- Ну, как она вам?- спрашивает Саша, развернувшись лицом к нам, сидящим на заднем сидении. Он сомневается, выходить ли из машины, он видел её только на фотографиях, и сейчас, ночью, в жёлтом обманчивом свете фонарей, да с расстояния, рассмотреть её как следует ему не представляется возможным.
Антон, невысокого роста качок, унюхавшийся кокаином и от того прыткий и радостный, пытается отобрать у меня бутылку виски. Тщетно. Сквозь мельтешащие перед лицом руки -  покушавшихся на бутылку было уже двое - я всматриваюсь в лобовое стекло и вижу девушку, подходящую к условленному месту и с  серьёзным видом уставившуюся в телефон. Я знаю об условленном месте, потому что сама принимала активное участие в поиске, выборе и установлении контакта. Зачем? – я и не особо понимала.
- Да ты заебал, чёрт унюханный! – негодует Саша, прихлёбывая из горла: меня победили. Или я поддалась – так, наверное, честнее.
- Не называй меня чёртом, не марай мне карму, ирод! –  орёт в ответ то ли Антон, то ли употреблённый им кокс посредством его голоса.
- Тебя вообще-то девушка ждёт!- я перекрикиваю всю вакханалию, заслышав надрывные вопли его телефона и, посмотрев ещё раз на улицу, увидев озадаченное, ставшее ещё более серьёзным лицо девушки.
- А, да, точно,- он моментально забывает про Антона и возвращает мне бутылку,  - как я выгляжу?
Как тебе сказать, - думаю,- что бы было мягко и правдиво, что выглядишь ты на любителя, и девушка, которая сейчас ждёт тебя на другой стороне улицы, ожидает увидеть человека такого же свежего и симпатичного, как на тех фотографиях определённой давности, которыми ты и по сей день прикрываешься (боюсь, как бы не перед собой в первую очередь). Что ты гораздо сильнее веришь в объективность того, что изображено на них, нежели в то, что видишь в зеркале сегодня. Хотя последнее – это даже правильно, но вряд ли ты делаешь это, исходя из веры в силу мысли –скорее, просто из нежелания смириться с тем фактом, что тогда ты был успешнее, моложе, и что ещё не были проёбаны время и возможности, а вот сейчас- уже таки да.
- Пойдёт с пивом,- отвечаю, и он выходит, а я неосознанно делаю череду мелких глотков.
После знакомства и непродолжительной беседы, – я внимательно наблюдала за происходящим, -они направляются к машине. На улице зябко, и после привет – приветов я использую это как предлог, предлагая всем выпить, что бы не простудиться.
Я чувствую её предвзятое отношение ко всему происходящему, что правильно: сознательные девушки непривычны к такого рода посиделкам. Она не пьёт – держит в руках пластиковый стаканчик с разбадяженными колой виски. Антон, по-прежнему размахивая руками и что-то кому-то рассказывающий, удалившись, возвращается через несколько минут с букетом лилий, который вручает мне, победоносно при этом глядя на Сашу, дескать, вот как надо, а не речи романтичные попусту разводить. 
Что ж, ладно. Спустя некоторое время, допив виски и окончательно устав сидеть в машине, мы отправляемся  в суши-бар, где в туалете по очереди курим трубку с прекрасными бошками. Втроём – сознательные девушки о таком и думать себе не позволяют, а то и верить, что такое возможно. А бессознательную девушку в лице меня Саша между тем уговаривает убедить её, сознательную, поехать с нами домой. Ну, как домой – в гости, «к их другу Яну».
И я, по-прежнему не особо понимая, зачем это делаю, прилагаю все усилия к тому, что бы её убедить. Она же твердит про разведённые мосты, про то, что ей надо домой, что мы все мудаки, что она только что поняла, что её элементарно хотят развести на поебаццо. Я не мудак – полом не вышла, и я не хотела развести её на поебаццо – не лесбиянка. Хотела не я – я лишь попыталась тому поспособствовать по просьбе. Я не могла иначе: девушек много, а пьяных мудаков, милых сердцу, мало. Просто пьяных мудаков – много, а таких - мало.  Они ассоциируются у меня с домашними животными, выброшенными на улицу. Некогда имевшие многое, а потом, по своей ли глупости, или же просто по воле случая, это многое потерявшие – они не могут оставить меня равнодушной, их хочется как-то подбодрить, внушить, что это всего лишь чёрная полоса, которая скоро закончится. Что вернётся жена, и ребёнка своего будешь воспитывать ты, а не левый хахаль, и деньги вернутся, и всё вновь будет хорошо. Загвоздка лишь в том, что я сама в это не сильно верю, а врать, не веря при этом в свои слова, получается как-то неубедительно, убого и даже смешно. Поэтому я делаю хотя бы то, что мне по силам.
Девушка убежала, и что было с ней дальше, я не знаю, да оно, в общем-то, никого и не интересовало.
- Разувайтесь на коврике, у меня домработница ругается за грязь, - рявкнул друг Ян, судя по всему, переборщивший с коксом, или наоборот недобравший. Я видела его первый и последний раз в жизни.
Спустя каких-то полчаса, за которые меня буквально осенило, что с такими компаниями нужно срочно завязывать, дабы не превратить собственную жизнь в подобие той, какой живут они, я шла вдоль какого-то парка, сказав, что выйду за сигаретами, и радовалась, что на самом деле свалила оттуда  навсегда.  Деревья, водоём, пустая трасса,  предрассветное небо  – всё было серое и пустое, но это не угнетало: я поймала машину и теперь ехала домой в тёплом салоне под приглушённую приятную музыку, зная, что когда выйду, будет уже светло: начинался новый день, грозящий стать несомненно лучшим, чем предыдущие.