"О Боже, чьего дара я молил, да не избегну я никогда правильной задачи.
        Дай мне возможность быть бесстрашным, когда я иду в бой.
        Дай мне веру в то, что победа будет за  мной.
        Дай мне силу восхвалять тебя.
        И когда придет время, дай мне пасть в священной войне".
                                                                     
                                                    Гуру Гобинд Сингх

                              19 июня 1942 года, Ливийская пустыня. I.
       


          Майор сэр Джонатан Митчелл не долетел в Тобрук.  Трофейный немецкий «Физелер-Шторх» жестоко поплатился за переход на службу в Королевские ВВС, получив в  тонкое брюхо разрыв зенитного снаряда. Лейтенант Ричи, сидевший в кресле пилота, был убит, майор Митчелл, сидевший за ним, был легко ранен осколками разлетевшегося вдребезги плексигласового фонаря. Легкость ран не имела серьезного значения в неуправляемом и горящем летательном аппарате, свалившемся в крутое пике.  Отодвинув истерзанное тело лейтенанта Ричи, Митчелл потянул на себя  штурвал,  сорвав при этом половину ногтей. Майорские ногти были принесены в жертву авиации зря - намертво заклинивший штурвал не поддавался. Если бы это и произошло, могло быть намного хуже. Майор Митчелл не умел пилотировать и его вмешательство в хаос могло только навредить. Но смертельно раненый «Физилер-Шторх» вышел из пикирования самостоятельно, когда до испещренной следами машин Ливийской пустыни оставалась жалкая сотня метров. Теряя скорость и высоту, легкий самолет планировал по нисходящей еще несколько километров, пока не упал на брюхо. Пробороздив глинистый песок, поросший клочками низкого кустарника, «Физилер-Шторх»  потерял шасси, пропеллер и хвост, а в конце стал свечкой на нос. В этот момент майор был выброшен из кабины на добрый десяток метров. К сорванным ногтям прибавилось несколько более серьезных увечий. Вылетая из кабины, майор сломал левую голень о приборную доску и лишился передних зубов, ударившись о затылок лейтенанта Ричи. Падение стоило  ему нескольких сломанных ребер, сотрясения мозга и вывиха правого плеча. 
        Первое, что сделал закаленный сорокалетний воин,  придя в сознание через полчаса после приземления – нашел на песке сорванный с пояса планшет, подполз к догорающему фюзеляжу и бросил в огонь секретные документы.  Убедившись, что все сгорело, Митчелл позволил помощь себе. Из обломка элерона он  сделал шину для сломанной ноги, прикрепив  ее нарезанными кусками портупеи. Боль пригасла  от двух ампул морфия. К наркотику майор пристрастился в полевом  госпитале под Дюнкерком, когда боролся с фантомными болями в ампутированной правой  стопе.  Доза, способная вогнать в кому стокилограммового здоровяка, принесла сухопарому  Митчеллу  легкую эйфорию и возможность идти, опираясь на протезированную ногу и обломок плоскости в качестве костыля.  Майор  сверился по компасу, хлебнул из фляги крепкого  чая и поковылял в сторону Тобрука. Ему удалось пройти три мили за три часа.  Еще милю майор полз. Он знал, что движется верно – «Физилер-Шторх» упал в знакомых местах. Ландшафт Ливийской пустыни мог измениться до неузнаваемости за час песчаной бури, но,  война дополняла изменчивый рельеф своими вехами.  Выпотрошенный детонацией боекомплекта  Рz-III, опрокинутый «Стюарт», выгоревший «Грант» - все эти железные трупы, встретившиеся на мучительном пути Митчелла, были ему хорошо знакомы, а в штабном «Мамонте», который теперь лежал на боку с развороченным днищем, майор находился сам в момент подрыва броневика на противотанковой мине. Тогда Джонатан Митчелл лишился своего протеза и был сильно контужен. Это было год назад.
    Когда Митчелл увидел большой, похожий на крокодилий хвост бархан, и лежащие у его подножья обломки  «Мессершмитта», он понял, что до минных полей, окаймляющих внешний оборонительный периметр Тобрука, оставалось не более мили, а посередине этого расстояния должен был находиться небольшой оазис.
