"Могучие столпы литературы отбрасывают на землю тень, называемую - графомания."
Какой-то хуй.

15 апреля 2017 года.
Санкт-Петербург. Горный институт. Электромеханический факультет.

- И всё же они вращаются! Пам-парам-пам-пам! − доцент Кичбулаев Наиль Рашидович,
пританцовывая, ворвался  в открытую для проветривания дверь учебной лаборатории.  - Кто молодец? Я молодец! На лабуте-е-е-нах, нах!

Ученый прыгал ган-ган стайл. Мятая рубашка выбилась из-под брюк, выронив на пряжку ремня унылую жировую складку, которая, тем не менее, весело подлетала в амплитуде обратной скачкам Кичбулаева. Коричневый пиджак чернел подмышечными пятнами пота. Наиль Рашидович находился в том возрасте, когда согласие студентки сдать зачёт альтернативным методом уже не воспринималось с должным энтузиазмом, но душой он был всегда бодр и весел.

Профессор Садовников обернулся, оторвавшись от своих приборов, и удивлённо спросил:
- Кто вращается?

- Классики! − с идиотической улыбкой ответил Кичбулаев и изобразил шлёпанье сексуальной партнёрши по заду. − Классики крутятся. В гробах, ссуки, вертятся!

- Коллега, давайте без шуток! - начал сердиться профессор. Не  каждый закадычный друг мог вот так вот запросто ворваться к нему в лабораторию. Не говоря о доценте Кичбулаеве, с коим приходилось пересекаться лишь в нескольких научных проектах, и то вскользь.  -  А то я сейчас сам начну вращаться. В чём дело?

Наиль Рашидович перестал скакать и, сверкая чёрными татарскими глазами, вплотную приблизился к Садовникову, сказал зловеще:
- Сейчас вы, дорогой профессор,  не начнёте вращаться! А когда умрёте, как миленький, изволите-с!

«Пизда коллеге. И мне пиздец! − смекнул профессор. − Убьёт психопат!»  У старого учёного, давно забывшего как выглядит сочный персик молодой и глупой студентки, больно кольнуло сердце. Он был дряхл и немощен, поэтому не смог бы оказать должного сопротивления при покушении.

- Да Вы не удивляйтесь, Борис Пименович! − угомонившийся доцент взял коллегу под локоть и повёл к креслу.  − Вы же знаете, что я в командировке был, мы там новый сейсмограф испытывали.

- Ну-у-у... − испуганно соглашался Садовников, в мыслях малодушно изменяя атеизму.

- Транзитом на одну ночь  были в Свердловске... тьфу... в Екатеринбурге. Я не утерпел, решил его включить, ещё раз проверить сейсмограф этот. В гостинице не включишь − город, вибрации, бляди. А прибор чувствительный. Я взял аккумулятор и поехал с ним на ближайшее кладбище, Ивановское, значит. Запускаю, а там, помимо шумов, ритмичные высокочастотные подземные толчки высрались. Несильные такие. И эпицентр на вершине холма! Представляете?

- Угу!

- Поднимаюсь на холм, а там могила Бажова!

- Угу!  - заело слушателя.

- Угу, угу! Хер похож на кочергу!  - снова раздухарился доцент.  - Включаю сейсмограф, а он, собака,  фиксирует толчки на небольшой глубине прямо под могилой!

- Могилой? − слабо спросил профессор.  − Наиль, родной, у меня внуки, студенты. Не надо...

- Что не надо? - удивился доцент, принимая слабость и страх коллеги за почтенный научный трепет и радуясь плавному переходу «на ты».  − Надо! Мы там целую бучу подняли. Могилу оцепили и ночью эксгумировали. В обстановке строгой секретности! Открываем, а он там бьётся, родимый. Долбится о боковую крышку гроба. Трук-тук-тук, трук-тук-тук! Земля под гробом просела, и он наклонился вправо, сместив ось вращения классика! Так бы хер заметили! Вращался бы себе и похуй!

Татарин радостно засмеялся.

- Наиль, не волнуйся, на выпей! − хитрый профессор незаметно вылил в свой стакан ядовитый реактив из пробирки и протянул напиток коллеге. 

- Спасибо! − Кичбулаев поднял руку со стаканом на уровень груди и продолжил. − Неведомая сила поднимает писателя в центр гроба и вращает с бешеной скоростью! Представляешь? И мы всё засняли. Этим уже секретные службы занимаются. Дали санкции на вскрытие всех могил крупных писателей! Совершенно секретно! Только тебе говорю, в свою группу возьму... Это какие возможности для энергетики открываются! Если представить, что писатель − это ротор, а гроб − это статор...  ой, даже думать не хочу. Сейчас глоток чаю сделаю и покажу тебе видео. Это чай, да?

С этими словами доцент поднёс чашку ко рту. Профессор вскочил с кресла и ударил коллегу по руке. Чашка разбилась о стену. Зашипела, запузырилась краска. Наиль Рашидович очумело смотрел на разъедаемую кислотой поверхность.

- Показывай видео! − прохрипел Садовников.

***
23 июня 2025 года.
Ленинградская область. Атомная станция в Сосновом Бору.
Огромный зал. Сигнальные лампочки, пульты, бегущие светодиодные строки, непонятная
установка в центре.

- И как это работает? − спросил Путин у главного инженера проекта, умудрённого сединами профессора Садовникова Бориса Пименовича.

- Вот тут у нас графоманский центр. Сотня отъявленных писателей, так скажем,  круглосуточно сменяя друг друга, пишут свои стихи, рассказы, книги. Прямо из-под пера их писанина попадает на бегущие строки в главный энергетический зал для усиления КПД. То есть коэффициента пол...

