, даже несколько глуповатым выражением лица и растрепанными светлыми волосами смотрел на нее веселыми беззаботными глазами. Он был сфотографирован в разных местах, ни одно из которых Вика почему-то не могла узнать - какие-то живописные ручейки, скамейка в летнем лесу (сделано несколько месяцев назад, подумала Вика), открытая дверца машины и он, сидящий на переднем сидении, поставив ноги на дорогу.

Обычно у Вики не было постоянных парней - по крайней мере надолго. Мужчины совершенно разного возраста и рода деятельности, несмотря на ее воспитанность и развитый интеллект, почему-то всегда уходили от нее вскоре после того, как узнавали, чем она занимается, хотя все как один сходились во мнении, что это такая же профессия и что всякий труд почетен, приносил бы он доход, поскольку деньги если и пахнут, то очень слабо.
Теперь, глядя в простые серые глаза парня, Вика подумала, что перед таким взглядом почему-то всегда чувствуешь себя почти виноватым - как чувствуешь порой себя виноватым перед ребенком, которому приходится лгать только потому что он не поймет правду. И еще она подумала, что зря, видимо, не держала некоторых вполне достойных для долговременного совместного проживания кандидатов, хотя толком так и не поняла, почему. Еще она поняла, что не смогла бы солгать этому парню.

Вика долго и внимательно всматривалась в снимки, пытаясь на них что-то найти, но ничего необычного так и не нашла. И тогда она облегченно вздохнула, хотя и это не сняло ту общую тревогу, которая глодала ее в течение всего этого времени. Однако наступила хотя бы какая-то определенность, потому что Светка, по-видимому, что-то путала или просто врала.

Кроме того, что Вика фотографировала, на фотографиях ничего не было.
Она положила пакеты обратно в сумочку, поднялась со скамейки и отправилась на работу.

(II)

Было уже совсем темно, Вика успела проехаться с двумя-тремя нежадными клиентами. Становилось зябко, и первый редкие снежинки, таявшие на лице, подсказывали, что пора бы и отправляться восвояси, поскольку ничего более удачного уже не будет, когда поредевший поток машин нес в вечер этого буднего дня уже направлявшихся домой автомобилистов, и ничто, а тем более невысокая женская фигурка с падавшим на нее снегом, не могло их остановить.

Она решила постоять еще полчаса и идти домой. Успокоенная наличием в кармане порядочного достоинства купюр, она не сосредотачивалась на проезжающих мимо машинах, которые одаривали ее ближним светом фар, а смотрела в никуда отсутствующим взглядом и обдумывала странность последних событий.
Обшарпанная грязно-белая жигули-шестерка привлекла ее внимание только два раза посигналив, и Вика неохотно подошла к опустившемуся стеклу.

Водитель, смотревший на нее из темноты салона, по предварительной оценке не произвел впечатление ни "жлоба", ни "отморозка". Обычный парень, судя по голосу, вроде бы лет тридцати или слегка старше.
Вика, слегка поторговавшись, села в машину и, когда он сунул ей в руку заранее обговоренную вперед сумму, захлопнула дверцу.

Некоторое время они молчали, и салон освещали только фары встречных машин. Вика смотрела перед собой, на дорогу, потому что детали внешности клиента ее почти никогда не интересовали - по крайней мере уже давно. Нарушил тишину он, задав тихим голосом вопрос, от обыденности которого Вика почему-то слегка вздрогнула.

- У тебя зажигалка есть?
- Да-да, пожалуйста, - она извлекла огонек, поднесла к его сигарете и тут же тихонько ахнула. Зажигалка выскользнула из пальцев и исчезла в темной нижней части салона.
- Ну чего ты? - плохо стало что ли? - в его голосе прозвучали насмешливые интонации.

Она машинально нащупала внизу упавшую зажигалку и снова поднесла язычок пламени к его лицу. Он сморщился от попавшего в глаз дыма, а она продолжала держать огонек у его лица. Потому что на нее смотрел тот самый парень с первых десяти фотографий, которые она забрала из печати всего несколько часов назад. Ее почему-то затрясло, и она сама полезла за сигаретой и, прикурив, снова уставилась на дорогу.

