Вместо эпиграфа: приношу свои извинения всем славным людям, что писали мне в каментах и на ящик – где, мол, окончание, ждем же. Простите, по-гандонски поступил, затянувши.
Гринго.


Однако же, все пошло как-то не так гладко, как мы работали обычно.
Первое – не понравилось мне то что, что КАМАЗ мне не оставили, а подогнали. Я уже минут пять (а в таком деле ВСЕ важно) стоял в условленном месте, когда подъехал КАМАЗ, из которого вылез какой-то средних лет мужчина с бегающими глазами, представившийся Аликом.
Потому-то, когда я залез в кабину, мне пришлось прилично гнать по городу.
А это плохо: когда грузовик прет по городу, тем более с номерами автопредприятия (а других и не было тогда), то это всегда повод для любого гаишника остановить, поинтересоваться. Плохой расклад, сам понимаешь, путевого-то никакого и в помине не было.
  Второй прокол тут же вышел.

Когда я подъехал, то хорошего места чтобы заблокировать подъезд, так что бы им далеко надо было идти, не нашлось.
Смотрю, стоит уже копейка белая, в ней Мага с Хэсей сидят.
Как ощутил тогда, подойти бы к парням, сказать – отбой, давайте разбегаться, - плохо сейчас будет.
Не подошел.
Тут и инкассаторы.
Всегда по двое они ходили, а тут трое.
Один баул несет. Видно, что много в нем. Двое по сторонам, и что плохо – автомат у него.

Сейчас сам знаешь, здесь в каждом доме автомат есть. Стиральной машины может не быть, а автомат обязательно.
Тогда же автоматы только у погранцов были, пожалуй.

Ну да решили делать – делаем.
Парни на копейке влетели между инкассаторами и проходной.
Стрельба в воздух, крики – Лечь всем, пока не положили!
Подбежали к инкассаторами, те легли.
Мага прикладом по голове, того , кто с баулом был. Выхватили, бегут.
И тут из машины вылез четвертый и начал стрелять по ним.
Это в боевиках из пистолета сразу кладут. А в жизни хуй.
Я психанул, по газам, сшиб машину их.
Тот из нее вылетел, мордой в асфальт.
Мы втроем бежим, тут автоматчик по нам шмальнул, и зацепил-таки Хесю в ногу.
За угол забегаем – и тут все хуево.
Одно дело на скорой помощи, а здесь «Москвич-412».
Бог помог, отскочили вроде.
Ума хватило , как серпантин проехали, бросили авто.
Через виноградник, к Аликовским родственникам.
Вроде дошли. Нас укрыли. Что есть, то есть – здесь свои своих не бросают.

А Хесе плохо стало совсем – мы и обработали рану, и жгут наложили, как умели, но пуля-то в мякоти осталась.
И самое паскудное, в мешке всего-то пятьдесят три тысячи оказалось, десятками да трешками.

Дальше еще хуже стало – ни вечером, ни утром не пришел Алик.
В полдень следующего дня его брат через доверенных людей узнал , что уже через два часа за Аликом прямо в автоколонну приехал усиленный наряд милиции с каким-то неместным человеком в штатском, и больше никто его не видел.
Он к родственнику, тот тут же в ГАИ работал.
Тот узнать попытался.
Ничего хорошего не сказал.
Мол, приехала какая-то группа из Москвы, им в городском МВД выделили пол-этажа, и мол туда никого из местной милиции не пускают.
Больше, говорит, ничего узнать не могу: и так тем же вечером меня наш особист вызывал.
-Зачем, Георг, мол, интерес проявляешь?
- Просто так, отвечаю
- Ну ладно, смотри, говорит.
А особист у них русский. к нему подхода нет.

Вечером того же дня нашли среди родственников врача – он их Хэси пулю вынул, но сказал: надо его в больницу, под капельницы, передержали, гангрена может начаться. Я его проколю сейчас, как могу, но боюсь, поздно.
На следующий день умер Хэся.
Приехал Мага с его отцом.
Несмотря на все поиски, завернули покойника в саван и поехали хоронить, здесь так принято, мусульман хоронят до захода солнца.

