Если хочешь загубить дело – назначь по нему совещание
– народная ментовская мудрость

Вадим, боясь опоздать, прибыл на работу на сорок минут раньше – немного не рассчитал.
Зайдя в кабинет, он занял пустой стол, раскидал бумажки, бланки, протёр пыль – пытался хотя бы имитировать островок порядка посреди океана всеобщего бардака.
Через несколько минут после окончания уборки, когда Вадим пытался отремонтировать ножку стула, в кабинет ввалилось чудище…
Чудище было, обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй…
Оно, словно дракон дышало застарелым перегаром, чесноком, луком, потом и чем-то кислым. Из под застиранной футболки и огромного пивного брюха торчала штатная кобура с пистолетом Макарова. За опухшей головой дракона торчали ещё две – похожих друг на друга – одинаковые светлорусые прямые волосы, лобные залысины, воспаленные от пьянки глаза.
В узком проходе между диваном и металлическим шкафом все вошедшие уместиться не могли, поэтому, дыша в затылок друг дружке, троица действительно была похожа на трёхголового, огнедышащего дракона.
- Ты молодой, что ли? – спросила главная голова.
- Я…
- Вот… - на стол полетели мятые рубли и мелочь
-?....
- Сгоняй к армянам, тут, через два дома… возьми пузырёк… плохо… нам…
Две головы по бокам согласно кивнули – мол, плохо, ага – беги давай.
«Чук и Гек» - отметил про себя Вадим.
- Бубнов – протянул руку дракон.
- Вадим – протянул в ответ руку опер.
- Костик, Андрей – дракон на мгновение превратился в многорукого Шиву.
Заслали – а что поделать… молодой… видимо, здоровая дедовщина существует не только в армии…
- Куда идти? – уточнил Вадим.
- С отдела выходишь, сворачиваешь налево, через два дома магазин. Ещё рано, постучишь – откроют, спросишь Эдика, скажешь – от меня…
- Понял, – Вадим смёл со стола деньги, и отправился в путь.
- Беги, мы здесь подождём – дракон распался на три разных тела и упал на диван, - заодно познакомимся…
Через пару минут он стоял у решётчатой двери то ли подсобки, то ли подвала, то ли подсобки в виде подвала. На решётке висел огромный амбарный замок.
Опер дёрнул за решётку – из глубины подвала послышалось кавказское – «Эй, чиво нада?»
- От Бубнова, – вместо «здрасьте» прокричал опер в ответ.
- Адну мынюту, уважаемый, бегу, – заторопился кто-то невидимый
Через мгновение сквозь решётку грязная рука в промасленном халате протянула литровую бутылку водки.
Вадим схватил бутылку и протянул сквозь решётку пригоршню денег, - на возьми! – крикнул он в темноту.
- Ничего не надо, слюшай, - спасибо дорогому Сергею Константиновичу… дай Бог ему здоровья…
Опер положил бутылку в тёмный пакет, сунул деньги в карман и двинулся в обратный путь…
В кабинете номер 13 его уже ждали – коллеги успели сбегать в туалет и отмыть от пыли три огромные старые чашки с рисованными на них золотистыми жар-птицами.
Вадим вспомнил – в детстве бабушка наливала в такую кисель.
Бубнов, не проронив ни слова взял у опера «литруху», ловко открутил ей голову и стал разливать беленькую в посуду поровну, внимательно считая бульки.
- Ровно, – похвастался Бубнов и поднял чарку.
Чук и Гек тоже схватили кружки…
-Дрык – брык! - сказал Бубнов, выпил, крякнул, потянувшись к давно засохшему тюбику майонеза.
- Дрык – брык! – повторили хором Чук и Гек, и немедленно, залпом выпили.
Пустая бутылка полетела за спинку раздолбанного дивана.
- Сильны… вот это воины… - подумал Вадим, - звери… я бы с такой дозы не встал…
В школе милиции с ним учился один уникум, который на спор выпивал из горла бутылку водки, причём вторую брал себе, как приз в споре…
Но это – уникум. А здесь – суровые профессионалы сыска…
Сам молодой плохо переносил спиртное, две три рюмки крепкого алкоголя отправляли растущий организм в длительный нокаут…
Поставив чашки на стол троица занюхала водку старым майонезом и плюхнулась на диван.