      Куски истребителя были раскиданы в радиусе пятидесяти метров.  На фрагменте фюзеляжа,  лежащем на песке, был нарисован мрачного вида мужчина с молочно-белым лицом и высоким лбом, рассеченным надвое острым клином черных волос, с острой бородкой и завитыми кверху усами. Голову мужчины окружал высокий стоячий ворот, а сверха алела  надпись  “Dracul”. Этот самолет принадлежал румынскому асу Владу Бешекуце, воевавшему в составе итальянской парашютной дивизии  «Folgore».
      Специализацией Бешекуцы была охота на  наземные цели. Немало танков, бронемашин и грузовиков ас пригвоздил к ливийскому песку пулеметным и пушечным огнем, пока  сам  не нарвался на стаю «Харрикейнов», в минуту заклевавших его «Мессершмитт». Румынский ас выбросился с парашютом, остался жив и вернулся к своим, избежав плена. Через две недели после своего подбития Влад Бешекуца получил новый самолет и снова взмыл в ливийское небо, грозя английским колоннам. 
        Джонатан Митчелл пополз по склону поросшего чахлым кустарником бархана. Пучеглазый геккон, замерший на  его гребне, не обратил на ползущего  англичанина никакого внимания, потому что смотрел  в другую сторону – на струящуюся к нему пустынную гадюку. Гадюка  распрямилась в стремительном броске и вонзила ядовитые клыки в спинку ящерицы. От гипнотического оцепенения геккона не осталось и следа, но было поздно – впрыснутый яд превратил сопротивление в конвульсии.  Когда гадюка заглотила ящерицу до задних лапок, над головой Митчелла с легким посвистом пролетел нож и пронзил змею там, где ее гибкое тело пучило от съедаемой жертвы.  Гадюка и геккон забились, вздымая вокруг себя песок. Митчелл медленно обернулся. Позади него, у подножья бархана, стояло двое в форме Германского Африканского Корпуса. Один был высокий  атлет,  светлоглазый, с русым  чубом, свисавшим из-под выгоревшего, покрытого соляными разводами кепи, второй был смугл от природы, невысокий, с  усиками а-ля Гитлер под крючковатым носом.
        -  Хороший бросок . – сказал светлоглазый.
        - Хороший учитель, герр лейтенант. – ответил крючконосый обладатель фюрерских усов, прижав на мгновенье правую руку к груди.
        Майор Митчелл стал расстегивать кобуру, не спуская с врагов воспаленных глаз с крохотными зрачками.
        - Не стоит, сэр… – сказал светлоглазый. – Марван…
        - Есть!
        Крючконосый взбежал по бархану, легко, как ребенка, обезоружил Митчелла и стащил его за воротник вниз,  к подножью.
          - Сэр, примите мое уважение -  в таком состоянии, и так далеко уйти! - сказал светлоглазый, оглядев лежащего у его ног  англичанина. – Мы еле за вами угнались… Марван!  Окажи пленному первую помощь, и  в броневик его.
            Митчелл почувствовал, как рука того, кого называли Марваном, опять сгребла его за ворот и потащила по песку. От попавшейся кочки сломанная нога взорвалась адской болью. Майор лишился чувств и не видел, куда влек его обладатель гитлеровских усиков. В  двух десятках метров от бархана, который майор пытался преодолеть, стояли два танка и броневик.  Находящийся в полубреду майор не услышал шума их моторов. Это было небольшое, но  эффективное воинство – передовой разведдозор «Отряда особого назначения 288», входящего в состав  90-й легкой дивизии «Африка» - покрытые пустынным камуфляжем бронеавтомобиль «татра» и два  танка  Pz-III. На башне одного черным готическим шрифтом было написано «Курфюст». На втором Pz-III был нарисован бородатый человечек в колпаке набекрень. Под ним красовалась белая надпись «Гном».
        Раскаленная африканским солнцем броня защищала одиннадцать военнослужащих Германского Африканского Корпуса. Командиром этого отряда был светлоглазый. Сейчас он лежал на гребне бархана и смотрел в бинокль.
        Светлоглазый видел оазис.