  Хоть тут ничего плохого не случилось.

Как стемнело, Мага меня зовет: пойдем, мы с отцом с тобой поговорить хотим.
Сели возле дома за стол.
- ты Олег, молодой еще, и ни к чему тебе в тюрьму,- говорит его отец. Завтра утром, приедет машина почтовая, там будет водитель – племянник моего младшего брата. Он вывезет тебя к полустанку, там останавливается поезд на Ростов. Проводник – друг брата моей жены. Он тебя посадит и отвезет в Ростов.
Дальше сам до Питера добирайся, тут не сможем помочь. Потому как в городе сейчас совсем плохо. К тому же у них – он кивнул на дом, в котором мы были, то же беда.
Им завтра ехать, тело Алика забирать. Менты говорят, что он из окна управы сам выбросился. Я не верю им. А самое плохое – не узнать, сказал он им чего, или нет.
Такие вот дела. Разве что могу помочь с деньгами разобраться.

С деньгами решили так.
Я взял с собой двадцать тысяч – по тем временам колоссальные деньги – две «Волги» по гос .цене.
Про остальные деньги договорились так.
- Если доберешься домой, то начиная с через две недели, приходи каждый вторник на Кузнечный рынок, в мясной ряд. Там спроси Ефима у любого мясника.
Когда к нему отведут, просто скажи кто ты. Он даст тебе денег. Безусловно, у него не будет всей суммы с собой, но если будет нужно – он за три дня все отдаст. Если решишь, скажи, что десятую часть на общее дело хочешь отдать – это будет очень хорошо. Не захочешь, все свое получишь, никто тебя не упрекнет, и не будет напрягать.
Сейчас спи Олег, и пусть Аллах пошлет удачу смелому.

Уснуть я долго не мог, под утро задремал, но сны какие-то плохие снились, что бреду где-то по болоту, и конца-краю не видно, а топь все хуже и хуже, по горло проваливаюсь.

- Вставайте, Олег,- разбудила меня одна из родственниц  Алика. Ей хоть и под семьдесят было, но здесь принято мужчин только полным именем называть, и только на Вы.
И только своего сына назовет мать ласкового.
Времени было пять тридцать утра, только светать начало.
Во двор вышел, а здесь дворы сам видел. Ни как у нас, русских принято – ворота, потом двор, потом дом.
Здесь дом сразу, а двор а ним. Так принято, чтобы и радость и печаль – от чужих глаз.
Дали мне сумчонку с собой, водички, хлеба, сыра.
На улицу вышли – там фургон «Почта».
Возле него – мужчина местный.
- Иса.
- Олег.
-Полезай Олег, в фургон, мол.
Я залез, на тючках пристроился, и дверь закрыл он, и поехали.
Ехали – сколько – не знаю, часов у меня не было, а так трудно определить. Но долго. Есть мне не хотелось – от нервяка кус в горло не лез, водички попил и задремал.

Проснулся, стоит машина. По правде, струхнул. Вот думаю, и откатался.

Но видно, Господь помог.
Мы подъехали прямо к путям. Ни с той стороны, где перрон, а наоборот.
Смотрю, у одного вагона дверь открыта уже, и проводник нам машет.
-Быстрей, здесь стоянка две минуты.
Я только успел спросить- Иса, как тебя благодарить?
- Ничего не надо, меня же старший мужчина в роду просил. Беги, садись, береги тебя Аллах.
Только залез, поезд и тронулся.
Ехал я у Али в его купе – он не проводником, бригадиром был. Никто к нам не заходил.
Как-то молча ехали. Под утро к Ростову подъезжали, он только и сказал:
- Я тебя так же высажу, дальше помочь не могу. Не будет билетов в кассе, бери с рук, я не слышал, чтобы обманывали. Не будет с рук, подойди к проводнику, за деньги – договоришься.
Что характерно, просил его – возьми хоть тысячу. Не взял.
В Ростове без приключений. Пошел в кассу, тогда паспортов не надо было. Купил купейный до Ленинграда.
Даже походил по вокзалу, посмотрел «их разыскивает милиция». Все тихо, алиментщики висят какие-то.

