Давеча зашел к приятелю, а тот сидит над тарелкой и злится, как черт на святки. Что, говорю, проблемы?
Не то чтобы… Ребенок кушать не хочет. Вернее, жрёт всякую дрянь. Как бездомная собака, право слово.

У него дочка. Ах, что это за девочка! – глаза васильковые в пол лица, льняные кудри, губки трогательным бантиком, тонкая шейка, пальчики длинные: другой ребенок употребил бы их в носу, а она бацает ими Шульберта на пианине и премило грозит сорванцам, а нос подтирает белым платочком.

Английский с пяти лет осваивает, сдержана, как британская монархия, моет руки и кушает, заложив салфетку за ворот. Ангел высокородный одним словом.
А приятель, значит, рассказывает злоключения.

– Макдональдс, – говорит. – околицами обходим. Из этого пристанища снулых студентов, гастрита и недобитой кишечной палочки, специфический запах. Девочка чует его, как нежрамшая акула пониженный гемоглобин – за версту.

Стоит ей засосать в курносый газоанализатор пару прогорклых молекул тамошнего масла – всё! Зрачки у неё – пых! – по рублю. И в них бьет набат: где-то картошка фри, где-то картошка фри! Тревога, тревога! Бургер, бургер!

И уже не отвертишься. Слез в глазищи нашмыгает, сопельку трогательно вывесит, плечики уронит и вздыхает, как корова, забившая давать молоко и чующая скорую командировку на мясокомбинат, по линии делового сотрудничества. Душераздирающее зрелище, доложу тебе, приятель…

Клин клином. Купли свежую булку, соус из помидор сделал, зажарил котлету из отборной телятины, огурчик порубал, веточку укропца и листик салата присовокупил, сочный ялтинский лучок колечком почикал, собрал бигмак, – на, кушай, коли любо тебе!

Что фотокарточку воротишь? Всё отборно-натуральное в этом бургере! Никто на него не чихал, грязные руки не касались и мухи не размножались. Что не так, доча?

Ну, хочешь, буду на стиле? – клоуном их забавным обряжусь, как его бишь, урода патентованного?
А он морденку скривила и пищит: – Семечек на булочке нетути.

Мол, задвигай чебуреки кому другому, папаша. Нас не наебёшь, мы во втором классе.

Прыгнул в триканы и побег за правильной булочкой. Выбрал булочку на загляденье, – сплошь семечками обтрухана, как кормилица.

А теперь что не так?
А у неё слезки набежали, губенки дрожат, обидеть меня жалко, а деваться некуда, – она девочка честная, прямолинейная.

Теперь, овер дохуя семечек, папулечка. Что-то среднее купить стоило.

Куплю, отвечаю, и вытягиваю из штанов ремень вместо бумажника. А ты, упорная моя девочка, тут будешь кушать или с собой воспитательных шпицрутенов завернуть, а?! Уйди с глаз моих!

И в сердцах разобрал этот с любовью собранный бургер. О стенку. Инсталляция, – ебаться от зависти художественным галереям.
Неделю экспонировалась, чтоб коза почуяла глубину моего экспрессионизма. Так, кажись, в творчестве называется крайняя степень охуения.

Пицца. Ну тут вообще пицдец. Нравится ей в школьном буфете какая-то мини-пицца по взрослой цене. Ебать такой буфет с тараканами… Бабки тянет, как ресторан с женским оркестром и отдельными кабинетами, где тебя накормят и на тромбоне сыграют…

Выкрались, понимаешь, на ниве начального образования, рестораторы пройдошливые….
Что сделал я? Замесил я тесто по науке: вода, мука, соль, немного растительного масла – всё.
Никакой скалки! – руками его тоненько размял-растянул, как учат пожиратели недоваренных макарон.

Смазал томатным соусом своего изготовления, покрошил лучок, перчик болгарский, оливочек, выстлал лепестками свиной вырезки, засыпал моцареллой и настоящим чеддером для пущего букета.
И непременно потрусил орегано и сбрызнул маслицем оливковым, по цене отборного моторного. Лашата ми кантаре короче. Челентано одобряет.