- Хорошо, – заключили они, хлопнув себя по животам, - жизнь налаживается.
Бубнов открыл злосчастную форточку, из за которой в кабинет потянуло трупятиной… Выброшенные Вадимом за окно штаны невинно убиенного продолжали смердеть и разлагаться.
Троица молча достала из карманов «Балканскую звезду» и с блаженством закурила, сбрасывая пепел на давно немытый пол, - вот такая вот хуйня… - тоскливо выдохнул кто из них.

- Личному составу отдела собраться в классе службы – прогремела громкая связь.
- Пошли, молодой, - кивнули Вадиму Чук и Гек.
- Вы идите, я – поссать, догоню – крикнул Бубнов, заторопившись в туалет.
В классе службы было многолюдно – представители различных служб, в форме и «гражданке», рассаживались по своим местам.
Служб в райотделе много – например ОБЭП и ОУР относятся к криминальной милиции, а ППС, ГАИ, участковые, дежурная часть, дознаватели – к службе МОБ.
Следствие в РОВД вообще ни к кому не относится – само по себе болтается, подчиненное следствию ГУВД и процессуально надзираемое прокуратурой.
Следствие, опера и дознаватели – одеты в гражданку, остальные – по форме – это Вадим знал ещё с практики. Ношение формы оперативно – следственным составом не приветствуется по вполне объективным причинам – операм нужно ловить жуликов, а следователь – это белая кость, как хочет, так и одевается.

В президиуме, рядом с трибуной стоял огромный бюст Ленина – старательно оттертый от пыли Владимир Ильич с хитрецой в гипсовых глазах посматривал на милиционеров.
- Товарищи офицеры! – прозвучала команда – все встали. В бывшую ленинскую комнату вразвалочку зашёл начальник – Игорь Николаевич, или просто – Хохол, в бежевых брюках, белой рубашке и дорогом галстуке.
- Товарищи офицеры, - лениво махнул он рукой, присаживайтесь, мол, в ногах правды нет.
Следом за ним, к президиуму шествовала свита – начальники служб и заместители.
Шедшая первой за Хохлом дама в строгом совдеповском костюме села рядом с Хохлом, неподалёку от бюста Ленина.
- А как на Крупскую похожа, - отметил про себя Вадим, - одно лицо… такие же глаза на выкате, лоб, причёска.. и такой же синий чулок…
Вадим уселся рядом с Чуком и Геком в один ряд с другими, незнакомыми пока операми на «галерке».
На самом «козырном», незаметном из президиума месте сидел начальник уголовного розыска – Розенбаум. Подложив под лысую голову ежедневник, он молча смотрел в пол чёрными, полными многовековой еврейской тоски, глазами.
Василич откровенно скучал…
Докладывай дежурный, что за сутки – кивнул Хохол дежурному.
Дежурный, высокий худой майор лет сорока пяти, подскочил с места и заикаясь, начал докладывать – «За и истекшие сутки происшествий не случилось, за исключением…»
Дверь в класс службы распахнулась, на пороге, пряча ежедневник под мышкой стоял Бубнов.
- Товарищ майор, почему опаздываете? Бубнов, в какой раз уже? – недовольно заметил Хохол.
- Игорь Николаевич, - спокойно ответил Бубнов, - я в туалете был…
-???
- вы же меня знаете, я же алкоголик, у меня руки трясутся.
- Ну и что? – переспросил Хохол, пытаясь понять ход мысли подчинённого.
- Да я пока поссу – три раза кончу! - заявил старший оперуполномоченный, - разрешите присесть на своё место? - не дождавшись разрешения, Бубнов плюхнулся на стул рядом с Вадимом.
- Рождённый пить – ебать не может, – крикнул сидящий на первом ряду Иван Иванович и зал потонул в хохоте. Начальник, Игорь Николаевич не пытался успокоить личный состав, всеобщий смех не унижал его, более того – он смеялся вместе со всеми.
Видимо, уважать шефа криминальной полиции района было за что, если он смеётся над шутками подчинённого вместе с коллективом, – так показалось молодому оперу, - авторитет нужно заслужить...