Доехал тихо и спокойно. Три других места – флейтист из Ленинградской филармонии, тихий еврей, его жена и дочка.
Сразу кушать мне предложили. Я в вагон-ресторане коньячка бутылочку взял, мы посидели тихонечко.

А в Ленинграде напрягся.
Вышел на вокзал, ноги меня сами к стенду несут.
А там самый большой плакат «по подозрению в серии разбойных нападений в г.***  в составе преступной группы разыскивается».
Однако не фамилии, ничего конкретного не написано, так мужчина славянской внешности, рост около, среднего сложения и не фоторобот даже, а какой-то портрет, особо на меня не похож.
Но струхнул, пришел к себе на Лиговку, и месяц тихо, как мышь сидел себе.
Потом все же на Кузнечный пошел.

  Кузнечный у нас тогда в Ленинграде был, пожалуй, что самый дорогой рынок.
Пришел в мясной ряд. Выбрал продавца погрузинистей.
- Чем могу помочь, генацвале?, спрашивает он.
- Добрый день, говорю, мне бы Ефима увидеть.
Тот посерьезнел сразу.
-Подождите, говорит. Что-то по-своему сказал другому продавцу, и ушел.

Не было долго его, с полчаса.
Смотрю идет, и с ним два здоровенных мужика.
Один или грузин или армянин, то же в халате, второй – русский, в несамопальной джинсе и с железными зубами.
- Добрый день, - армянин говорит мне. Вы Ефима хотите видеть?
- Я.
- Пойдемте.
Повели меня куда-то внутрь рынка, там тюки какие-то, полутуши висят, лампы тусклые, стремное место.
Какую-то дверь открыли, я зашел.
Странно как-то вроде и не рынок как-то. Обои хорошие, люста-хрусталь, мебель мягкая хорошая.
Стол такой, старой работы.
Сидит за столом пожилой человек в белоснежной рубашке и в очках с золотой оправой.
Не очень старый по виду – лет за пятьдесят, и абсолютно интеллигентного вида, как профессор.
-Здравствуй, говорит, я Ефим, а кто ты?
А эти двое у меня за спиной стоят.
- Я Олег, отвечаю,- мне сказали что я могу к Вам по поводу денег обратиться?
- Присаживайся тогда, Олег, отвечает мне.
Я присел, оглянулся, армянин вышел, да и русский подобрел как-то.

- Слышал про тебя, Олег, продолжил он. Рад что ты добрался. А Магомета нет. Умучили его. Что про деньги, все верно, сколько забрать хочешь?
- Я бы хотел десятую часть на общее дело отдать, Ефим. А если можно, чтобы от остатка половину его родным передали, было бы совсем хорошо. Мне сейчас денег не надо. Если понадобятся,  можно будет потом попросить?

- Пусть будет, как ты сказал, ответил Ефим. Ты решил людям помочь, и люди тебе тоже помогут, если надо будет.
Если будет нужно помочь, приходи по вторникам, спросишь меня так же, сделаем.
Если что попроще надо – деньги, хату, машину или еще что – в любой день спросишь Арама, это что с Углом, кивнул он на оставшегося в комнате, сюда с тобой шел. Он тебе сделает все.
Что-то могу для тебя сделать?
- Скажите, пожалуйста, не знаете ли, как такое с Магой получилось?
- Не все знаю. Что знаю – слушай.
Ты удивишься, но кто вам теме подкинул, я не знаю. Это очень умный человек, но не наш он, я бы знал, или бы люди узнали. На последний скачок не он же вам дал набой?
- Нет. Он сказал, что какой-то Федотов приехал, и нужно разбегаться.

