Он был итальянцем, который держал хлебопекарню и работал по-ночам, чтобы с раннего утречка хлеб свежий и булочки всякие извратившимся на всём свежем соплеменникам продавать, а остатки того, что не купили сегодня, он бесплатно отдавал на каритас, в богоугодное заведение, где негры и прочие нелегалы ходили пожрать за казёный счёт.

Она была русской нелегалкой, которая только что приехала в эту страну, cбежав от своего алкаша-мужа, бывшего судьи, а ныне лидера одной политической партии.

И ещё она бросила вместе с мужем Гришей домработницу, личного водилу и всякие прочие блага содержанки-жены, что было в её жизни уже не впервой. Пятерых мужей поимела и сменила на более выгодный вариант, но всегда сбегала от них к кому-то другому, а на этот раз в Италию Антонину Петровну занесло, а тут и oн, Марко Монти, нарисовался, и пошла она к нему в пекарню. Хлеб выпекать потому, как он её в очередные наложницы захотел, а она не поверила, что трахаться ему в первую и в последнюю очередь надо, потому как его бывшая наложница сказала, что у него не стоит и да.

Марко поставил одно условие. Спать у него дома. Рано вставать типа надо и сразу в пекарню топать, а иначе никак он не проснётся. А уж Антонина Петровна, 45ти лет отроду, вообще не знала, что такое просыпаться в 3 утра по будильнику. Её денёк всегда начинался с ленивого просыпания с 10ти до 11ти, потом джакузи, макияж, одевание и накрашивание лица. Потом часика 2 приведение головы в порядок. Всё понятие головы у неё уходило в причёску, а потом уже всякие другие, достойные жены лидера политической партии дела. Да, надо было ещё, между дел, к Валере заглянуть, к сожителю её молодому и безумно влюблённому. Помиловаться с ним часика полтора, а потом спохватившись, легко соврать, что на работу к судье надо поспешать...домработницей типа она там устроилась, а хозяин, скотина такая, очень злится, если она опоздает и обед вовремя не приготовит.

По-правде сказать, она и вправду обеды Грише своему готовила сама, и на вилле этой громоздкой убиралась тоже сама, потому как уволила домработницу, которая языком слишком щёлкала, а Антонинe Петровне, как её называли все в прошлой жизни, а теперь её уже так не называл никто, а просто Тoней, как всех, так вот ей никак нельзя было светиться перед прислугой, что она двойную жизнь ведёт, а так...Гриша был присмотрен, накормлен, обстиран и имидж она ему поменяла, шмоток нормальных накупила и никто бы даже вообще не подумал, что дома этот шикарный джентльмен с обложки - просто пьяная, ужратая в усрачку свинья.

Но настал час, когда она уже не смогла. С импотентом в постель ложиться и тряпку-хуй его теребить, чтобы он хоть немножечко поднапрягся, чтобы в рот было чего положить, и удовлетворить удовлетворителя всех её экономических потребностей.

Российский южный городок весь сплетнями недоуменными изошёлся. Такого шикарного дядю жена кинула и в заграницу свалила! Никто же не видел оборотной стороны медали, но Гриша не долго в девках проходил, подхватили слёту, женили...хуй судейский теперь сосут и радуются, что настоящий хуй сосать с голодухи не надо.

А Тoня в Италии сразу поняла, что не туда попала, но было уже поздно. И вот, её, непонимающую по-итальянски даже "Комэ си кьяма?", как тебя звать типа...Марко приголубил, на работу в пекарню свою взял, а она и согласилась у него ночевать...
его тогдашняя подружка сказала, что он - импотент...хорошо-то как, да?

В первую же ночь Марко её трахнул. Хорошо так трахнул. В жизни такого импотента не встречала.
И пошла предыдущая подружка маркина на большой славянский хуй после той ночи, потому как Марко, который перетрахал практически всех более или менее симпатичных страньерш в том южном итальянском городке, обнаружил в Антонинe Петровне одно особое замечательное качество.
Так он сказал однажды ей через переводчицу - такую же страньершу, бывшую свою полюбовницу, которую пригласил для переговоров с Антониной.
- Дура ты стоеросовая (ну, может и не стоеросовая, но типа того)! Но это место у тебя работает что надо, а так...нахуя мне такая работница? Ты же даже булочку скатать в шарик нихуя не умеешь!

Ну, может он и не так выражался, но смысл такой типа, да.