Насмеявшись вдоволь, райотдел, наконец, успокоился.
- Что за сутки, дежурный? – переспросил Хохол.
Майор продолжил – сутки без происшествий. Один труп, не криминал, пара травм – сами упали, кражи по садам – на отказной. Оперативная группа оказывала помощь следствию. Происшествий по личному составу нет.
- Что с адвокатом, который молодому в глаз плюнул. Кстати где он?
- Адвокат? – уточнил дежурный, - в бомжатнике. Мурин, перед тем, как плюнуть в нашего сотрудника, переломал стулья на процессе. Судья арестовала на десять суток – суд он тоже достал.
- А молодой…
- Здесь должен быть…
- Пятницкий?
- Я – Вадим подскочил со стула.
- Прошу любить и жаловать, уважаемые коллеги, - новый оперуполномоченный уголовного розыска. Парень толковый…
- Надолго ли, этот толковый… до зимы? – проворчала сидящая в президиуме «Крупская», - они приходят на два-три месяца, а потом в управление или в адвокаты, уходят толковые эти… а у нас одни алкоголики остаются… не с кем уголовные дела в суд направлять…
- Но-но… - громко запротестовал с «галёрки» Бубнов, - я хоть и конь старый, но борозды не порчу…
- Пашешь только мелко, – без малейшей иронии ответила главный следователь.
- Вон, мужу твоему памятник стоит, - Бубнов показал рукой на бюст Ленина, - пусть он тебя пашет.
Зал опять утонул в хохоте.
Опер и дежурный продолжали стоять.
- Во я попал, - думал Вадим, скучно здесь не будет, это точно…
Когда затих смех, дежурный продолжил, - только что заявили труп в центре города. Правнук великого художника, Репина. Заслуженный художник РСФСР, кстати. Предварительно – ножевое ранение. Звонила соседка, она обнаружила. Я направил новую оперативную группу. Выехали ответственный по ГУВД.
- Валерий Васильевич? – Хохол искал глазами начальника УР.
- Я, - нехотя привстал Розенбаум.
- Берёшь своих архаровцев и туда. Я позже подъеду. Участковых туда всех на обход. Молодого – с собой, в первую очередь, пусть учится, - указал начальник на Вадима.
- Понял, - засобирался Василич, уголовный розыск – на выход… молодой, - со мной в машину, иди во двор.
****
«Кровь, кровь, везде кровь… на полу, на стенах, на столе, на посуде, - Вадим первый раз в жизни видел столько крови, - сколько же её в человеке…» - думал он, глядя на сидящий за столом труп художника. На столе, вся перепачканная в крови, стояла початая бутылка водки, тарелки с закуской. Убитый держал в руке разбитый граненый стакан с рваными краями, будто бы готовился из него выпить.
Сцена убийства напомнила сюжет Конан Дойля, когда умирающий написал своей кровью на стене то ли имя убийцы, то ли мотив – Вадим точно не помнил.
- Молодой? – окликнул опера Розенбаум, - стоишь здесь, - указал он на вход на кухню. И никого, никого не пускаешь. Ни генералов, на прокуроров, вообще никого. Опергруппа работает, никого кроме следователя и эксперта здесь быть не должно. Понял меня? – серьёзно посмотрел на Вадима Василич.
- Так точно.
- Брось козырять, не в армии…
- Есть, то есть хорошо…
Розенбаум кивнул следователю прокуратуры, писавшему осмотр места происшествия на табуретке посреди кухни, будто бы спрашивая разрешения войти.
Следователь, тучный молодой парень, в джинсах, с расстегнутой до пупка рубашкой, кивнул в ответ.
Василич, аккуратно ступая между пятнами крови, подошёл к следаку.
- Пишешь? – спросил он.
- Пишу… здорово, Василич, - следак протянул руку.
- Что хоть? – спросил Розенбаум.
- Не могу понять… - всё в кровище, а эксперт ранение не нашёл. Непонятно, как, ртом кровь не шла. Вены целы.
- Угу, - не отвлекаясь от осмотра трупа, подтвердил эксперт слова следователя, - пока картина не ясна.
