Тюрьма похожа на психоделический трип. Хотя, для большинства из вас эта референция не работает. Мощная, глубокая психотерапия за счет самоуглубления и путешествия по собственной памяти. Если бы человека в этот период сопровождали пастор и психотерапевт, а не белый фашист Нефф и упоротый отец Корриган — система и вправду могла бы стать исправительной. Но это тут никому не надо. Правосудие и тюремная система Сша - мощная индустрия по зарабатыванию денег. Они хотят, чтобы я снова вернулся в Кендиленд — это хорошо для «нашей экономики».

Психоделики и тюрьма прививают здоровый минимализм. В тюрьме у вас двое штанов, две футболки и одна чашка. Еще в молодости, когда я соскочил с каталажки в первый раз, неприятно поразился сколько же у меня на свободе лишних, абсолютно ненужных вещей.

Минимализм касается и жратвы — посидеть на паечке, иной раз вообще от нее отказываясь это не «страдания арестанта», а очень хорошее упражнение которое очищает тело и укрепляет дух. Ясинори Осуми получил Нобеля по медицине за открытие аутофагии, хотя об аутофагии знает каждый гриб, кактус и амеба.

У тела в каждой клетке накапливается «мусор» - отработанные части клеток и прочий материал. Поэтому если не жрать стейк каждый день, напихивая в себя новую жратву еще до того как успела переварится предыдущая — тело быстрее станет усваивать богатые белком собственные отходы. Пусть это жутко звучит, но на самом деле пофигу из чего выделять энергию — из свежеубитой коровы или собственных отслуживших клеток. Но только этот способ позволяет клетке быстро и полностью обновляться. Как не странно — но если меньше жрать у вас будет больше энергии, меньше депрессии да и выглядеть вы будете гораздо моложе сверстников.

В Нагорной проповеди сказано: «Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их» - тюрьма учит жить по этому принципу. Все что тут говорит Иисус — доверьтесь мне и вам никогда не придется прожигать жизнь на работе с минимальной оплатой. Освоите минимализм и аутофагию — научитесь летать, как птицы небесные.

Я стою у щелки в жалюзи и смотрю на волю. Я потерял дом, семью и детей. Возможно меня вышвырнут из страны. У меня нет денег и документов, если бы я не знал о «посмотрите на птиц» я давно бы наложил на себя руки. А в такие минуты отчаяния надо просто представлять, что внешний мир это симуляция, как компьютерная игра или сон и ей, как и сном можно управлять.

На улице под окнами тюрьмы проходит демонстрация. Это так неожиданно, что мне кажется я ее сам вообразил. Люди несут лозунги и кричат в мегафоны: «Свободу Рику Моранису» или «Свободу Ильдару Дадину». Людей не много, но они ходят вокруг комплекса «справедливости» в котором расположена тюрьма и от этого кажется, что их поток бесконечен. Это не галлюцинация — к окнам потягиваются другие жители Кендиленда и каждый мечтает увидеть на транспорантах собственное имя.

Шум и споры будят Кайлера - потомка венгерских евреев и проворовавшегося автодилера. «Я бы готов пойти на убийство, только если мне за это разрешат подушку» Подушки в Кенди запрещены, ими служат небольшие утолщения в синтетических матрасах, сделанных из того же материала, что баулы челночниц. Слабаки-американцы не понимают — будь тут настоящие матрасы и подушки, как в таштюрьме — основной заботой каждого стала бы охота на вшей и клопов.

Позже из новостей мы узнаем настоящую причину демонстрации. Трамп сбросил на Афганистан «Мать всех бомб». Часть американцев — не особенно большая часть — вышла на улицу, чтобы не ассоциироваться с этой пародией на Хиросиму. Какую цель преследовал наш буйный президент? Показать всему миру какой у него удобный полигон или какие большие бомбы? А может убедить афганцев более активно ходить на выборы?

Психоделичность происходящего заставляет взяться за перо. Я сажусь на неудобный железный столик в поверхность которого инкрустирована шахматная доска и поля для игры в нарды, которые тут называются бэкгэмон. Хочу набросать речь которую скажу на суде. Дом мой треснул в день ареста. Теперь мне нечего терять. Я свободен от всего и потому бесстрашен. Мне все равно куда я попаду отсюда — в Ванкувер, Россию или даже Либерию — куда ссылают тех кого не принимает ни одна страна — мои руки развязаны.

Я смогу сказать правду прямо в лицо судье Майклу Джексону — лицемеру в напудренном свифтовском парике, в комнате суда где царит свойственный всем американским судам запах — смесь залежалой пыльной бумаги, деревянных настенных панелей и старинных общественных туалетов. Затхлый запах американского правосудия.

