- В конце концов, я просто хочу, чтобы все были здоровы, не так ли?
Голос прозвучал истерично. Было ужасно неловко заниматься этим всерьез. Все равно что, не приведи господи, улыбку для первого свидания перед витриной репетировать: чтобы в ней и радость была неподдельная, и мужественность гордая, и открытость мальчишеская, задор, и нежный призыв к взаимности, да тонкую самоиронию не забыть. И вот, когда скорчишь и вовсе несусветную рожу, аж плюнуть хочется – замечаешь, что рядом уже минут пять стоит та, для которой весь этот коктейль и предназначался, и давится от хохота, наблюдая твои эволюции…
Ну, правда, сейчас оказаться рядом никто бы не мог. Заперта дверь на три с половиной оборота, задернуты портьеры, отключен телефон… Час-то который? Уже скоро три. В доме тишина: мышь не прошуршит, половица не скрипнет, не капнет вода. Спит великий город, спят добрые граждане, кроме, разве что, ночных охотников, что прочесывают улицы в поисках адреналина, любви или денег.
Да вот еще – кроме меня.

Еще правоохранительные не спят, само собой, аварийщики разные. Мы, врачи, не спим. А еще те не спят, кому мы помочь не можем. Одни на стену лезут от боли, другие сквозь зубы стонут, в подушку вжавшись, третьи молча лежат, терпят… И много их, таких.
Потерпите, люди. Если смогу – помогу вам, видите же, чем занимаюсь! Бред, мистика, чушь собачья, аж скулы сводит от срама… Весь жизненный опыт восстает против – но вдруг?! Вероятность мизерная, шанс – один из миллиона. Единственный шанс…

Он тяжело опустился на стул. Все тело ныло – не так от усталости, сколько от нервного напряжения. Рукопись подлинная, это установлено, причем задолго до того, как она попала в мои руки. XV век, очень хорошо. Ингредиенты Бальзама, насколько то возможно в современных условиях – соответствуют. О великий Гиппократ, перед тобой стояла ли когда-нибудь такая задача – раздобыть три волоска из брови йоркширской лисицы, как вам это нравится?! А среднерусская – не подойдет? В зоопитомнике сраму натерпелся, в собственной анатомчке чуть с поличным не накрыли… Конечно, определенные сложности были и с переводом, некоторые двусмысленные позиции в тексте остаются и сейчас, но – мимо, мимо, не отвлекаться! Не выйдет сегодня – второго случая не будет. Палец медленно полз по причудливым, с архаичными завитушками строкам фотокопии с мелким карандашным подстрочником:
«…в третью годину Зверя, в третий день молодой луны, в третий час пополуночи…». Хорошо, хорошо, это сегодня, сейчас, и ждать осталось меньше четверти часа. «…начертай пентаграмму грифелем, а грифель изготовь сам. Потребно для дела сего взять шесть частей пчелиного воска, да четыре части кобальтового порошка, да четыре части отвара из травы руты, настоянной на кислом вине, и усердно перемешав, влить все в горячий тигель…».  А хорошо все-таки, что я на врача учился. И химия, и зоология с ботаникой – вот когда все пригодилось! Неисповедимы пути… а впрочем, никакое образование не помогает, когда надо достать, например, кровь черного петуха. И это еще – из легких, большинство компонентов Бальзама были еще гаже. Пару раз, помнится, едва не стошнило от ужаса. А когда варил все вместе – рвало уже натурально, фонтаном, запах был такой, что респиратор с нашатырем не спасал… Даже сейчас, как глянешь на зелье в чашах по углам пентаграммы – а оно уж подсохло, корочкой покрылось – все едино, передергивает. Притерпеться к этому невозможно.

Пять минут. «…свечу отлей черного воску, очертания как бы человеческие, а ростом тринадцать пальцев безыменных. Вместо сердца заложи зерно желчи тартаровой…» (пришлось перерыть кучу алхимической литературы, уже до отчаяния, а оказалась – обычная желтая сера). «…оную свечу в центр пентаграммы помести, а с последним ударом часов зажги. Черту запретную покинь, но глаз от огня отводить не моги, в левой же руке сожми крест перевернутый серебряный. И как вспыхнет зерно желчи, тотчас узришь Зверя во всем преужасном великолепии и силе Его. Сей миг скрепи сердце свое, ибо пока горит свеча, защищен ты от лютости Зверевой, и возвести Ему гласом гневным и твердым волю свою…»
Гневным и твердым! Да где же его взять-то, гневный и твердый, когда ноги не держат? Полторы минуты. Абракадабру эту – формулу ли, заклинание ли – ведь по бумажке придется читать, запомнить немыслимо. Хоть бы не запнуться, страшно ведь, да и света в комнате – от одной той черной свечи, которою еще, того гляди, не заслонит ли Он..? Мамочка родная, да неужели это все происходит наяву и со мной?!?
«…и покорится воле твоей».
БОМММ…  БОМММ… БОМММ…
Он зажег свечу и поспешно отступил за черту. Трясло каждый палец, каждую клеточку, до ряби в глазах. Ниоткуда явилась убеждение: Рубикон перейден, назад хода нет. Вся эта мистерия, эта сцена из страшной сказки, замысленная в основном как самоэкзамен на выдержку – теперь сгустилась, обрела плотность, вес, стала единственной реальностью и самой жизнью. Той самой жизнью, которая дается один раз…

Ноги отказывались держать окончательно. Садиться было нельзя, он оперся свободной рукой о спинку стула… Свободной рукой? У него НЕ ДОЛЖНО быть свободных рук!!
Он разжал правый кулак – там был только слипшийся клочок бумаги с формулой-заклинанием. А в левой руке – что должно быть в левой? Серебряный крест должен быть, перевернутый крест – но где он? Черная свеча быстро догорала, мерцающий кружок света сузился уже почти до размеров пентаграммы, и ничего вне этого круга было уже не различить, кроме – носка его собственной туфли, заступившей за магическую черту! Нога отдернулась так, что стул позади с грохотом повалился в темноту, и сам он едва не свалился, всплеснул руками, и заветная бумажка мотыльком вспорхнула и метнулась во мрак…
Зерно вспыхнуло.
Прошла вечность. И еще одна. Сколько-то там тысячелетий. И еще малая доля секунды.

Возник Голос. Он был огромен, как сама Вселенная, этот Голос. Он был так могуч, что очевидной бессмыслицей представились все эти человеческие обереги против Него – эти магические черты, перевернутые кресты… И еще – так спокоен был этот Голос, что страх исчез – для него просто не осталось места.
- НЕ БОЙСЯ, ЧЕЛОВЕК. Я НЕ ТРОНУ ТЕБЯ. О ЧЕМ ХОТЕЛ ПРОСИТЬ У МЕНЯ, ГОВОРИ.
И кто-то невесомый – за миллионы миль от этой комнатки в сердце спящего города, - какая-то песчинка крохотная, немая, почти и не живая, - нашла в себе силы ответить:
- Я хочу исцелять страждущих.
- ВСЕХ? – спросил Голос.
- Всех, - дерзко прошептала песчинка.
- ТО ЕСТЬ, ТЫ ХОЧЕШЬ БЫТЬ РАВНЫМ МНЕ? – спросил Голос.