Любая другая страньерша, на тoнином месте, уже в рожу бы его макаронную плюнула и пошла бы нахуй из его грёбанного локале...y советских - собственная гордость!
А Тoня, хрен его знает почему, шарики-булочки ещё с большим усердием принялась изучать как катать. И научилась помаленьку, и работала она с ним по-ночам в пекарне, а по-утрам, когда он, не сомкнув очей после ночной смены, сразу же магазин открывал и хлебом свежим торговать начинал, шла она в его хату съёмную, ванну сразу принимала, часа 2 в ней нежилась, а потом все остальные процедуры с макияжем и прочими причёсками...как дома с Гришей привыкла, а потом ещё часика два поспать в прозрачном кринолине на постели их сексуальной.

Часа в 2 Марко приползал и приносил обед, маммой приготовленный...херушки Тoня готовила там, да и не знала она кухню итальянскую...жрали они вкусно, винцо красное, и в постельку! Сексовалииии! В жизни она такого мужика не встречала! И влюбилась она в него безумно, но никому и даже себе не признавалась в подобной херне.

- Мужики для меня - ничто!- так она говорила случайной подружке своей, - переступлю и даже не оглянусь!

Через многих она переступала, не оглядываясь, в своей прошлой жизни. И не только через мужей...дохера дураков находилось, которым голову морочила и подарки дорогие ей дарили, и деньги невъибенные просто так ей давали...умела...а потом переступала...не оглядываясь, она.

Марко тоже переступал...не через многих...через всех он переступал, с кем спал, в дом свой приводил, как Антонину, одинаково...страньерши...морты ди фаме, дохлые от голода типа по-ихнему...пренебрежительно так он их привечал, кормил, трахал, работу в своей пекарне давал, а потом менял их легко на новых таких же дурочек-иностранок...благо такого дерьма в Италии завались было...каждый день новенькие прибывали. Не было у Марко проблем с бабами. А вот бабы-то западали, с первого траха на умение его сексуальное. Страдали страшно, когда посылал он их легко, убивались даже...и проклинали они его всеми способами, возможными и невозможными, когда бросал он их в одночасье. А одна, предыдушая, до Тoни, по-имени Алефтина Мухина, взяла да и сделала ему магию на смерть, если к ней не вернётся. А Марко возвращаться к Алефтине даже и не подумал. Там ещё Нина была...ну, та, которая сказала, что он - импотент...но у Нины сила не та была, нет.

Ольга ещё была до Тoни...та любила Марко, но кто его не любил, хоть и не за что было ваще-то. Зубы и те были вставные, и это в 50-то лет? Страшненький он был...или самый обыкновенный...носатенький и росту не очень высокого...психопат к тому же - орал как резаный, когда что не так, как ему хотелось, а вот поди же!
Всякое про него бабы брошеные плели, а вот Тoня одна правду сказала. Мужик - один на миллион! Можно поверить на слово той, которая всяких переимела, да?

Сбегала она от него через окно, потому как он её запирать дома начал, когда в магазине торговал...понравилась она ему в постели, а ведь кто не дурак, тот знает, что любовь начинается и кончается именно в постели...ну, и в паниффиччио, пекарне значит, тоже продолжается...трахался он с ней везде...а кто видит, когда все спят и десятый сон видят?

Бил её даже несколько раз, но ей такие оплеухи за счастье были - любит значит! Возбуждалась на него ещё больше, и...опять сбегала через окно. Однажды даже надолго сбежала, месяцев на 6...одного мужичка себе нашла подоить, а потом ещё одного, и ещё...нормально...так её и называли завистливые соотечественницы -"Доярка"...доила...о, как она их доила! Старых и малых! Профессионально, хуле.

Мамашка маркина, старая мегера Лучия, сквозь пальцы на всяких там Олек и Нинок смотрела. Пашут на сыночка, дают задаром, и слава тебе Господи! Синьоре, то бишь.
А вот Тoньку невзлюбила, с первого взгляда. Поняла старуха, что сыночек-то остепенился...полтинник ему стукнул...жениться задумался всерьёз. Так какого хуя на страньерше?!!! Наше добро, что наживали столько лет, и какой-то путтане достанется? Нет! Нет! И нет!

О объявила синьора Лучия Монти страшную войну Тoньке-страньерше. А Тoнька никак не реагировала на неё, даже здрасьте, скуза, бонджорно, не говорила мамаше, а проходила такая непробиваемая мимо неё и всё.

- Тoнья, Тoнья! Ти амо!(Я люблю тебя!) Ти вольо спозаре!(Я хочу на тебе жениться!) Риспонди анкора квалькоза!!!(Ответь мне хоть что нибудь!!!!)
- Я не понимаю! Я не понимаю, что ты говоришь! (Я всё понимаю! Я чувствую, что ты говоришь! Твои глаза сказали мне все!)
- Тoнья! Но ме торментаре!(Не мучай меня!), Парли! Парли, анкора квалкоза! (Скажи! Скажи, хоть что-нибудь!)
- Марко, ио но ло со. Ио но парло италиано. Скуза. (Я не знаю. Я не говорю по-итальянски. Прости.)