        Оазис был невелик – круглое крохотное озерцо, глиняная, крытая бурой жестью хижина возле него, полтора десятка развесистых пальм с безумными от жары птичками, и низкий кустарник. На фоне  зеленого островка в бескрайнем песчано-глинистом море, чуждым элементом смотрелась уродливая коробка  огромного танка, стоящая на краю оазиса. Танк был выкрашен в желтый цвет, над его массивной задницей трепетал горячий воздух. Еще один его железный собрат, размером поменьше,  забрался в глубь оазиса, где и замер, покосившись на левый бок. Его борт украшала эмблема в виде вертикально стоящего широкого копья. В отличие от первого, дышашего горячим бензиновым выхлопом, этот танк – английская «Матильда» - был давно мертв – выгоревший и ржавый, со свернутой на сторону башней, голыми катками и  зияющими распахнутыми люками. 
        Среди пальм,  что-то делали в зарослях сочно-зеленого кустарника  несколько  солдат в шортах и плоских,  похожих на миски английских касках. Все  были худыми и загорелыми, а один, самый смуглый, худой и долговязый, имел большую черную бороду, и вместо каски синий тюрбан.
        Светлоглазый опустил бинокль и  сполз с гребня бархана. Его звали Франц Габнер, это был  двадцатисемилетний  полунемец-полувенгр, боксер-средневес и активный член НСДАП,  эталон общего экстерьера разведгруппы  – рослый  атлет.  Его продолговатое костистое лицо с квадратным, украшенным ямкой подбородком и нетипичным для боксеров тонким прямым носом, могло служить моделью пропагандистских плакатов.  Смуглого обладателя гитлеровских усиков звали Марван аль-Дури. Уроженец Багдада, тридцатилетний суннит  Марван прошел обучение в Греции, был свиреп, хитер и болтлив,  отлично знал местность и немецкий язык.В составе отряда 288 было около трети арабов, преимуществено из Ирака.
          - Марван, карту.– сказал Франц, быстрым шагом идя к машинам.
          Араб достал из болтающейся на боку брезентовой планшетки вытертую карту и протянул лейтенанту.
          - Ребята, мы на месте. – сказал Франц Габнер своим людям, бросив взгляд на развернутый лоскут карты. –  Начинается зона минных полей. Кто был со мной  в сорок первом, тот помнит, как мы нажарили здесь новозеландской баранины. Их  «Матильда» так и стоит среди пальм. А еще стоит какой-то  большой британский танк неизвестной конструкции. Судя по всему, весь экипаж снаружи.  Дистанция – триста метров. «Курфюст» и «Гном» - стреляете фугасными. Пленного под охраной оставить здесь. В случае плохого исхода ликвидировать.Я иду на сближение. «Курфюст» идет за мной. «Гном» прикрывает, с бронебойным в стволе. В танк  противника стрелять только по моей команде, или в случае крайней необходимости.  По машинам.
          Осколочный снаряд с оглушительным хлопком разорвался в оазисе, взметнув вверх пальмовые листья и облако песка. Одна из пальм накренилась и медленно рухнула прямо на английский танк. За первым снарядом  последовал второй, щедро сдобренный прицельными пулеметными очередями. Бронеавтомобиль ушел далеко вперед от «Курфюста» и когда они подъехали к оазису, экипаж  «Татры»  уже мог считать его своим по праву меча. Английский танк, стоявший на краю оазиса, отделался ударом пальмы по башне, несколькими осколочными сечками и пулевыми отметинами, и стал очередным трофеем Африканского корпуса. Трое англичан неподвижно застыли в безжизненных спокойных позах. Разведчики стали их обыскивать, равнодушно ворочая еще теплые тела.
        Четвертый англичанин был еще жив.  Раньше других заметивший атаку немцев, он, видимо, бросился к своему танку, но попал под разрыв первого снаряда и потерял обе ноги и руку. К тому же, на него упала сбитая снарядом пальма, придавив лежащего ничком "томми" на уровне поясницы. Вывернув вбок голову, агличанин часто,с натугой дышал, ритмично царапая сухую почву пальцами единственной руки, на  тонком запястье которой болтался массивный швейцарский хронометр. Хлещущая из обрубков ног и правой руки кровь стремительно стекалась в большую, быстро густеющую под жарким солнцем лужу.  Габнер, одевший  перед атакой трофейные английские очки и песочного цвета каску, стоял над умирающим «томми», похожий на большую, одетую в униформу осу.
        - Please... - с напряжением прошептал "томми", скосив глаза на немецкого лейтенанта.
