В жизни мы очень часто упоминаем имя Бога, настолько же часто, насколько и забываем про него. Затем, словно опомнившись и укоряя себя за досадную оплошность, тут же начинаем неистово взывать и молить, упиваясь искренностью своих слез.
Я никогда не просил ничего конкретного, а лишь в исступлении умолял Бога показать мне путь, который приведет меня к истинному счастью. Я был горд за свою бескорыстность и недоумевал, почему же Бог молчит. Днями и ночами просил я Его, и однажды небесный голос с изумлением спросил:
- Так чего же ты хочешь от меня??
- Создатель, я живу год за годом, жизнь течет как тихая река, а я так удручен, что не познал твоих Чудес, - выпалил я.
- То есть ты хочешь увидеть Чудо? - Создателя явно занимал наш разговор.
- Да…, - только и успел подумать я.
В тот же миг картина поменялась. Общаясь с Богом, я парил в ярком и теплом источнике света, а теперь находился на зеленой лужайке в летний день. Теплый ветер ненастойчиво выхватывал из рук какую-то забавную штуковину на длинном шнуре с яркими разноцветными лентами. Штуковина была бумажная, и на ней акварельными красками была нарисована забавная несуразная морда. Я звонко смеялся и бегал по лужайке, а проказник-ветер так и норовил исподтишка выхватить эту потрясающую штуку из моих неокрепших ручонок.
Я был еще очень мал. Рядом, обнявшись, стояли молодые парень и девушка, они смотрели на меня и весело смеялись. Они всегда были рядом и всегда вместе со мной, этот большой и сильный парень и эта необыкновенно теплая и добрая девушка, и мне было так спокойно и хорошо, что хотелось еще больше бегать и смеяться.
Обращаясь к парню, я быстро произнес два забавных звука, и он тут же подошел. Я протянул парню эту штуку, он ловко закинул ее вверх, в самое небо. Ветер сразу подхватил ее, унося ввысь. В моей руке шнурок подергивался и приятно тянул. Восхищаясь парящей в небе штукой и трепетом разноцветных лент на ветру, я вдруг вспомнил ее название и радостно закричал:
- Жмей! Жмей летит! Жмей летит!!!!
Я смотрел на змея в небе и щурил глаза от яркого солнца.
Вдруг свет солнца затмил еще более яркий свет, и голос с небес спросил меня:
- Ну, как тебе это Чудо? Если ты захочешь, останешься тут навсегда!
Остаться навсегда в своем детстве? Вечная молодость родителей, беззаботные улыбки и такой звонкий смех, та смешная пухлая девчонка в садике и этот лопоухий соседский мальчик с вечной своей дружбой… Но как быть с тем, что потом не дано будет познать? Я вспомнил свое взросление.
- Создатель, знаешь, я…
- Разумеется, знаю! - нетерпеливо перебил он меня, - внимай другому Чуду!
Картина снова поменялась. Закат и мягкий шорох ленивых волн. По лазурной глади воды оранжевая дорога прямо до горизонта, за которое заходит солнце. Но я этого не замечаю. Я смотрю на золотистые локоны, в искрящиеся глаза… Изумрудная бездна глаз поглощает целиком… Со мной что-то происходит. Я, такой большой и сильный, наверное, заболел. Я хочу что-то сказать и не могу. Меня трясет, как в лихорадке, но почему-то не хочется, чтобы лихорадка кончалась. Изящные изгибы, формы. Сбивается дыхание. Нет! Невозможно больше терпеть! Обнял скованно, ожидая отпора. Отпора не получил! Поднял сильными руками, к себе прижал…
Платье легкое, невесомое, но даже оно мешает. Очень мешает. Но вот уже и нет его, платья… Вот я уже в плену горячем…
Очнулся я снова в ярком свете.
- Чудо из чудес, не правда ли?! - Создатель явно был доволен собой.
- Да… Я…,- мне с трудом удавалось выровнять дыхание.
- Уверен, умоляешь оставить тебя тут навечно! - Всевышнего явно распирало от гордости.
Навечно в пылу влюбленности! Сладкая истома молодого тела! Золотые локоны, изумруд глаз - навеки со мной! Я был вне себя от счастья. Остаюсь!
Только вдруг вместо золотых локонов представились смоляные, черные. И глаза перестали сверкать изумрудом, а открылись темной бездной, и голос зазвучал иначе, и тело стало другим…
Сурово молчал создатель, а я стоял перед ним, не дыша, как вдруг он закрутил калейдоскоп новых Чудес передо мной.
Вот звуки музыки проникают в меня и охватывают - то, как спрут щупальцами тянут за собой в темную глубь, то, как ветер поднимают в самую высь неба.
Вот я читаю слова, складывающиеся в рифму, и эти слова, как и музыка, проникают в меня, но метят в сердце острием рифмы, бьют ритмом болезненно. Как приятна мне эта боль!
Вдруг я услышал теплый молочный запах. Запах только что начавшейся жизни. Из фланелевого вороха на меня смотрел и кричал новый Человек. И понял я, что это было последнее и высшее из Чудес Бога, ибо в этот момент он позволил мне быть причастным к созиданию.
Ошарашенный, я молчал. Потом заговорил ОН, и голос Его звучал разочарованно.
- Вижу, не внял ты моим Чудесам. Жаль. Это было лучшее из того, что я для тебя делал. Остались только Чудеса смертей, но они раздавили бы тебя, как клопа. Хотя, у меня есть для тебя еще кое-что.
С этими словами картина опять поменялась. Я оказался рядом с мусорными баками. Остро пахло мочой. Земля была прямо перед глазами, и стоял я на земле… Что такое!? О ужас! Я стоял на земле тремя лапами, будучи жалким помойным псом с перебитой конечностью! От жуткого голода сводило желудок. Я стал пуглив и приседал от каждого шороха. Неумолимая сила инстинкта тянула на поиски пищи, и я понял, что сейчас буду копаться в куче мусора.
Отыскал уже начисто изглоданный мосол и все равно принялся его грызть. За этим занятием не заметил, как подошедший к мусорке безобразный человек с сине-лиловым от кровоподтеков лицом ударил меня в бок своим тяжелым, бугристым от налипшей грязи ботинком. От удара я отлетел к мусорному баку и сильно ударился об угол, а ужасный человек зашелся в приступе сиплого смеха, перешедшего в приступ жестокого кашля. Казалось, внутренности человека сейчас изрыгнутся наружу, но вместо них он осквернил землю пенным серовато-кровавым плевком. После этого я потерял сознание…
Я проснулся у себя дома, в кровати, нормальным человеком. Вспоминая детали такого яркого сна, начал свой обычный день.
Говорят, с тех пор я изменился. Вроде, улыбаться стал чаще. Вроде, к людям стал терпимей. Людям виднее.
Жена вот говорит, что примерно с тех же пор в доме исчез мучавший ранее непонятный запах псины, и при уборке квартиры она не находит больше невесть как завалявшихся мослов.