В этом городе, где родился, я прожил в общей сложности всего то ли три, то ли четыре года. Но все равно при этом считаю себя коренным краснотурьинцем, и люблю этот чистенький и уютный североуральский городок с его такими же, как в Санкт-Петербурге белыми ночами, и почти такой же архитектурой (авторство генплана застройки города принадлежит именно ленинградским архитекторам). В экономическом и стратегическом отношении для страны этот город имеет немалое значение: здесь производится чистейший алюминий, а также глинозем, на котором работают многие другие алюминиевые заводы страны. А еще здесь добывают золото и медь. Здесь, кроме меня, родилось много других замечательных людей, в том числе изобретатель радио Попов, один из первых героев Советского Союза летчик Серов. И вот что подумал: а почему бы мне немного не поделиться своими воспоминаниями о Краснотурьинске той поры, когда он как город был еще совсем молод, а я так вообще пацаном.
Мама мне всего лишь несколько лет назад рассказала, что хотя у меня в паспорте и записано, что я родился в Краснотурьинске, на самом деле это произошло в Свердловске. Оказывается, когда пришло время, мама в Краснотурьинском роддоме никак не могла мной разродиться, и положение было настолько серьезным, что пришлось вызывать из областного центра какое-то региональное акушерское светило. А когда и оно ничего не могло сделать без соответствующей аппаратуры, маму со мной (еще внутри нее, конечно) и этим самым светилом срочно погрузили на «кукурузник» и отправили в Свердловск.
Вот там-то и согласился, наконец, покинуть чрево измученной матери и выбраться на белый свет. Спустя несколько дней, когда мы с мамой окрепли, за нами приехал отец из Краснотурьинска, и меня благополучно вернули в исходный роддом.
А уж оттуда - в один из рабочих бараков на окраине города, где и проживали мои молодые отец с матерью. Тогда в этот бурно расстраивающийся молодой североуральский город «понаехало» немало татар – очень голодно было после войны в Поволжье. Ну, как это бывает: приехал один, устроился, осмотрелся, вроде ничего. Потащил за собой семью. Там еще родственники подтянулись. Так и образовалась в Краснотурьинске целая татарская даиспора. Впрочем, где только сейчас нет моих соплеменников – на исторической родине их живет куда меньше, чем за ее пределами.
Ту, первую часть своей краснотурьинской жизни, я помню очень смутно. Отец работал на Богословском алюминиевом завода, разгружал вагоны с глиноземом, мама где-то мыла полы и подторговывала жареными семечками. Я был предоставлен себе и носился по рабочему кварталу с такими же сорванцами, один раз чуть не утонул в Турьинском водохранилище, никак не мог выбраться на берег по скользкому бетонному откосу, пока меня за руку не вытащил пацан постарше. Потом город подступил к баракам, и они попали под снос. В этих бараках еще недавно жили немецкие военнопленные, работавшие на краснотурьинских стройках. И после того, как немцев вывезли в их фатерлянд, бараки эти долго не пустовали – их заселили рабочими семьями. Но в пятьдесят каком-то году бараки пустили под слом. Всех их обитателей выселили (отец, помню, схватил лом и никого не хотел подпускать к нашей комнате, но выселять-то пришли с милицией…)
Мы какое-то время снимали угол у родственников, с собственным жильем вопрос не решался, и родители, так и не найдя счастья на Урале, вернулись в Татарию. Потом судьба занесла нас в Казахстан, на целину. Там у нас тоже поначалу не все складывалось, и хотя я уже пошел в первый класс, родители буквально посреди четверти выдернули меня из школы и снова зачем-то вернулись в Краснотурьинск. Прожили здесь всего несколько месяцев. Работа была – с жильем ничего не получалось. Опять вернулись в Казахстан, и осели здесь уже надолго. А в 1968 году я самостоятельно поехал в Краснотурьинск – разумеется, с благословения родителей. Закончил девять классов, и учиться больше не захотел, хоть тресни, а ведь вплоть до седьмого класса был хорошистом! Но возжелал, понимаете, взрослой самостоятельной жизни, да и деревня обрыдла мне до чертиков.
В Краснотурьинске жили родные отцовы старшая сестра и три младших брата (двоюродной, а также трою¬родной родни - и не счесть). Вот к ним на трудовое «перевоспитание» и решили мы все вместе отправить меня. А там, на семейном совете, решено было пристроить меня к дяде Яше, у которого я и жил первое время, на алюминиевый завод. Однако отдел кадров сказал свое «фи!», поскольку мне только что, в авгус¬те, исполнилось всего семнадцать. Зато без проблем при¬няли в бригаду бетонщиков к дяде Саше, на завод ЖБИиК.