      Габнер  кивнул головой и  расстегнул кобуру.  Сухой пистолетный щелчок сдуло с кончика ствола порывом жаркого ветра.  Теперь единственным живым был  бородатый индус в тюрбане. Полузасыпанный песком, он приподнялся на жилистых, дрожащих руках, бессмысленно уставившись в  дрожащий в знойном мареве  горизонт. У него были светлые глаза. Из носа, ушей и рта текли струйки крови и бисером сеялись с бороды по горячему песку.
          Марван подбил носком шнурованного сапога одну из  рук бородача. Тот, потеряв опору, ткнулся лицом в песок.  Араб склонился над ним и быстрым движением сорвал с его тюрбана странный предмет – тяжелое металлическое кольцо. Отбросив кольцо на пару метров, араб отцепил с пояса пленника изогнутый  нож и отправил на то же расстояние от хозяина.  Завернул руки лежащего ничком индуса за спину, придавил их коленом и стал тянуть с его головы туго намотанный тюрбан, собираясь использовать его в качестве пут. Индус извернулся, оскалив крупные  зубы цвета слоновой кости и впился ими в предплечье араба. 
          - А!Ш-шайтан!!! – Марван вырвал руку и ею же, наотмашь, ударил индуса по лицу.- Получи!
          Пленник снова ткнулся лицом в песок. Бормоча себе под нос витиеватое арабское ругательство, Марван вытащил из шорт индуса тканевой ремень и туго связал им его руки. Во время связывания ему пришлось сдвинуть массивный железный браслет, который был надет на правое запястье пленника.
          - Марван, – сказал  Габнер, принимая у одного из разведчиков  собранную стопку английских солдатских книжек. – Не бей его. Что за странный англичанин?
          - Это сикх!
          - Кто такие сикхи?
          - Злой  народ. - ответил Марван , продолжая коленями стоять на пленном.  Враги мусульман. Посмотрите, как он меня укусил! Я слышал о сикхах от нашего родственника, который бывал в Пенджабе… Герр лейтенант!  Знаете, что  за кольцо он таскал на своей бараньей башке? Это чакра! Старейшина говорил, что этой штукой сикх может срубить голову за тридцать шагов! И еще родственник говорил,  если сикх встретит правоверного, он должен убить его тут же! 
          -  Родственник не говорил, что делает правоверный, когда  встречает сикха? Угощает его венским струдлем со сливками? -  Габнер посмотрел на свет солдатскую книжку, точно по центру пробитую осколком. – Такие языкастые арабы, как ты, Марван, и виноваты во всем… Не бей при мне пленных больше никогда. И не срывай с них тюрбаны… А то Аллах покарает тебя смертью в бою, как этого танкиста Ее Величества.
          - Как будет угодно Аллаху. – склонил голову Марван.
          - Переверни его. – сказал Габнер, пряча солдатские книжки в карман хлопкового кителя.
          - Как будет угодно Вам, герр лейтенант. – Марван рывком перевернул индуса на спину.
          Все лицо индуса было вымазано кровью и облеплено песком.  С черной бороды свисали  песочно-кровавые сосульки. Светло-зеленые  глаза приобрели злобную осмысленность.
          - Посади. – приказал Габнер.
          Марван взял сикха за ворот и усадил.  Пленный стал валиться назад, но Марван усадил его снова, на этот раз удачно.
          -  Факир, откуда у тебя такие ясные глазенки?  – сказал Габнер на немецком, присев на корточки и глянув пленному в лицо. – Твой папа - английский лорд?
          Солдаты, слышавшие это загоготали.
          - Мой отчим - английский лорд. - тоже на немецком ответил сикх.- И  не факир я, а в звании равен вам...  Служу  в одиннадцатой индийской бригаде на должности военного переводчика.
          - Переводишь своим индусам приказы британских господ?
          - Я переводчик с неметкого, допрашиваю пленных...
          - Допрашивал, индус. Теперь ты сам пленный.
          - Я не индус.
          - А кто?
          - Сикх.
          - Ах, да - покусанный тобой Марван говорил что-то такое...  И чем ты отличаешься от индуса?
          - Всем, герр лейтенант.
          - Выясним на допросе. - Габнер встал, хрустнув коленными суставами. - Марван!
          - Да, герр лейтенант. - откликнулся араб.
          - Отведи пленного к броневику.