Тут я впервые увидел на лице Лаврентия удивление.
- Совсем странно выходит, сказал он. Вряд ли бы кто из наших смог узнать что Федотов УЖЕ приехал.
- А кто этот Федотов, и почему он испугался именно его?
- Что тебе скажу. Ничего не бояться только дураки и отморозь. Кроме того запомни – приссать и вовремя включить заднего, вещи разные. Если бы вы со мной работали, я бы тоже самое вам сказал делать.
-Почему?
- Вот почему, Олег. В любой игре есть свои правила. Ты не дурак малый, и понимаешь, поди, чем я живу. Но во всем есть свои порядки. Вор- ворует, легавый - ловит.
Такой уклад.
Но это – работа. Мы работаем, и менты тоже.
Не стреляй в мента, и будешь живой.
И наши могут порезать, когда их принимают, и менты могут покалечить, Но! Не убивай, и тебя не убьют.
А Федотов – он не мент, он палач.
Он живет по своему смыслу. А смысл его – результат любой ценой. И давит он человека, как мышей давят.
Дела ведет сплошь серьезные. И раскрываемость – почти все.
Он людей не допрашивает – пытает. И очень хочу верить, что ничего Магомет не сказал.
Иначе бы добрались и до его отца, и до родственников.. и был бы Федотов уже здесь.
И стало бы очень плохо жить в Ленинграде-городе.
Вот такие вот невеселые дела, закончил Ефим.

Мы расстались. Я никогда его больше не видел.

Спустя полгода Арам сделал мне хорошую квартирку в новом кооперативе на Ваське, за деньгу пристроил меня барменов при одной хорошей гостинице.

Я изрядные деньги зарабатывал, купил семерку-жигули.
Семьи не завел, так подружек на посожительствовать легко находил, но,  ни к кому душа не лежала.
Рэкета тогда не было, но все бармены, официанты и прочие, кто имел левый доход, отстегивали уголкам. С меня никто никогда копейки не просил.

Так прошло два года.
И понял я , что так хочу этого Федотова увидеть, понять почему он людей мучит, зачем.
Почему за деньги (ведь никто не пострадал тогда), убил моего друга.

Встретившись с Арамом, рассказал ему, о чем мыслю.
- Что сказать тебе, Олег. Где он живет, узнать можно. Но в Москве тебе никто не поможет.
Будешь один совсем.
- а можешь сделать мне пистолет и узнать адрес. Надо заплатить, я заплачу. Что из моих денег останется – отправь остаток семье  Магомета.

Встретились мы спустя неделю. Я уже уволился с работы, неожиданно для всех.
Забрал с разных сберкнижек свои деньги – тысяч около шестнадцати.
Оформил дарственную на свою машину на Юльку, официантку из «Садко», с которой тогда жил.
Арам был немногословен.
- Здесь ТТ-ха, протянул он мне сверток. Могу гарантировать, что нигде эта пушка не гуляла, и если где примут, скажешь – нашел, больше пятерки не дадут.
Вот адрес, - протянул он бумажку. Сейчас прочитай и запомни. Я прочел несколько раз, после чего он забрал ее из моих рук и тут же сжег.
Не записывай нигде. Если ЭТО найдут, то это будет хуже, чем ствол.
- Сколько я должен, Арам?
- Ты за все вперед заплатил. И храни тебя Бог.

Я в последний раз прошел пешком по Невскому, зашел на вокзал.
Нарядный, как Афоня перед танцами, с дипломатом в руке, наверное, я был похож на зажиточного командировочного.
Спокойно купил билет в СВ на «Красную Стрелу» - купейные, в основном были для служащих, и с местами было туго.
В СВ же ездили представители министерств, либо зажиточная публика.
Мне повезло – мой сосед, инженер из Главленинградстроя, ехал в компании еще с двумя коллегами из соседнего купе.
Они предложили мне составить им компанию за рюмашкой, когда же я вежливо отказался, уединились в купе за стеной, предоставив мне возможность выспаться.