- Может он сам? – с надеждой в глазах спросил старый опер.
- Угу, сам… - глянь, в кровище всё.
Вадим почувствовал, как подошвы его сандалий прилипают к полу. Он поднял глаза – перед ним стоял неизвестный в форме полковника милиции.
- Сюда нельзя, – преградил путь на кухню Вадим.
- Ты кто такой? – прищурился на него полковник.
- Оперуполномоченный…
- А, Петрович, – спас ситуацию Розенбаум, - постой там, - крикнул он полковнику, - видишь, в крови всё – говорят, убиенный СПИДом болел…
Полковник отшатнулся от порога кухни, - потом доложишь, Валер, - крикнул он Розенбауму, спешно удаляясь.
- Убиенный чего, спидозный? – испуганно поднял глаза на начальника розыска следователь.
- Я пошутил, - улыбнулся Василич, - Костя, это ответственный по ГУВД, он тебе тут нужен, мешаться?
- На хрен, сейчас все следы затопчет – пробурчал следак Костя, - понаехали тут…
- Ну как ты хотел, - правнук Репина умер… все хотят доложить быстрее всех, что выезжали… народный художник России, не хухры-мухры, - Розенбаум поднял палец вверх, - сейчас раскроют быстрее нас… Пятницкий, за мной – Василич выскочил из кухни, - пойдём злодеев искать…
- Ловить? – переспросил Вадим.
- Искать… - поправил его старый опер, - ловят блох, а мы – разыскиваем.
****
- Запомни, всегда начинай опрос с того свидетеля, который вызвал милицию, - учил молодого Розенбаум, - с того, кто обнаружил преступление. В нашей работе найти хорошего свидетеля, не менее важно, чем самого преступника… а, вот и заявитель.
Участковый Иван Иванович, разложив папку с документами на лавочке, пытался опросить заявительницу – бабульку – божьего одуванчика, соседку из дома напротив.
- Стервец он, и ты стервец, - кричала она на участкового, - форму напялил, а глаза бесстыжие.
- Бабушка, вы милицию вызвали? – канючил Ваня.
- Я, - уперла она руки в бока, только я с тобой разговаривать не буду, - я к тебе сколько раз ходила, когда у меня подвал обокрали? Что ты говорил, - занят? У, зенки твои бесстыжие, Ваня, так бы тебе их и вырвала! Тьфу на тебя – плюнула она под ноги милиционеру.
- Баб Маш, а баб Маш?
- Какая я тебе баба? Я – Мария Васильевна, я передовиком производства была, когда ты пешком под стол ходил. С начальником говорить буду! А ты иди отсюда, - замахнулась рукой на участкового бабка.
- Вот начальник идёт, - увернулся Ваня, показывая на подошедшего Василича - вот он, начальник уголовного розыска.
- Валерий Васильевич, - Розенбаум галантно поклонился, - здравствуй, бабушка, дай бог тебе здоровья.
- Мария Васильевна – расцвела бабка, - это я милицию вызвала. А этого подлеца – показала она на Ваню, - уволить надо. Он пьёт, и меня обманывает.
- Уволим, обязательно уволим, не место алкоголикам и обманщикам в органах, - Розенбаум показал Ване глазами, мол, пропади.
Ваня схватил папку с лавочки и мгновенно исчез.
- Я это, иду утром, смотрю, у Кольки – художника дверь открыта. Я рано встаю… - затараторила бабка, - ну, я и зашла, а он весь в крови, все в крови… спаси Христос, я не вру, я член партии – крестилась она.
- А вечером у Коли кто был?
- Васька с Витькой, пили они там. Потом ругались, а потом – дрались! До утра спать не давали, пьяницы.
- А Колька с кем жил?
- Один. Нет у него никого, детей нет, жена умерла давно. Пил он и рисовал, картины нам дарил…
- Мария Васильевна, а где Васька с Витькой живут?
- Вон, через два дома – бабка махнула рукой в сторону пруда, - алкаши проклятые, у меня подвал обокрали, я участковому жаловалась, а он мер не принимал. Вы их в тюрьму посадите?
- Всех посадим, - серьёзно сказал Розенбаум, - молодой, бери объяснение от Марии Васильевны.