          Подскочивший к ним иракец  грубо поставил пленного на ноги - при этом оказалось, что тот на голову выше – подтолкнул его  в узкую спину и повел его к жарящейся на солнцепеке "Татре".
        - Марван, как рука?- по-немецки спросил сикх, обернувшись к арабу. - Жалко, что у меня не ядовитая слюна.
        -Эта рука тебя убьет, долговязый шакал!- злобно ответил иракец, глянув на зверски укушенное предплечье. - Аллах тому свидетель!
        -Эта рука убьет своего хозяина.
        -Иди быстрее! - Марван прыжком нагнал конвоируемого и сильно толкнул его в спину.
          Подведя сикха к "татре", иракец толчком усадил его возле переднего колеса, оставив под присмотром одного из солдат, а  сам вернулся к лейтенанту, который в это время с удивлением рассматривал аккуратные рядки растений, занимавшие  всю сердцевину оазиса, то, что он издали принял за кустарник.
          - Ботаник, ко мне. – сказал Франц, равнодушно глянув на оторванную человеческую кисть, висящую на одном из пышных толстоствольных  кустов.  .
        -Да, герр лейтенант. 
        На зов Габнера отозвался рядовой Мессершмитт.Его типично арийскую внешность портили  глаза – за круглыми очками наивно смотрели на ужас мира  две черные маслины - и огромные, оттопыренные, мясистые уши. Мессершмитт был истовый наци,  подающий надежды молодой ботаник до войны, и превосходный танкист во время нее. 
          - Что это за огород? – спросил Габнер у ботаника-танкиста, когда тот, слегка прихрамывая,  подошел к своему командиру.
          - Это…  – Мессершмитт поправил на носу очки. -  Герр лейтенант, это…
          - Это конопля. - сказал подошедший Марван. - Смотрите.
          Габнер повернул голову туда, куда указывал поросший черным волосом палец Марвана. Возле  тихо колышашихся кустов лежала нетронутая вихрем войны карта, на которой возвышалась внушительная зеленая  горка, припорошенная песком. Лейтенант присел у карты и взял из зеленой горки щепоть терпко пахнущих маслянистых соцветий.
          - Пахнет приятно. –Габнер принюхался, щевельнув кончиком хрящеватого,  обожженного африканским солнцем носа.
          - Гашиш получится тоже очень приятный. – сказал улыбающийся Марван, тоже присев у карты и перебирая в горсти растительный трофей.
          - Надо бы как-то попробовать этот гашиш.- Габнер бросил щепоть соцветий назад на карту и встал. – Его курят, да?
        -  Курят, курят. – закивал головой араб, вороша пальцами зеленую горку на карте; его лицо, обычно хмуро-чванливое, заметно подобрело. -  Курят  через кальян, курят через чилам,  добавляют в пилав, в пахлаву,  можно сделать отвар. Много чего можно сделать…Заберем это с собой, герр лейтенант?
          - Марван, мы спешим.– сказал Габнер.- У нас два не самых последних пленных и ценный трофей. 
          - Я быстро! – Марван подобрал с песка конфискованный у сикха нож-кирпан и побежал к кустам.
          -  По машинам. – скомандовал Габнер. – Мессершмитт! Сможешь вести этот танк?
          -Надо бы пробовать, герр лейтенант. – Ботаник  критически окинул взглядом танк и постучал носком пустынного ботинка по гигантскому гусеничному траку. - Сейчас залезу - ознакомлюсь.
          - Не затягивай знакомство.
          Ботаник забрался в корпус танка через люк в лобовой броне и уселся на место механика-водителя.Было просторно, удобно и пахло по-чужому. Над триплексом к серой броне была приклеено любительское фото задорно хохочущей некрасивой толстушки с вздернутым носом.
          - Не видать тебе своего танкиста, английская свинка. – пробормотал Мессершмитт, оглядывая стальные  внутренности танка.
          Спустя пару минут мотор английского гиганта взревел, а из торчащей в корме танка трубы ударил черный выхлоп.
          - Можно  ехать. - сказал Ботаник Габнеру, высунувшись из люка.
          - Хорошо. - Габнер посмотрел на сикха, понуро сидящего у колеса "татры". - Факира берем  с собой . В "татре" будет ехать поломанный майор.