На полигоне №1 (так назывался наш цех), под откры¬тым небом, в большом прямоугольном углублении - каме¬ре, в несколько рядов устанавливались металлические, с откидными бортами, большие формы для бетонных фун¬даментных блоков, а также деревянные сборные опалуб¬ки для различных колонн, подушек. Формы смазывались маслом и заливались из "туфли" (подвесной бункер, по¬даваемый краном) жидким бетоном, иногда густым – это, смотря как, срабатывал находящийся неподалеку бетонный узел.
Чтобы бетон плотно заполнял все углы и закоулки про¬стых и сложных бетонных и железобетонных (армиро¬ванных) конструкций, в ход пускались различные элект-ромеханические вибраторы (не путать с изделиями из секс-шопов, хотя внешняя схожесть имеется). Особенно тяже¬лой была так называемая булава - она весила около пуда. И когда бетон был густой или когда набалдашник була¬вы застревал в переплетениях арматуры, она садистским образом выкручивала тебе руки, потому что начинала вращаться вокруг своей оси. К концу смены, заполнив камеру залитыми бетоном формами, мы накрывали ее с помощью крана гигантской металлической крышкой и впускали туда горячий пар. По прошествии определен¬ного времени (сутки-двое) камера раскрывалась, и из форм вынимались "свежеиспеченные", исходящие паром серые или белые - в зависимости от марки бетона - наши изде¬лия, которые ждали городские стройки.
Работа на ЖБИ, надо признаться, была все же тяжелой - ныли руки, выкрученные булавой, гудела спина. Но я быстро к этому привык (деревенского пацана, сызмаль-ства привлекаемого к копке огородов, уходу за домаш¬ней живностью и пр. - тяжелой работой не смутить), и вско¬ре самозабвенно начал предаваться всем утехам холостой бесшабашной жизни, вдали от родителей. Краснотурьинск я открывал для себя заново. Я ведь вырос в деревне, и этот на самом деле хотя и небольшой, но сплошь заасфальтированный городок с его трех-пятиэтажными домами, разбегающимися от центральной полукруглой площади Ленина по радиальным улицам в разные стороны, с весело тренькающими сигнальными звонками трамваями, с уютными зелеными бульварами и аллеями, изумительно пахнущими после дождей, с магазинами, в которых тогда еще было все (во всяком случае, колбасы и дешевой водки по 2,87 было полно), казался мне большим городом. А какие девчонки в первых мини-юбочках гуляли тогда по главной городской улице Ленина («бродухе», как называли ее краснотурьинцы тогда) - я по первости краснел, потел, но глаз от их стройных ножек оторвать не мог!
В общем, для меня этот город был наполнен соблазнами, и я, чтобы мне никто не мешал, не стоял над душой с нравоучениями, быстренько, той же осенью пе¬ребрался с дядияшиной квартиры (жена дяди всякий раз сердито шипела на меня, когда я нередко заполночь заявлялся с улицы) в рабочее общежитие на углу улиц Чкалова и Фрунзе - огибая его, трамваи немилосердно скре¬жетали колесами под самыми окнами до поздней ночи). А рядом с нашим общежитием размещалось женское. Надо ли говорить, насколько приятным было такое со¬седство! Впрочем, вахтеры свирепствовали и там и тут.
В комнате нас обычно размещалось трое молодых обалдуев. Хотя нет, поначалу двое - я обалдуем стал не сразу. Достаточ¬но сказать, что в первую получку приволок для угоще¬ния своих новых друзей кучу пиро¬жных, конфет. Видели бы вы рожи этих парней! Естественно, пришлось снова бежать в магазин - за вод¬кой. Правда, мне милостиво разрешили не тратиться на закуску, сказав, что закусят и это сладкой мерзостью, хотя это и «западло». Зарабатывал я тогда немного-130-150 рублей (в селе это были бы солидные деньги, для города же - пшик один). Впрочем, другие обитатели комнаты – не намного больше, а то и меньше (это после прогулов).