Выйдя на площади трех вокзалов, я, чтобы лишний раз не светить документы, снял комнату у пожилой дамы, заплатив за неделю вперед, для приличия сторговав червонец скидки.
Несколько дней я подъезжал к адресу, обычной пятиэтажке на окраине Москвы.
Я уже знал подъезд, квартира, судя по номеру, была на первом этаже, но не решался даже зайти в подъезд.
Лишь на четвертый день я понял, что если это не произойдет сегодня, этого не будет никогда.
Я собрался, побрился, надел костюм, повязал галстук. Попытался засунуть ТТ за пояс, у меня получилось как-то по-дурацки – ствол все время или выпадал, когда я садился, либо проваливался в брюки.
Не придумав ничего лучше, я завернул его в полотенце и положил в дипломат.

На месте был уже в шесть. Уселся на скамейке через два дома, но так, чтобы были видны окна той стороны, где, по моему разумению, была квартира.

Ждать пришлось долго.
Лишь в начале десятого подъехала «Волга», из которой вышел плохо видный мне человек, зашедший в подъезд.
Через минуту загорелось окно, затем второе.
Машина уехала спустя лишь минут десять.
Внезапно я ощутил, что у меня стучат зубы и трясутся руки.

Прикурив со второй попытки, я выкурил три сигареты, прикуривая одну от одной.
Я встал, и спустя пару минут стоял у обычной двери, обитой дермантином.
Выдохнув, я нажал кнопку звонка.
Звонок прозвенел так резко, что мне захотелось убежать.

Дверь распахнулась без всякого «кто там».
На пороге стоял среднего роста щуплый мужчина в костюмных брюках на подтяжках в майке-алкоголичке, в роговых очках с толстыми стеклами и безобидным лицом пьющего инженера-холостяка.
- Добрый вечер, - сказал я, с сомнением, Вы Федотов Андрей Михалович?
- Да. Вы кто такой?
- можно войти? У меня есть для Вас полезная информация?
- Ну что ж, заходи, раз пришел. Федотов повернулся ко мне спиной, приглашая на кухню.
Обстановка в квартире поражала своей скромностью, если не сказать убогостью.
Однушка с открытой в комнату дверью, где был виден фанерный шкаф с тахтой,
малометражная кухня с типовой ГДРовской мебелью.
Единственным украшением было какое-то невероятное количество грамот с гербами – и СССР, и союзных республик. Ими был увешан как весь коридор, так и видимая часть комнаты.
-  Проходи, - сказал усаживаясь спиной к стене на кухне, сказал Федотов. Присядь.
Он закурил «Приму», достав ее губами из помятой пачки.
-Хочешь, кури, продолжил он, придвинув обычную стеклянную пепельницу, наполовину заполненную окурками.
- Итак, что ты хотел мне сказать, по какому делу?
- Вы помните про дело инкассаторов два с лишним года тому назад, на юге?

Я едва не упал с табуретки, отшатнувшись. Никогда в жизни я не видел такой перемены в человеке за мгновение: вместо пожилого интеллигента, добряка-выпивохи на меня смотрели глаза, наполненные какой-то животной ненавистью.
- Да. Было такое-, у него изменился даже голос. Работали трое. Одну гниду я задавил. Другой сам сдох. Третьего не нашли. Через четырнадцать месяцев дело закрывают, но я все равно буду искать и найду. Ты что знаешь?

Несмотря на то, что я сидел на кухне, и кроме нас никого в квартире не было, я ощутил такой ужас, что почувствовал, как у меня по спине катится пот. У меня едва хватило решимости пересилить себя.

