Я в 8 классе себе грудную клетку сломал, когда сальто через козла делал.
На бошку упал в маты колом, по центру что-то сдвинулось.
С тренировки меня отпустили, потому что больно было, плюс товарищи говорили, что по зрелищности я нихуевый стант отмочил. Но по дороге домой как-то улеглось. Родителям сначала не сказал ничего – велика трагедия. При худшем раскладе родители бы больше на эти полулегальные тогда тренировки и не отпустили бы вовсе. Позже заметил, что скворечник того – перекосился как-то. Не блюманже ни разу.
Метнулся по больничкам.
Короче врачи – я у двух или трех был - говорили мол, или так ходи, или ломать и выставлять заново. Но бля ни то ни другое в планы не входило!..
И тут мой дед нашёл одного старого шваба, который типа костоправ нетрадиционный. Поехали к нему за 150 км, и он сказал, что сформирует. Но надо мол размягчить кости.
И вот тут начинается пестня! - он мне для размягчения костей на грудь примотал пласт конского блять жира! И с этой ёбанью надо было ходить неделю!!! Короче, уже через полчаса я был близок к суициду! И ехали мы весь обратный путь по декабрьской дороженьке с настежь открытыми окошками все два часа. Потому что эта хуйня воняла как туалетная яма таджикской провинциальной автостанции на солнцепёке бля, куда ещё подбросили чего-то из овощебазы и чего-то с кладбища - и всё это у меня под носом!
Думаю, если бы мы домой ехали на общественном автобусе, вся моя судьба, согласно теории о взмахе крыла бабочки, сложилась бы совершенно иначе, но даже не осмеливаюсь предположить, как.
Сидел я всю последующую неделю ясенхуй дома, потому что нетренированные люди ближе двух метров ваще нихуя ко мне подойти не могли. Мать ставила мне жраку на стол, звала меня и уходила из кухни! За неделю я так к этому ароматному очарованию и не привык, только организм благоразумно притупил все чувства, вырубив, в частности чувство собственного достоинства до нуля - походу амбре можно было не только унюхать, но и услышать и даже немного увидеть блять! И дня, когда мне эту падаль снимут с груди, я ждал как самого счастливого дня в моей до той поры жизни вне зависимости от того, получится ли что-нибудь с грудной клеткой или я до конца дней с кривой ходить буду!
Старый шваб слово сдержал, помял меня потом как-то, плотно перетянул мою грудь полотном и отправил домой. Разговаривал он совсем непонятно, потому что шваб. Единственное слово, которое я понял – это слово «Штиляге», которое он обронил, взглянув на мои узкие джинсы.
Грудная клетка стала потом как новая, а я до сих пор, чуя какую-то вонь, не сразу могу скалибровать, воняет ли сейчас ДЛЯ ДРУГИХ умеренно, прилично или пиздец как невозможно!
Ну и от лошадей в любой ипостаси, равно как и от всего, связанного так или иначе с чем-то околоиппологическим, мои ассоциативные цепи ведут прямёхонько через этот случай, без всяких огибов блять!