Мы приспособились жить так. Поскольку все трое оби¬тателей комнаты работали в разных организациях, зарп¬лату и аванс также получали в разное время. И мы про-живали деньги сначала, скажем, Валерки Алтынбаева, потом мои, потом Борьки Анисимова. При таком раскладе денег нам, казалось, должно было хватать. Отнюдь (как любил говорить внук моего любимого в детстве писате¬ля) - они, как правило, почему-то заканчивались уже через пару-тройку дней. И начиналась черная полоса.
Пи¬тались кипятком с сахаром и хлебом (батон уже считался за праздник, хотя только вчера трескали шашлыки и пили вино). Сахарный песок на этот случай закупался заранее. Никогда не думал, что этот продукт у нас такой волосатый - после его размешивания в прозрач¬ном кипятке на дне стакана обычно свивался целый клу¬бок шерсти. Я не сразу, но догадался, что это частицы мешков, в которых хранился в магазинах сахар. А в темном от заварки чае этого безобразия практически не заметно. Вот ведь ка¬кое полезное наблюдение я сделал в совсем еще юные годы! Если сшибали где-то до зарплаты троячок, торже¬ственно шли в столовую (она была на углу улиц Фрунзе и Ленина. Брали всегда борщ (потому что не проз¬рачный), котлету без подливки, но с гарниром. Улучив момент, легким мановением руки топили котлету в бор¬ще и в кассе расплачивались только за первое и картофельное пюре. Дешево и сытно. Но я был все же в лучшем положении, чем мои обшежитские друзья - у меня в городе было полно родни, к которой в такие кризисные дни я вдруг начинал ощущать самые искренние родственные чувства. Я их навещал очень старательно и возвращался в общагу не только сы¬тым, но и прихватив с собой чего-нибудь домашненького, ну и там пару-другую рублишек - до получки. И все же мне нра-вилась такая безалаберная жизнь - с настоящей дружбой, взаимовыручкой, приключениями, легкими, ни к чему не обязывающими связями с девчонками, нередкими стыч¬ками с городской шпаной.
В те времена в Краснотурьинске (как, наверное, и в любом другом провинциальном городе), кроме официаль¬ной, существовала и власть шпаны. Или, как еще говори¬ли о главарях местных бандитов - хотя нынешним они, пожалуй, и в подметки не годятся, - они "держали (дави¬ли) шишку" в городе, а их самих называли шишкарями. До моего приезда в Краснотурьинск, в пятидесятые и в начале шестидесятых годов, шишку здесь держал блатарь Марат Васильевич - фамилию не знаю. Уже отошедшего от дел, я его видел (вернее, мне его показали) у нас на ЖБИ - он честно зарабатывал на хлеб в качестве бензорезчика. Вся его бурная жизнь отпечаталась на его лице - оно было страшным, и голос его был не голос, а рык. Представляю, что это за чудовище было при "делах". Славу по себе он, конечно, оставил еще ту. А уже в конце шестидесятых годов ночным горо¬дом правил Аркан. И его я видел пару раз - крупный, всегда пьяный мужик лет тридцати-тридцати пяти в неизменной телогрейке и со свитой человек в пять-шесть бандитов. Были блатари и поменьше: Шуня, Кисель (по-моему, его папа, по фамилии Киселев, был директором того самого ЖБИ, где я приобщался к пролетарскому труду), у нас в общаге - Талап. Они жили какой-то своей непонятной жизнью, все время кого-то били, калечили, кто-то бил и их, к ним шли за раз-решением споров... Да ну их всех! Лучше пойдем дальше.
Где-то в октябре 1969 года меня и еще несколько человек с ЖБИ (запомнил лишь фамилию одного парня примерно моего возраста из нашей бригады - Овсянников) отправили в команди¬ровку в Нижний Тагил, на строительство 6-й домны на НТМК. Жили мы в сдаваемой под временное общежитие обыкновенной жилой пятиэтажке по переулку Газетный, в трехкомнатной квартире. На работу ездили трамваем. На территории завода было сыро, холодно, вечно дымно, впрочем, плотный смог постоянно висел над всем го¬родом. Мы проводили какие-то земляные работы. Эта бестолковая коман¬дировка слякотной осенью, когда меня, бетонщика аж третьего разряда, держали за землекопа, мне надоела, и когда пришла телеграмма из Краснотурьинска, в которой сообщалось, что меня разыскивает военкомат, я - можете смеяться или крутить пальцем у виска, - обрадовался, ведь в те годы в армию молодежь шла охотно. Да и общежитская жизнь с ее постоянными пьянками и драками за год мне обрыдла до чертиков. А тут, как никак, смена обстановки, армейская романтика!