- Знаю. Дальше! − оборвал его Путин.

- А дальше эффект не ясен, но мы можем управлять им и использовать для получения
электроэнергии. Классик, находясь вблизи  центра сосредоточения отбросов мира литературы, вращается, на нем обмотка, вокруг − статор. Обычный электрогенератор, но гигантской производительности. Станция уже неделю питает весь Санкт-Петербург. Подключаем всё новые мощности.

- А для военных целей?

- Да! Один классик средней руки, например, Довлатов, и один захудалый графоман, например, Га... ай, ладно. Всё равно никто его не знает. Короче, в паре они могут доставить на расстояние двадцать тысяч километров заряд огромной силы, которого хватит, чтобы стереть с лица земли такой город, как Нью-Йорк. Только мы лишимся мощей классика и, собственно, графомана... тела.

- Хорошо, − прищурился Путин на бегущую строку, − классиков у нас много...

Бегущие строки высвечивали:
---
«Горизонт алел румяным цветом. Холодный бриз остужал разгорячённые тела любовников. Смотря на это, обманутый муж спрыгнул с утёса в озеро...»
---
«Космонавт покидал гостеприимную планету с чувством досады, горести и душещипательной тоски. Человекообразные гуманоиды махали клешнями и щупальцами. Через поляну мостиком пролегла чёрно-белая радуга...»
---
- Мда... − произнёс президент. - Ресурсы определённо есть. Проводите испытания дальше! Всё совершенно секретно.

По бегущей строке главного энергетического зала поплыли фразы:
---
«Василий бежал по улице, сжимая сфинктер. Каловые массы просились наружу, не давая и тени надежды на культурное опорожнение...»
---
На аппаратуре замигали несколько красных лампочек. Пол под ногами завибрировал.

- Что это? − встревожилась охрана верховного.

- Излишне вырабатываемая мощность, частое явление! Сейчас отработают компенсаторы.
Виновному графоману придёт сигнал «Не писать».

- А кто у нас в роторе? − поинтересовался президент.

- Толстой Лев Николаевич! − с гордостью отчеканил директор проекта Наиль Рашидович.
---
" - Вот забегу в подворотню под арку и насру! − не вытерпел  Василий, сворачивая с тротуара.  Пять шагов − и он в подворотне.

- Тебе чего, мальчик? − в арке два бугая прижали к стене дядьку в красивом пиджаке. Все трое уставились на Васю. Дядька смотрел с надеждой. Вася развёл руками. Раздался мерзкий треск и бульканье. Опорожнение началось."
---
Количество мигающих лампочек увеличилось на порядок. Пол под ногами заходил ходуном. Все присели на корточки.

- Твою ж мать! Отключите этого долбоёба от строки.

- Стоп, стоп! Компенсаторы не работают! Код «Первый», код «Первый».

- Гагачъ, ты что творишь, сука!? Перестань! − орали работники станции. Пол трясся, сбивая с ног пытающихся добраться до графомана людей.

- Идите нахуй! У меня Пулитцеровская премия намечается! В кои-то веки, блядь!

Графоман замотал головой и усиленно застрочил ручкой по планшету.
---
"- Срёшь? − принюхиваясь, спросил у Васи один из бугаёв.

- Сру, − меланхолично ответил Вася. Почувствовав, что кал стекает по гачам, он брезгливо дрыгнул ногой. Говно из широкой штанины разлетелось веером по стене, чуть не угодив в троицу.

- Говно? − спросил у Васи всё тот же тупивший бугай, кивнув на забрызганную стену.

- Говно, − не меняя тона, подтвердил Василий и тоскливо посмотрел на свод арки."
---
Рушились перекрытия, полыхало пламя, атомная станция погибала. Огромный механизм в центре зала рассыпался, и от него по бетонному полу во все стороны расходились трещины. Люди метались по залу, падали, поднимались, падали.

- Щас ёбнет, щас ёбнет! − причитал доцент, лёжа на полу.

- Нельзя ёбнуть! − спокойно командовал президент. − Отставить! У нас Америка на хвосту, на хвосте, простите.

- Нахуй Америку! Не будет Америки. Ничего не будет... − плакал  Кичбулаев, кусая себя за кисть в надежде, что это всё ему снится.
---
" - Но ведь это не по-пацански! − возразил второй бугай.

- Как-то пох! − продолжил диалог Василий и густо, с прихлебом,  выпустил газы.

- МЕНТЫ!!!! − неожиданно заорал дядька в пиджаке.

Бандиты тут же испарились. Вася стоял, смотрел на пиджака и молча докакивал. Пиджак смотрел на Василия."
---
Кичбулаеву это всё не снилось.

***
2115 год. Лето.
Постапокалиптичный мир. Черноморское побережье близ Ялты.

- Племя, слушайте наказ предков! − вещал шаман, густо наряженный в цветные тряпки, по форме напоминающие галстуки, болтая подвешенным на кусок провода к хую катриджем от принтера.  − Никто и никогда не смеет записывать свои фантазии! Никто и никогда!

- Никто и никогда! − глухо отозвалось племя.

- Какими бы пиздатыми они вам не показались!

- Пиздатыми не показались! − вторил ему нестройный хор.

Маленький Врюк сидел на корточках в сторонке у кромки воды. Ему было двенадцать лет, и он ещё не имел права участвовать во взрослых ритуалах. Взяв в руку палочку, он уныло водил ею по песку. Глаза его смотрели в пустоту. А рука сама по себе выводила на песке надпись «Вечерело». Очнувшись, Врюк быстро-быстро стёр написанное, опасливо оглянулся. Вздохнул и снова погрузился в свои детские мысли.