Много-много лет назад, когда брови Брежнева были черны как смоль, а поцелуи крепки как рукопожатие Чака Нориса, подготовительную группу детского сада «Буратино» спросили, кем они станут, когда вырастут. Наша героиня, не задумываясь, ответила – наркологом. Это было почти скандалом, потому что советские девочки хотели стать или артистками или учительницами. Получить профессию доброй феи с указкой было реально и весьма похвально, ну а образ прекрасной героини «голубого экрана» был той самой сказкой, которую хотели сделать былью дочери рабочих и крестьян.

Последние пять лет главным развлечением в садике была битва мам Светы Ж. и Кати С. за роли на утренниках. Битва эта была изощренной и беспощадной – пленных не брали. Поговаривали, что однажды, во время заседания родительского комитета, мама Светы Ж. сорвала модный парик с прической «под пажа» с мамы Кати С, а та чуть не выцарапала ей глаза… глаза, конечно спасли, но дефицитные накладные ресницы, предмет ее гордости и безоговорочного превосходства были безнадежно испорчены. Это противостояние было позором для строителей коммунизма, и вызывало регулярную пульсирующую боль в левом виске у заведующей садиком. Причиной же ее бесконечного терпения и снисходительности была новая болгарская дубленка – купленная прямо с торговой базы мамой Светы Ж. и ремонт крыши – шефская помощь мясокомбината мамы Кати С.
Обе девочки не отличались ни умом, ни сколь-нибудь приятностью нрава. Света уродилась рыхлой блондинкой с глазами болотного цвета и жидкими, вечно сальными волосами, хоть мама и лечила их старательно народными средствами: то яичными желтками, то козьей сывороткой. Катя же была тощей вертлявой девочкой с тощей же косой непонятного цвета, который ее мать гордо называла «пепельный блонд». Цвет этот был неведом гражданам страны Советов и потому вызывал невольное восхищение и будил тщательно скрываемую тоску по местам, где люди говорят с растяжкой «блооонд» и пьют по утрам вредный ароматный кофе, а не омерзительно полезный цикорий. Выучить четверостишие было для девочек непростой задачей, а запомнить роль из 30-40 слов, да еще и вовремя их произносить – требовало титанических усилий воспитателей и пары месяцев кропотливой зубрежки.
Незаменимой помощницей в этом им оказывалась наша героиня. Росла она в скромной семье врача-педиатра и потомственного инженера. Мама ее была натурой утонченной, но истеричной, читала запоем Драйзера и Голсуорси, выписывала «Иностранную литературу» и прятала от мужа самиздатовского Булгакова. Быт в целом и воспитание дочери в частности  вызывал у нее приступы мигрени. Поэтому с 5 лет Наталья сама ходила в садик, а в 6 мыла посуду и делала себе вкуснейшие тосты с колбасным сыром. Мать ее недолюбливала, а в глубине души побаивалась, чувствовала что сильнее ее дочь, во сто крат сильнее. Бывало, кричит она на малышку, кричит, а та смотрит на нее, глазами чернющими сверлит и ни слезинки не проронит, потом молча развернется, сама в угол встанет и стоит там, стоит терпеливо, пока отец не вернется.

Отец ее был добрым и тихим алкоголиком. Пил он умеренно с вечера пятницы до обеда воскресенья, потом долго отмокал в ванной, ужинал супом и засыпал. На работе его ценили, мама презирала и говорила сердитым шепотом, готовя вечно недосоленный суп из липкой вермишели -  «и надо же, как ловко устроился интеллигент хренов, и алкашом не назвать и в трезвяк не сдать и к наркологу не отправить». Наталья же думала, что нарколог это волшебник, который спасет ее папу от упреков мамы и ссылки в неведомую страну «трезвяк».
Запоминала Наталья все с одного раза, стихи читала бодро и звонко, была мила, белокожа и пышноволоса, но роли получала исключительно безмолвных зайчиков или снежинок, в лучшем случае злобного волка или коварной бабы-яги. Один недостаток у нее был – упряма очень, однако воспитатели приноровились к ней, излишне не придирались, уважали за самостоятельность и сообразительность. Творческие муки Светы Ж. и Кати С. были для нее кошмаром. Ей отводилась роль суфлера, дублера и опытного образца. Когда до выступления оставалось две недели, девочки репетировали даже во время тихого часа. Наталья громко читала реплики Принцессы и Принца, потом зевая, слушала картавые выкрики Светы Ж. и писклявые стоны Кати С., потом снова читала, потом слушала, потом…
Это был праздничный концерт, посвященный 25-летию садика. Пригласили родителей, воспитателей из других садиков и представителей РОНО. Пришел даже начальник отдела торговли горкома, уже несколько лет помогающий маме Светы Ж. ощутить полноту жизни и освоить запретные прелести немецкого кинематографа. Ставили сказку про «Буратино», Светина мама выскандалила для дочери роль Мальвины и не пожалев ее волосенок покрасила их синькой и по блату сделала химическую завивку – для полноты образа. Кате же досталась роль Буратино – мясокомбинат отказался сделать ремонт в актовом зале к празднику, сославшись на непредвиденные расходы ко Дню работника мясной промышленности. Роль ей эта шла, весь ее нескладный, тощий облик будто был создан для туповатого, непослушного, но в целом неплохого героя. Наталья играла Артемона и была очень красива с распущенными черными кудрями, предусмотрительно завитыми мамиными бигуди.

Все шло согласно сценария, и декольте заведующей садиком перестало взволновано  пылать, впереди ее ждал небольшой банкет и много приятных слов, она уже планировала, куда потратит премию по случаю юбилея садика.  Мама Светы Ж. предвкушала завистливый шелест других родителей, - «поздравляем… Света была великолепна… талант… несомненный талант»,  восхищенные аплодисменты представителя горкома и лоно ее наполнялось теплой влагой. Мама Кати С. в это время смаковала красивую месть – именно ее дочь будет звенеть колокольчиком 1 сентября. Измученные подготовкой праздника воспитатели просто хотели уйти вовремя с работы, а уборщица надеялась, что на банкете все будут много пить и мало есть. Буратино уже нашел Мальвину и Артемона и они, взявшись за руки и пританцовывая, двигались в сторону каморки папы Карло.
И тут Катя С., она же Буратино, совершенно случайно зацепляет ногу Мальвины и та, как подкошенная падает на пол, разбивая себе нос. Света беззвучно орет то ли от боли то ли от обиды, кровь начинает капать на пол. Катя быстро-быстро моргает, издавая громкие звуки напоминающие чавканье муравьеда, а на ее белых колготках расползаются два желтых пятна. Мама Светы, полусогнувшись, издав рык «рашн швайн» и  растопырив алые ногти, кидается в сторону стонущей мамы Кати. Пятна начинают появляться у одного ребенка за другим. И среди всей этой феерии, прямо посреди зала появляется Наталья и начинает громко, с выражением, декламировать реплики Буратино, Мальвины, папы Карло и даже Карабаса Барабаса, которые еще не успели сказать. Закончив, она поворачивается в сторону музыкального руководителя и с явно узнаваемыми интонациями заведующей садиком говорит, - «ну бывают же на свете хорошие талантливые дети, а не эти жертвы подзаборной страсти».
Воспитатели медленно осознают что ни сегодня, ни завтра вовремя они домой не уйдут. Ну, а уборщица умудряется стоять с отвисшей челюстью и выглядеть при этом абсолютно счастливой – потому что есть сегодня вообще не будут.