- у меня есть интересный материал по этому делу, - можно показать? Я аккуратно раскрыл дипломат, благо кухонный стол не позволял заглянуть ему в его внутренности, и осторожно достал взведенный пистолет.
- Так вот, Андрей Михайлович- , начал я говорить еще разгибаясь, - третьим был я.
Несмотря на направленный на него пистолет, я не увидел ни одного признака испуга, на его лице, лишь какое-то любопытство, как если бы энтомолог смотрел на редкого жука.
- Вот ты какой,- произнес он спустя несколько секунд. Русский, значит. А я признаюсь, все же на абреков грешил. Мага твой, когда я ему яйца давил ящиком стола, говорил, что они вдвоем работали, а водитель был не при делах, с гор. Однако же когда я до денег добрался, до больше половины не хватило.
- Скажите,- я удивился, как жалко звучал мой голос, вам не жалко?
- Чего жалко?
- Вы же людей из-за денег паршивых убиваете?
- Запомни, гнида,- его голос стал таким страшным, что не смотря на пистолет, я испугался, как кролик перед удавом, - убиваете и грабите такие мрази как ты и твои дружки. Я караю. И если мне государство дало власть над человеками, то я никого не щажу. Чем больше таких как ты сдохнет, тем меньше государевых денег на тюрьму уйдет. И ты думаешь смелые вы, твари. Большинство, когда у меня в кабинете дохли, мне ноги лизали, чтобы пощадил. А теперь – или сдайся мне сейчас, получишь пятнадцать лет, но я тебя не трону, или беги. Беги отсюда, как пес, только знай, что когда я тебя найду, то в камеру тебе не попасть. Это говорю я, полковник Федотов!!

Я сам не помню, как выстрелил ему в грудь. Это был первый и последний раз, когда я стрелял из какого-либо оружия.
С такого расстояния пуля прошила его насквозь, так что он аж дернулся, прежде чем откинуться к стене.
Мне казалось, что он что-то хотел сказать, но из его рта уже пошла кровь, а в глазах – в глазах появился – нет, не страх и не боль, а какое-то удивление.
Словно во сне я завернул в его кухонное полотенце пистолет, нагнулся, чтобы убрать его в дипломат.
В этот момент он непонятным усилием оттолкнулся от стены, и упав, вцепился мне зубами в лодыжку.
Мне стало так страшно, что я едва не потерял сознание. Лишь спустя какое-то время, я за волосы оторвал его от себя – он был уже мертв, однако реально прокусил мне ногу, разорвав сухожилие.
Меня бил озноб, я галстуком как-то перетянул ногу, и выскочил, хромая из подъезда, не прикрыв двери.
Плохо зная город, я по наитию уходил куда-то вглубь микрорайона, слыша, как уже воет сирена – видимо соседи вызвали милицию.
Набрев на какой-то пруд, я выбросил ТТху.

Вскоре мне повезло. Выйдя на проспект, я стараясь не хромать и выглядеть прилично одетым чуть подгулявшим мужчиной, поймал такси.
Вокзал.
Поезд Москва-Махачкала.
До поезда купил в одной аптеке бинт, в другой йод и цитрамон.
В поезде купил у проводника бутылку водки.
В туалете едва не потерял сознание, когда залил йодом рану.
Потом там же выпил из горла почти полбутылки и залез на свое верхнее место.
Потом забытье.
Более менее пришел в себя в Махачкале.
Нога распухла так, что едва одел ботиноки.
К счастью, денег у меня с собой было много.

Слава Богу, получилось, за пятьсот рублей немногословный таксист взялся отвезти меня в единственное знакомое мне место, дом, где жил Алик. Я не помнил адреса, и сполчаса мы ездили по наитию.
Наконец-то я увидел этот дом. Боясь, я попросил остановиться меня почти в полукилометре от него.
Идти я едва мог, даже стоять те десять минут, пока такси не скрылось из вида, было больно.
Последние метров сто я почти полз на четвереньках.
К счастью, ворота были открыты.. это последнее, что я успел отметить в голове, прежде чем потерять сознание..

В себя я пришел только дня через два.
Первым, кого я увидел, был отец Магомета.
Я рассказал ему, все, как было.
-Да хранит тебя Аллах, Олег, - только и сказал он. Мы получили твои деньги, но главное, ты взял кровь человека, отобравшего у меня сыновей. Тебя лечил наш доктор, он большой друг моей семьи.
Ногу он тебе спас, но будешь хромой.

Мы переехали сюда, в их родовое село.
- Этот дом, Олег, я построил для Магомета. Он должен был жениться скоро. Если не сочтешь его скромным, он твой. Если нет, я построю дом для тебя. Живи с нами, окажи мне такое уважение, и пока живой хоть кто-то из нашего рода, ты будешь здесь одним из самых уважаемых людей.