Выпекал при максимальной температуре десять минут. Запааах!… Соседи невольно прерывали жаркую еблю, а в Италии верно приспустили государственный флаг, – я испек пиццу пижже.

Пригласил ребенка за стол, подал. Ликую внутри! Поковыряла, вздохнула и тарелку отодвинула.

Может, спрашивает, из дому колбасу с мукой попятили, что теста и колбасы не наблюдаю? Оливки в пицце?! Мясо?!... Папа…Папуля... Я тебя обожаю, но настоящая пицца другая. Как в буфете. И нарезать надо кружками, что блюдца...
Какая тебе геометрическая разница, говорю. Испарись, несчастная, пока я не нарезал её на твоей попе…

Огурцы… Разрезал вдоль, ножом насечь-насечь, посолил, потер половинки: хрустишь, вспоминаешь детство, Советы и пустые прилавки.

Сейчас же: бананы, кокосы, папайя, ананасы такие жирные, а ей подавай огурцы! Ваза с фруктами стоит – неет, хуюшки. Папа, сделай огулец с солью, да сделай.
Уже сделал…Как в детской песенке. Палка, палка… вот и вышел огуречик человечек…

Восемь лет тому, на медовый спас огурцов с медовухой обхавались с мамой твоей, и заогуречили тебя, душу огуречную. А следовало на яблочный, – в яблоках куда больше витаминов…

Макароны… Прокрутил телятину мелко-мелко. Блендером превратил в кашу: лук, моркву, сельдерей. Обжарил овощА в оливковом масле, добавил фарш, довел до готовности.

Бухнул томатов протертых, сливок, влил говяжьего бульону. Подбодрил сахарком, солью, тимьяном, малую толику мускатного ореха, чесночку. Упарил, и в конце красного сухого винца доброго влил. Опять выпарил.

Запааах…! Соседи прокляли, что разрушаю интимную жизнь. В Италии, думаю, объявили траур и закрыла мне въезд, – их гордость – соус болоньезе, у меня пижже.

Соединил соус и спагетти альденте, зелени рубленой добавил, сыром присыпал, маслицем сбрызнул. Усадил её за стол, подал.

Поковыряла, тарелку отодвинула. Неплохо, говорит, но лапша какая-то жесткая и с вилки разбегается. В школе лапша мягкая, в кучку склеена и ложкой её сподручно рубать. Вот такой бы в другой раз, да без соуса… С икрой кабачковой.

Что сказать… Слава богу я лыс… Волосы же на груди отрастут не скоро – повыдрал к хуям. Слегка психанул накануне зимы…

И так во всем. Домашним первосортным пельменям, она предпочитает фабричные, сорт «Слипшиеся». Они ей куда милей.

Томленой грече с мясом и золотистым лучком, кашу в жестянке, мануфактуры «ГлавТрестШлакСнаб».

От свежей рыбы во всех аппетитных вариациях у нее корчи, как у еретика на костре, зато от кильки в томате неслабый приход. Балдеет от кильки.

Ума не приложу, в кого она… Вес не набирает. Уже злокозненные старушки на лавочке интересуются: – Чего ваша девочка такая худая, одни глаза поправляются? Питается плохо?

Питается она хорошо, отвечаю, да жрёт плохо. Что слыхать за детских омбудсменов, вороны?.... Глазами хлопают.

Да, говорю я приятелю, с детьми всегда что-то да не то.

А он: – Извини, накинулся с проблемами, а закусить не предложил. Заправишься, чем бог послал?

– А то! Растравил душу, что Сирена в поварском колпаке из отдела готовых блюд какого-нибудь «Перекрестка». Да и трескаешь так аппетитно! Что это у тебя? Стерляжий фаршмак с ананасами?

– Мясорастительные голубцы, двадцать три рубля банка без скидки.

– Повтори еще раз. Я последнее время неважно слышу, дружище…

– Мясо. Растительные. Голубцы. Двадцать три рубля. – отвечает он по складам и уплетает адское варево на все девятьсот девяносто девять рублей со скидкой. – Мм, манифик! – мычит.

– Однако, – говорю, – какие резкие повороты делают ваши гастрономический дрожки, мой друг… Если позволите, ограничусь чашкой чая.

© А. Болдырев.

Tweet