- Володя, кстати, - представился он, и она в ответ машинально назвала свое имя.

Некоторое время они молча курили. Потом он вдруг свернул куда-то на грунтовую дорогу, и только сейчас Вика обратила внимание, что вокруг уже нет домов - следовательно они выехали за черту города, однако ничего не сказала, продолжая молчать.

Вскоре он остановился на какой-то полянке - фары осветили сплошную череду деревьев впереди и по бокам. Опять минуту помолчал и зажег в салоне свет. Тусклая лампочка достаточно хорошо освещала его лицо, но Вика не спешила поворачиваться к нему, хотя с удивлением заметила, что ей не было страшно. Он осторожно положил руку ей на плечо.

- Ну, и чего ты замолкла? - сторговались вроде бы, сейчас работать будешь, - он протянул руку, пытаясь залезть ей под куртку, но тут же ее убрал. Вика молчала и не шевелилась.
- Впрочем, я пошутил, - улыбнулся он. Мне кажется, мы уже догадались, что мы встретились по другому поводу.

- Я не знаю, как вы меня выследили. Отдать вам фотоаппарат? - тихо сказала Вика, - с ним ничего не произошло, я только отсняла пару пленок. Кстати, и ваши фотографии сделала. Вы еще спасибо мне должны сказать, что в целости сохранила.
- За это, конечно, спасибо, - сказал Володя, но не нужен мне фотоаппарат - да может быть и тебе он не очень-то нужен. Просто хотелось бы задать тебе пару вопросов.

Тут Вика наконец-то повернула к нему глаза и вопросительно на него уставилась. Улыбка исчезла с лица Володи, а на переносице сложилась упрямая складка. Он вдруг стал необычно серьезным.

- Сколько ты за них хочешь? - спросил он.
- А… За что именно? - спросила Вика.
- А как ты думаешь - конечно за фотографии. За все эти четыре пакета в твоей сумке. И за пленку. Тем более, что ты же сама сегодня только увидела, что на них ничего нет. Нет того, что ты ожидала. Что тебе советовала твоя подруга.
- Какая подруга? Она не подруга мне, - сказала Вика быстро и отвернулась, - И что я там должна была увидеть? И послушай, кто ты такой? Заплатил - я тебя обслужу - вывези на дорогу, и до свидания! И можешь забрать свой вонючий фотоаппарат! - она полезла в сумку
- Ну хорошо. Я ж сказал - не нужен мне аппарат. Тогда хотя бы дай мне их посмотреть. Фотографии. Все равно я же заплатил тебе за какое-то время.

Она вздохнула и протянула ему пакеты.
Он стал медленно вытаскивать из каждого фотографии и складывать все в одну стопку. Потом Стал их просматривать, перекладывая просмотренные фотографии в нижнюю часть стопки.
Он не дошел до конца всей пачки и протянул ее обратно ей.

- А теперь ты их просмотри. Еще раз и повнимательней. И вспомни то, что тебе говорила твоя подруга Света.

Вика недоверчиво взяла фотографии, и после взгляда на самую первую неприятная капля пота покатилась по ее лицу. Она стала лихорадочно перелистывать одну за одной фотографии, и то, что она замечала, было одной и единственной, хотя и такой разной для всех из них деталью.

И бабушки с внуками, и собачники, и выпивохи на скамейках, и торгаши, почти все деревянные скульптуры, и сам Володя были окружены разноцветными сполохами - яркими и тусклыми, светлыми и темными - свечением, простирающимся приблизительно на полметра от головы и дальше вниз, не так интенсивно - от всего тела.

- Цвет ауры, - сказал Володя, увидев, что Вика перевела дух, - является важнейшим показателем здоровья, мыслей и чувств человека, его способностей, характера, настроения.
- Но почему же я не увидела этого сегодня?
- Ну, увидела бы потом. Может не на всех сразу, но постепенно бы увидела. Другое дело - объяснять тебе почему именно не сегодня - слишком сложно, да и вряд ли поймешь. Но все равно увидела бы. А раз увидела бы (а видал ты это несколько раз и на живых людях), то стала бы интересоваться, что эти цвета значат. И узнала бы, что яркие и светлые цвета означают чистоту помыслов и поступков, а темные и тусклые - интенсивную злобу, например, и зависть. Но ведь ты наверно считаешь, что черная злоба - это всегда плохо, а чистота чувств - всегда хорошо?
- По-моему, это то, что нам внушают с детства. И это естественный порядок вещей.