Речь уже готова в голове — начало мы зубрили в советской школе в прошлом веке — это речь Павла из горьковского романа «Мать». Прошло столько лет, а пендосы в своем прогрессе и коммерциализации тюрем прыгнули в прошлое. Я хорошо помню слова Павла, надо только покорпеть с переводом:

«Мы говорим: общество, которое рассматривает человека только как орудие своего обогащения, — противочеловечно, оно враждебно нам, мы не можем примириться с его моралью, двуличной и лживой; цинизм и жестокость его отношения к личности противны нам, мы хотим и будем бороться против всех форм физического и морального порабощения человека таким обществом, против всех приемов дробления человека в угоду корыстолюбию»

После этого вступления, я собирался нагло зачитать написанный в Кенди стэндап «Как меня выебали бананом в американской тюрьме» - сатиру, которую одобрил бы и сам Свифт. Суть там сводится к тому что американцы научились лучше и эффективней ломать зека, чем кровожадные потомки Сталина.

Любители моего творчества в Кенди ходят кругами и подмигивают: «Ура! Будет новый материал!» Мне не хочется их разочаровывать. Но и приколы читать нет ни сил ни настроя. Во мне вдруг просыпается проповедник — бывший проповедник из церкви святого Стефана. Я забираюсь на шахматный столик — пока Корриган дремлет и не видет этого вопиющего нарушения и произношу свою версию Нагорной проповеди:

Посмотрите на птиц, братья и сестры! Нет ни судей у них, нет ни прокуроров у них, ни тюрем! Нет и полиции, юстиции, прочей проституции. А ведь живут как-то и выживают. Живут простой истиной — не делай другому, того чего сам получать не захочешь. Вот и все — и не надо будет ни прокуроров, ни ментов. Все так просто и изящно. Но мы то ведь не простые. Мы сложные. Что нам птицы! Мы и на птиц смотрим свысока — мы венцы творения. Мы бросаем в себе подобных «матерью всех бомб», а потом хвастаем об этом по телевизору.

Сорванные в этом месте аплодисменты будят отца Корригана и я птицей слетаю со стола на свой шконарь. Надо признаться, проповедник я даровитый и никогда не занялся бы беллетристикой или стэндап камеди, если бы брат Стефан не вытурил меня из церкви Святого Стефана.

Мой мысленный онанизм прерывает явление Приговорной Феи. Фея зазывает меня и Муллинза в комнаты свиданий. «Неужели жена? А как она разобралась со всеми правилами, как нашла парковку в даунтауне? Бедолага!» Обычно в сложных дорожных ситуациях за рулем сидел я. У жены были отличные американские права, а у меня нет, но это не отменяло откровенный довод в сторону сексизма — я все равно лучше езжу за рулем.

Это была не жена. Это был мой бесплатный адвокат, предоставленный правилами Миранды.

«Вы имеете право хранить молчание. Всё, что вы скажете, может и будет использовано против вас в суде. Ваш адвокат может присутствовать при допросе. Если вы не можете оплатить услуги адвоката, он будет предоставлен вам государством. Вы понимаете свои права?» - принято считать что так в США говорят испокон веков — ан нет, всего-то с 1966 года.

Предоставленный государством адвокат был малюсенький грека по имени Муницилопулос Грехоладис.

Я никогда в жизни не был хэндимэном, как и мой отец я с трудом вбиваю гвоздь — со второго раза уже не бью по пальцам, а с третьего выходит

более-менее ровно. По труду у меня всегда была двойка, когда болел или пропускал школу Женька Белоусов. Белоусов был рыжий и веснушчатый — красиво, по-ирландски веснушчатый, но во втором классе это делало его белой вороной и с «рыжим» никто не хотел дружить. Я был первый «настоящий друг» и благодарный Женька терпел мои издевательства и наглую эксплуатацию класса до восьмого. Женька всегда выполнял за меня задания по-труду. Трудовик Зюзюпа знал об этом мутуализме, но только поощрял.

Потрепав меня по щеке, когда я сдавал явно белоусовский проект, Зюзюпа хвалил: «Будешь директор завода, шустряк». Его предсказания не сбылись — я стал уборщицей, зато прямо в США.

На уборщицкую зарплату я мог купить мебель только в Волмартре. Так и сделал.

Набор «спальный гарнитур ин да бокс» вместился в две большие плоские коробки с огромным клеймом CHINA сбоку. Спальня стоила двести баксов и на волмарторвом дисплее выглядела просто великолепно. Я скрипя позвонками и потея втащил ее в афонину мансарду и вскрыл коробки, ожидая чуда. Спальня должна была выскочить из ларца и само укомплектоваться, как самобранка.

Хуй.