С тех самых пор, Петр, я здесь. Мне не было еще сорока, когда я сидел на бревне годекана с самыми уважаемыми людьми.
Не женился, хотя самые уважаемые люди с радостью готовы были отдать за меня свою дочь.
И рад, что когда в наше село стали заезжать редкобородые вахаббиты,  тряся долларами и призывая местную молодежь ( а живут здесь, Петр, люди ой,  бедно) рискнуть жизнью за честь рода и саудитские деньги, то – сам видишь:
Нет на кладбище местном ни одной могилы с воткнутой пикой. А здесь обычай – если погибает воин-шахид, то в его могиле пика.
Когда его родственники возьмут за него кровь – то на ней повязывают зеленую ленту.
И я, и старые уважаемые люди смогли уберечь село от этой беды.
Ни один человек не пошел погибать за обещание рая на небе и богатства на земле.

Тем и живу и Богу молюсь,-  Олег Иванович кивнул головой, и я с удивлением увидел православные иконы, висевшие в этом горском доме.
-Об одном грущу, продолжил он. Нет, не о том, что так жизнь так прожил. Я думаю, что если бы все мог вернуть, то вновь бы подсел к ним за столик.
  По мне – лучше мгновенье лететь, чем вечность ползать.
Но так часто, когда  засыпаю, я вижу во снах Ленинград. Серый туман, мокрые крыши домов, море зонтов на Невском.
Воздух Васильевского, Лиговку родную. Уютную зелень Петроградки, ангела, что парит на шпиле… говорил я с людьми, наверно решусь скоро, да и Господь мне немного оставил, чтобы отвезли меня домой.
Приеду, схожу в Летний сад, и умирать можно.
А больше мне, Петр, сказать, тебе и нечего. Давно хотел увидеть простое русское лицо, услышать негортанную речь.

Ступай сейчас, а завтра приходи, коли будет время, поговорим, выпьем.
Однако утром следующего дня мне пришлось уехать в Махачкалу на усиление, там очередной подрыв случился.
Вернуться смог лишь спустя четверо суток, продолжил Петр свой рассказ.

Первый, кого я встретил - был печальный Селим.
- наверно, к Олегу Ивановичу захочешь пойти?- спросил он меня.
Нет его. Умер. Ты уехал, он после обеда следующего дня и умер.
Люди думали его здесь похоронить, вечером того же дня, по нашему обычаю.
Мулла сказал, а старики подтвердили, что можно даже крест будет поставить на могиле.
Однако Ильяс – он теперь старший мужчина в роду, решил по-другому.
Попросил трубку у меня, попросил показать, как в Москву звонить.
С кем разговаривал, не знаю, помню лишь его слова: и будет позор тебе и всей твоей семье, если откажешь в просьбе старшему…
Мы одели Олега по нашему обычаю, замотали в саван, но положили в гроб, как у вас принято.
На следующий день приехал какой-то богатый аварец из Махачкалы с тремя подручными на русской армейской машине.
Забрали гроб.
Как что – я не знаю. Одно знаю точно – похоронили Олега Ивановича в Питере, на Серафимовском, чтобы лежал спокойно.
Вот так.

- Вот так все и было, закончил свой нехитрый рассказ Петр.
Мы уже подъезжали, за окном тянулся ближний пригород.
Я растолкал своего задремавшего друга, и пожелал удачи и счастья нашим  попутчикам.
Какие славные люди, подумал я, совершенно отошедший от хмеля.
Выйдя на перрон, я закурил, пройдя с территории вокзала, наконец-то упал в распахнутую своим водителем дверь авто.
- домой отвези меня Володя, пожалуйста. Задремлю – не буди.
Последняя мысль, не покидавшая меня и во сне  была  - «кто же все таки был этот Седой?».
Узнаю ли я когда-либо об этом?
Не знаю.
Если да, то это будет совсем другая история.


Всем удачи и счастья,
Гринго,
Санкт-Петербург-Осло-Санкт-Петербург,
17-19.08.09.

Tweet