- У этого мальчика, - сказал Володя, показав ей фотографию очаровательного малыша, копающегося в песочнице, - ты видишь в основном ярко-желтые и оранжево-розовые тона. Мальчик изначально необычайно талантлив и склонен к справедливости, и, несомненно, будет пользоваться уважением учителей - как отличник - и сверстников - как сильный и бесстрашный человек. Однако, к чему это приведет? Каково будет его мнение о себе?

- Высокое, наверно, - в ее глазах появилась заинтересованность.

- Именно. И у него появится гордость. Гордыня, которая в лучшем случае сделает его беззащитным перед изменчивыми обстоятельствами окружения. А в худшем - превратит вот в кого, - он выложил другую карточку, на которой кормил голубей очаровательный интеллигентный старичок в очках. Который буквально утопал в коричнево-грязно-серых облаках.

- Полюбуйся. Какой очаровашка. Пока что травит соседских кошек и собак, травит со знанием дела, на основе всего изощренного опыта вундеркинда. Приобретенного на попроще, сходном с жизненным кредо предыдущего младенца. Чистые побуждения, запятнанные жестоким и не сумевшим понять тебя миром. Что-то проясняется? Из таких потом и вырастают Шепелявые.

Вика покачала головой.
- Не согласна!
- Вот об этом-то и речь. Не согласна. А твоя способность видеть пойдет далеко. Очень далеко. Как и способность судить. На основании того, что ты видишь, а другие - нет. Вот и вся проблема. Посему предлагаю за карточки любую разумную сумму. Ибо просто изъять их просто не могу. Кстати, за фотоаппарат - тоже. Совсем про него забыл.
- Я могу купить новую камеру и наделать новых фотографий.
- Таких - уже не сможешь. И увидеть потом - тоже больше не сможешь…

Вика не думала слишком долго.

- Давай, отвези меня обратно, Коровьев доморощенный, - сказала она раздраженно, - сама разберусь.

Володя тяжело вздохнул и закрыл глаза.

(III)

Идя на работу по парку в этот предвечерний час, Вика ускорила шаг. Скоро должен был выпасть снег и все потонуло в почти романтической тишине, и обычно именно такая обстановка способствовала необычайной щедрости клиентов.
Она случайно пнула добротным грубым ботинком марки "гриндерс" небольшую кучку прелой листвы, и твердый, со стальным вкладышем носок ботинка вывернул из листьев какой-то небольшой предмет.
Но Вика не посмотрела на него - надо было спешить на работу.

Синий фольксваген Шепелявого медленно проехал мимо и почему-то не остановился. Старший лейтенант лишь мельком посмотрел на стоявшую на обочине Вику, слегка улыбнулся и поехал дальше, набирая скорость. Она удивленно посмотрела ему вслед - уж очень нетипичным было его поведение.
Впрочем она скоро забыла о нем, потому что когда стемнело и зажглись на обочинах фонари, рядом с ней остановился навороченный форд, из которого вышел сам, не дожидаясь, когда она подойдет к раскрытому окну, довольно лицеприятный и обаятельный мужчина, всем своим видом и манерами предсказывающий удачного и денежного клиента. Он выглядел уверенно и аккуратно, словно сошедший с фильмов двадцатилетней давности актер прибалтийского происхождения. Дождик над его головой чуть покачнулся и снова уныло заморосил . Он пристально посмотрел на молчащую Вику и, повторив заданный вопрос, задвигал головой, проявляя нетерпение.

- Ну что же вы, девушка? В ногах правды нет, залезли бы - погода-то какая паршивая! - сказал он приятным баритоном, - не обижу, честное слово!
Вика секунду поколебалась, потом решительно села в машину.