- Бубнов?
- Тут я…. – пробормотал кто-то рядом
- Иди, мне вот этих двоих, Ваську и Витьку в райотдел. Оформишь по «мелкому» и работаешь с ними.
Начальник уголовного розыска и начинающий сыщик, оформив показания соседки, вернулись на место происшествия.
Ангелы смерти из городского СМЭ грузили убиенного в санитарную машину. Рядом с «буханкой», прислонившись к двери, курила врач Надюша. Увидев Розенбаума, она улыбнулась – здравствуйте, Валерий Васильевич, - расцвела врач.
- Здравствуй, Надюша, - майор галантно поцеловал доктору руку, - что у нас?
- Валер, причина смерти – кровопотеря. Больше ничего сказать не могу, - только вскрытие. Здесь, на месте, определить не могу.
- Ножевое?
- Не могу сказать… первый раз такое вижу – море крови… как… не знаю… нет ножевых… я смотрела. Только эксперт, езжайте в морг…
- Надь, а Надь, - влез в разговор Иван Иванович, - это тебе, открытка на память – участковый протянул картину с изображением шикарного букета алых роз.
- Мародерствуешь? – Розенбаум с ухмылкой глянул на милиционера.
- А кому картины оставить? – ухмыльнулся в ответ Ваня, - государству? Ему и так дом отойдёт, а картины новый хозяин на помойку отнесет. Вот увидишь – новый хозяин будет из Белого дома… а эти твари чиновные обойдутся без искусства…
****
Никогда не думал, что разобрать человека – не сложнее, чем автомат Калашникова, - размышлял опер,наблюдая за вскрытием убиенного Кольки, - жаль, назад не соберёшь…
Вжик, – и умелая рука прозектора режет тело скальпелем от кадыка до паха.
Вжик, – и рёбра к потолку, будто бы лапки у майского жука, которого малыш – несмышлёныш опрокинул на спину.
Вжик – и все органы, которые при жизни мы так берегли, висят в руке у патологоанатома, словно гроздь винограда…
Надрез затылка – и лицо, за которым мы так ухаживали и гордились, уже сползло на подбородок, обнажив кости черепа и глазницы…
Вжжж – зажужжала пила, и мозг таланта, рассеченный скальпелем уже лежит на эмалированной посуде с фасолиной мозжечка посередине.
Дежурный врач – патологоанатом, закурив сообщил, – травма лицевой артерии, - истёк кровью.
- Гематома есть? – спросил Розенбаум.
- Небольшая, не успела толком образоваться. Разрыв лицевой восходящей ветви артерии. Скорее всего, упал подбородком на край стола или посуду.
Опер вспомнил про окровавленный стакан...
- Получается, - продолжил начальник розыска, - упал, пошла кровь, пытался звать на помощь, но был пьян, падал…
- Да, - заметил врач. Не криминальный ваш художник… сам…
- Заключение когда напишешь?
- Василич, я позвоню… Дня три, но только для тебя. Идите в ординаторскую, девчонки картошку пожарили… спирт есть, я сейчас подойду…
Санитары, собрав с прозекторского стола мозги, окровавленные тряпки, пустые склянки забросили мусор в разрезанный живот художнику и начали зашивать труп.
«Безотходное производство, - подумал опер, - жил, умер и всё с собой в яму забрал… остались только картины и дом… миллионы алых роз…»
- Василич, спирт, – врач пододвинул рюмку Розенбауму, - сам разводил, по методе, - шутливо хвастался доктор, - бери печёнку – показывал он на шипящую сковороду.
-… и тебе… - пододвинул он рюмку Вадиму, - помяни…
- Не надо ему это… - Розенбаум отодвинул рюмку от опера, - пусть он позже меня к тебе на стол попадёт… молод ещё, сыщик, – Василич улыбнулся в усы.
- Валерий Васильевич, надо бы Бубнову позвонить, они же Витьку с Васькой на убийство пытают – догадался Вадим.
- Пусть пытают… они у баб Маши подвал обнесли… наказания без вины – не бывает, запомни, молодой, это называется - профилактика… а вот следователю позвонить надо, пусть материал отправляет нам на «отказной»…