И снова он запирал её, и снова он бил её по лицу, и летала она по всей его съёмной хате от его ударов. И снова и снова она убегала из его дома, из их дома...через окно, а потом надо было ещё перелезть через железную ограду их двора...как она умудрялась?
- Свободу я люблю! Я люблю свободу! - так говорила она, но она не была свободной...с первой их постели. Чего уж греха таить?

А потом всё перевернулось.
Она, будучи в очередных бегах, случайно узнала, что Марко попал в госпиталь и у него лейкемия!

Нина, она была тут как тут. И Алефтина Мухина тут же нарисовалась с постным выражением лица. Но Марко закричал, что не желает видеть их и даже не отвечал им на звонки по-мобилке. Он хотел только её, Тoнью.
И Тoня, как только узнала эту страшную новость...она бросила и переступила через очередного донора...она, как сумасшедшая, пролетела все расстояния, которые отделяли её от него. Сказать проще, она была в другом городе, куда она сбежала от него в последний...В ПОСЛЕДНИЙ...раз...

Она принеслась к нему...с другой планеты...из другого мира, где она обитала и собирала дань со своих многочисленных поклонников...она принеслась, со скоростью света к нему!

Она нашла его в госпитале...побледневшего, но всё ещё такого же Марко, каким она его знала...с самого начала...он ещё не сильно изменился тогда.
И они гуляли по больничному дворику, засаженному кедрами...a он, по-итальянскому обычаю, клал правую руку на её плечо и держaл её за горло...чтобы она не убежала от него, как всегда, но.
Она даже и не собиралась бежать от него. Она, с замиранием сердца, наслаждалась его рукой, что держала её за горло, и думала, и молила Бога, чтобы так было всегда!

Но так всегда не бывает!
Ему становилось всё хуже и хуже. Он уже не мог выходить на прогулку в больничный дворик, засаженный кедрами и лавровыми кустами по бокам аллей. У него вздулся живот и истончились руки и ноги, и он уже не мог нормально дышать, когда говорил.

А она сняла место, чтобы спать у одной землячки и ходила делать уборки по домам итальянским, а вечером тайком пробиралась в палату своего Марко и оставалась сидеть там на стулe всю ночь, и подавала ему воды, и держала его слабеющую руку, когда он засыпал мучительным сном, похожим на смерть, которая была уже почти рядом.

Она пробиралась тайком в его палату потому, что мамаша Лучия устраивала немыслимые концерты, если видела Тoню там. И инфермьеры, санитары и медсёстрЫ, они проводили Тoню втихаря и она ждала, когда мамаша Лучия уйдёт, чтобы смотреть на своего ненаглядного и помогать ему справиться с очередной ночью, когда ему становилось особенно плохо.

Под конец уже и мамаша Лучия разрешила Тoне ночевать подлe одра её сына и даже привезла здрайю, раскладушку по-нашему, чтобы Тoня была рядом с его постелью.
70 евро за ночь. Так платят тем, кто смотрит за больными в госпиталях. А Тoне милостливо разрешили находиться там просто так.

Однажды утром Марко почувствовал себя хорошо. Он попросил, чтобы мамма принесла ему обед, как она готовила для него всегда, и поел с таким аппетитом, что всем инфермьерам стало ясно и понятно, что он не доживёт до следующего утра.

А Тoня так обрадовалась, что он поправляется...и он тоже обрадовался...и они попросили его брата oтвезти их домoй.
Они, обнявшись, вошли в ту квартиру, которая стояла пустой, с тех пор как Марко заболел. Тoня постелила свежую постель. И они легли на эти свeжие простыни, и полежали, обнявшись...как когда-то. Они ничего не делали...просто лежали...и вспоминали свою Настоящую Любовь, что таким странным и невообразимым образом ворвалась и соединила их жизни.

Смерть разЪединила их жизни...ещё до захода солнца.
Он уснул на больничной койке, и Тoня уснула подле него на здрайе, но, в какой-то момент, она вдруг подскочила...и увидела, что он не спит...он просто не реагирует на её крик, и ногти на руках и ногах его посинели и стали чернеть.

Она кричала, дико кричала в госпидальном корридоре, когда все медики сбежались туда и пытались реанимировать то, то уже невозможно было реанимировать.

Настоящая Любовь...её невозможно реанимировать...она приходит и уходит тогда, когда никто не желает ни её прихода, ни, тем более, её ухода.

Он умер, не приходя в сознание, а она ещё несколько лет носила свежайшие и дорогущие цветы на его могилу, а мамаша Лучия всегда выбрасывала эти цветы и ставила свои...дешёвенькие, да.

Если Бог знает, что делает, то наверное Oн наказал тех, кто никого и никогда не любили...
Hаказание любовью?