          Лейтенант дал отмашку солдату, сторожившему  пленного и тот подвел его к трофейному танку. Вдвоем с Габнером они помогли сикху взобраться на корпус танка и, протиснув его в люк, усадили его рядом с Ботаником, на место стрелка из 76-мм гаубицы.
          Габнер поискал взглядом араба и увидел, что  Марван снял с  Pz-III притороченную к корме скатку маскировочной сети и заворачивает  в нее скошенную коноплю.
        -  Марван! – крикнул Габнер. – В броневик!
          Иракец  согласно закивав, потащил тюк с коноплей в «татру».
          - Надеюсь, «томми» растили что-то полезное. . – сказал Габнер, перед тем, как нырнуть в душное чрево «черчилля» через башенный люк. – При такой жаре шнапсом нервы не успокоить...
          Многие из его сослуживцев курили гашиш, лейтенант знал его запах, но не пробовал, и ни разу не видел, из какого растения он делается. До недавних пор Габнер успокаивал нервы вдыханием кокаина.  Но привычка, приобретенная во время французской компании, в Африке быстро сошла на нет. Горячий сухой воздух, гонимая частыми ветрами пыль и  понюшки кокаина сочетались в пагубное для слизистой носа трио. К тому же трофейная французская табакерка, в которой он хранил небольшой запас порошка и изредка нюхал его с несколькими понимающими офицерами, была потеряна месяц назад, когда Габнер потерял в скоротечной перестрелке двух солдат, а сам был ранен, к счастью легко.
          Это произошло, когда отряд Габнера наткнулся на сгоревший «виллис» с изображением смеющегося кенгуру на дверце. Судя по всему, джип австралийцев был расстрелян с воздуха. Он еще дымился. Его мотор лежал на песке в десятке метров. На водительском месте поник на руль обугленный солдат, с похожей на адский цветок развороченной черепной коробкой.  Второй, в надвинутой на лицо тарелкообразной желтой каске, лежал поодаль на боку, неловко подвернув под себя руку.  У него была оторвана голень. Песок вокруг его тела покрылся бурой коркой.
            Когда Габнер в сопровождении Марвана и еще двух солдат подошел к  джипу, в десятке шагов позади них, прямо из песка  возник третий австралиец, держащий в  руках готовый к стрельбе «томпсон». Пули в магазине «томпсона» не заставили себя ждать, покинув ствол длинной очередью. Ее начало срезало насмерть рядовых  Байера и Шульца, две пули из средней порции задели по касательной бок и шею Габнера,  а финальная часть  ушла в небо и там захлебнулась - вылезший из песка кенгурятник был уничтожен короткой очередью из MG унтер-офицером Штреземанном по прозвищу Ящерица, который прикрывал собратьев по оружию. Пропажу табакерки с кокаином Франц Габнер заметил спустя час – пуля разорвала карман кителя и табакерка сгинула где-то в песке...
        "Татра", "Курфюст" и трофейный англичанин тронулись в обратный путь. У бархана, похожего на хвост крокодила, к ним присоединился "Гном", а в бронеавтомобиль был погружен майор Митчелл. Марван, воспользовавшись заминкой, выскочил из "Татры" и  подбежал к подножью бархана, где две рептилии, пронзенные его ножом, продолжали биться в конвульсиях. Стряхнув с клинка их тела, он несколько раз воткнул его в песок и спрятал в ножны.
          Неповоротливая туша  трофейного танка, отставая все больше и больше, ползла в хвосте коротенькой колонны, принимая на себя всю поднятую тучу песка. Габнер и  Мессершмитт закрыли люки, но от этого не стало намного легче – в мерно урчащем и лязгающем танке царила адова жара.
          -Эй,  сикх! – окликнул Габнер пленного по внутренней связи. –  Ты у «томми» был агрономом?
          - Да. – ответил тот после небольшой паузы.
          - Семена из Индии?
          - Из Пенджаба… Ваш араб слишком туго связал мои руки. Развяжите, я буду вести себя  хорошо.
          - Может тебе еще вернуть все твои ножи?! Может у тебя в чалме какая-нибудь удавка? Потерпишь.
          - В моей чалме только мои  волосы - проверьте. Даю слово.
          -  Твое слово что-то стоит?
          - Слово сикха всегда что-то стоит.
          - Расскажи мне побольше, кто такие сикхи?

Tweet