Вернулся из Нижнего Тагила в Краснотурьинск, рассчитался с завода, съездил к себе Казахстан в Павлодарскую область, попрощаться с родителями и друзьями. Франт я был еще тот. На мне был модный пиджак с вырезом вместо лацканов (как-то гла¬дил застиранный ворот и сжег его утюгом, а уж вырез мне соорудила кузина - под бабочку). И эта умопомрачительная переливчатая бабочка - клянусь! - как влитая сидела у меня на шее. На ногах у меня были дву¬цветные модные остроносые туфли на высоком, на конус, каблуке (купил в комиссионке - коричневые, со сбитыми носками и у одного народного умельца покрыл их чер¬ным лаком. Лак начал сползать уже в поезде, и я в тамбу¬ре битых два часа обдирал его перочинным ножом с го¬ловок туфлей, но оставил в верхней части, где он держал¬ся прочно). На мне также было светлое демисезонное пальто - моя гордость, так как эту вещь я приобрел сам, за полную стоимость, пусть и с полугодовой рассрочкой. И расклешенные книзу кремовые брюки. Знай наших! Правда, был я без копейки денег – ну, не держались они у меня! - и моим бедным родите¬лям пришлось прилично потратиться на мои проводы в армию, да еще и снаряжать меня в обратную до¬рогу. То есть в Краснотурьинск, где меня ждал военкомат.
После недельного пребывания в сборном пункте в Егоршино под Свердловском меня "купили" в танковые войска и повезли в Чебаркуль, в учебку. Однако на второй или тре¬тьей станции за Свердловском весь эшелон призывников выстроили на перроне (все пьяные, оборванные, поцара¬панные и в синяках - ей-богу, орда моего древнего сопле¬менника Мамая, наверное, выглядела лучше) и зачитали список из полутора десятков имен. Фигурировал там и я. Нам объявили, что мы попали не туда, посадили в другой поезд и привезли... в Нижний Тагил! Надо было мне от¬сюда уезжать, чтобы вернуться сюда же через месяц, но только курсантом стройбатовской учебки … Однако это уже совсем другая история. Да и я уже рассказывал о годах своей службы в доблестных военно-строительных отрядах, правда, не здесь. Но если кому интересно – то можно заглянуть вот сюда:
http://udaff.com/read/creo/106477/ .
Ну а что касаемо дальнейших моих отношений с достославным городом Краснотурьинск, то они, к сожалению, сошли практически на нет. После армии я сразу вернулся к родителям в Казахстан. И после этого в первый и последний раз съездил на свою родину в отпуск уже где-то в 1974 или в 1975 году, точно не помню. Все мои дядья были тогда еще живы-здоровы и веселы, и мы за несколько вечеров и белых ночей за разговорами и воспоминаниями осилили не один литр водки. Смог я также найти одного из моих сокомнатников по общаге, Валерку Алтымбаева, и с ним мы тоже неслабо нагрузились. Прогулялся снова по «бродухе», по набережной Турьи, погрустил по ушедшей безвозвратно юношеской романтике, аромат которой неизменно сопровождал меня тот год с небольшим моей доармейской жизни в Краснотурьинске, да с тем и отбыл в Казахстан.
Потом судьба забросила меня на Крайний Север, где я отпахал больше двадцати лет. И все как-то было недосуг еще хоть разок проехаться в Краснотурьинск – да и какой смысл отправляться в отпуск с севера на север, когда хочется погреться на южном солнышке? Но еще не все потеряно – я недавно стал молодым северным пенсионером, выбрался из своей таежной глухомани на постоянное проживание на материк, и таки планирую еще хоть разок побывать в городе моей юности.
И насчет снимков. Не уцелело у меня, к сожалению, ни одного снимка из тех времен, так что пришлось надергать из Интернета. Я искал такие, на которых почти все так же, как и в тех далеких 60-х. Ну и виды современного Краснотурьинска.
1. Таким был Краснотурьинск в начале 60-х годов.
2. А на этом снимке – моя общага (первое трехэтажное здание справа).
3. В этом водохранилище я чуть не утонул.
4. Это знаменитый Богословский алюминиевый завод.
5. ДК металлургов – здесь проходили танцевальные вечера с неизменными драками.
6. Центр Краснотурьинска – площадь Ленина.
7. Ну и общий вид современного Краснотурьинска – правда, хорош?