В коробках оказалась россыпь дощечек из ДСП разных размеров с плохо проклеенной полиролью, разномастные болты и инструкция на дурном английском. Понятным был только надувной матрас со встроенным сервомотором и обмотанный трубками так будто его вынесли из палаты реанимации. С матрасом я совладал, а вот спальня инда бокс оказалась подобием кошмарного кубик-рубика из детских снов. Когда не сложилось в шестой раз и отливающие радугой болты стали вываливаться из расшатанных бесконечной пенетрацией гнезд, я плюнул, разлегся на матрасе взглянул в потресканый потолок афониной мансарды и впервые в жизни задумался: «а хорошая ли это вообще мысль — женитьба?»

Мансарду мне предоставил родной брат Стефана — Афанасий, регент церковного хора и самый настоящий друг. Еще бы — он не взял платы за первые два месяца в старинном доме 1904 года постройки в бедном райончике. Сдавать дома в наем было фамильным бизнесом, а уж сдавать их членам церкви — сам Бог велел. Не пьют, не курят и пристыдить можно иносказательно — через проповедь господню. Так это выглядит сейчас из цинизма Кендиленда, но тогда для сироты-нелегала без копейки денег — это было настоящее благо.

Я купил «спальню в коробке», белье, рюшечки, занавесочки, ложки, вилки, чашки и тефлоновые кастрюли «Кастрюлежникофф унд хиз бойз» - раньше я путешествовал налегке — с одним армейском рюкзаком, а вот теперь оседал.

Тут у меня много друзей в церкви — людей проживших тут лет по тридцать и по сравнению со мной фантастически богатых. Опять же жена — девушка на одиннадцать лет меня младше, настоящий клад для потенциального педофила. Жаль мой план проехать по всей Америке с одним рюкзаком не выстрелил. Я слишком увлекся карьерным ростом уборщика. Чего греха таить — по прибытию в этот рай я был самым обыкновенным колбасником, которые едут в штаты и думают — буду пахать, сбудется американская мечта, куплю машину и дом, а то может и лодку — и стану настоящим американцем. Высоким богатым голубоглазым блондином.

А путешествовать можно и потом — молодая жена багаж не тяжелый и главное — приятный. Ну и да, да — будем откровенны — легализация и пластиковая карта это хорошее приданое, хорошее.

Осталось немного денег — долларов сто пятьдесят и пошел прикупить жратвы и бензику для «бусика» - до зарплаты почти две недели. Зашел в волмартр и обомлел — распродажа! Компьютер с монитором, клавиатурой и манипулятором типа «мышь» всего сто двадцать восемь долларов. Я тогда не понимал в компьютерах не зги, не видел что этот просто коробка с самым дешевым камнем и минимум оперативки, но она оказалась в тележке еще раньше чем я закончу это вот предложение. Ну конечно! Как я мог упустить такую важную вещь — молодой семье просто необходим компьютер. Замечу вам однако — что интернет тогда только развивался, соединение в США производилось телефонным дозвоном, крайне медленным. Но я знал что можно «слушать музыку» и «смотреть картинки», комп шел со студенческим урезанным офисом: ворд и эксель.

Вот этот ворд, ребята сыграл в мое жизни не малую роль. Денег осталось в обрез — в США цены неправильные — если написано 128 баксов, то еще на кассе ограбят — налогом. То есть работать в США я прав не имел — а вот платить налоги — всегда пожалуйста.

Я решил на остаток долить бензику — можно было спросить в долг у Стефана, но тут все плохо. Стефан хоть и весьма обеспечен и свят, но в долг давать просто напрочь отказывается. Значит бенз, а насчет пожрать — моя красотка каждое утро и так дает мне бутерброды, а что касается ужина — можно ходить в гости к святым членам церкви — давать интервью о планах на будущее. Зато у нас будет не только спальня, но и самый настоящий новенький компьютер!

На следующий день, не выдержав цунами счастья, помчал к невесте на работу в обед и выкрал ее, привез на заднем сидении бусика, так чтобы святые не увидели, что мы встречаемся до свадьбы «без третьего лица».

Спальня ей понравилась, рюшечки тоже, а вот на компьютер она совсем не обратила внимания. Сказала, что хоть что-то должна сделать сама и вспорхнула на подоконник — вывесить волмартровы гардины. «Держи меня, плиз!»

Упрашивать не пришлось — я с удовольствием двумя руками ухватился за самую выдающуюся и доступную часть моей жены в тот момент. Мы увлеклись занавесками. Не заметили как под окнами нашего второго этажа прошли святые румыны с целым выводком детей — из соседней, дружественной Стефану «омывающей ноги» молдавской церкви. Понятное дело главная новость для святых после Воскрешения Христа это кто женился: кто забеременел и кто умер. И тут прямо среди бела дня, двое членов церкви занимаются в окне таким вопиющим безобразием, что детишкам пришлось прикрыть глаза сухонькой ладошкой. Румыны помянули имя господне и ускорили шаг.

Их счастье. что они не видели продолжения — когда я снял невесту с подоконника и понес демонстрировать «спальню в коробке».