-Господи ты только посмотри, как она идет! Юра посмотри, да смотри же скорее.
Вовка Гантарь толкнул меня в плечо. Я повернул голову и увидел ее … невысокая светловолосая девушка в белой юбке, шла по противоположной стороне улицы, синие солнцезащитные очки закрывали лицо, но я узнал ее. Узнал по походке. В 1992 году я переехал учиться в город Николаев, в послевоенных Бендерах откладывалось начало учебного года. После развода родителей отец не преминул воспользоваться ситуацией, что бы я некоторое время пожил с ним, но проучился я там недолго, спустя два месяца мать позвонила и сказала, что в моей прежней школе создали гимназический класс и что меня как отличника туда возьмут, и что бы я поскорее возвращался домой.
Новый класс мне не понравился. Я всегда воспринимал школу не только как место изучения математики, литературы и прочего, но и как некое адаптивное сообщество, где приобретаются не менее важные навыки социального общения. С гимназистами было скучно, и на переменах я бегал к своим бывшим одноклассникам, с которыми в тот год мы вместе прячась от директрисы за углом школы, пробовали курить. Со старыми друзьями все было понятно кто сильнее, кто умнее, с кого можно посмеяться, а с кого нет, кто лидер, а кто ведомый, и выяснять все это с новыми соучениками желания не возникало. Вскоре меня перевели обратно в мой класс, гимназисты слились в одно невнятное пятно, и в памяти мелькают какие- то фамилии без лиц Мараховская, Сиденко, а вот ее запомнил, звали ее Ирина. Дело было даже не в какой - то красоте ее лица, фигуры, симпатичных девушек в Приднестровье много, но ее главное отличие от большинства было в том, что она умела себя подать. Глубокий взгляд, спокойные уверенные жесты, какая то не по годам вполне женская уверенность в себе, и самое запоминающееся ее великолепная осанка, та же эстетика, что и, у женщин пропагандисток третьего рейха, те же выразительные черты лица, голубые глаза, высокий лоб, светлые волосы, красивая улыбка, ровные белые зубы, идеальная модель для подтверждения идей Гюнтера Ганса, в школе так как она больше никто не ходил, и не выглядел. Мое отношение к ней нельзя было бы назвать ни подростковой влюблённостью, ни вожделением, скорее всего, просто она четко вписывалась в визуальный ряд чего - то недостижимого, светлого и прекрасного.
-Я знаю ее - я обратился к Вовке. - В школе вместе учились. Надо же столько лет прошло, а она все так же хорошо выглядит!
- Познакомишь меня с ней?
- Я не настолько с ней близок, просто по школе помню. Вот так же ходила. Потому и запомнил.
Я попытался вспомнить о ней еще что то, тех с кем она дружила, ее подруг, ее окружение, но ничего на память не приходило. Что это? Принципиальное одиночество или ей действительно никто не был нужен, а может быть мои размышления ошибочны, я ведь действительно слишком мало знал ее, мы никогда и не общались с ней. Она кажется даже и не с нашего района, вроде бы с Борисовки.
Мимо заброшенного, с разбитыми стеклами здания завода, бедных, пыльных, жарких Бендерах она свернув в переулок, на последок отстучав каблучками, исчезла. Может это просто приятная галлюцинация, по ошибке явившееся не только мне, но так же и моему другу. Ведь кроме визуального представления о ней, у меня больше ничего и не было. Я усмехнулся своим мыслям.
- Что смеешься?
- Знаешь, Володя не нужно тебе с ней знакомиться. - Вова вторгался в мой мир, где она должна вот так вот идти одна, такая красивая такая ничейная это было даже не ревность, что то другое непонятное. Я уже не улыбался, мой голос стал сухим и отстранённым. - Дело не только в том, что ты ей не ровня, ты только все испортишь, нарушиться гармония, исчезнет то, что… Вообще то я хотел сказать ему что он ебанный мудак и куда он лезет на хуй со своим рылом, но подыскивал приличные слова, у меня и так немного друзей осталось…
- Да пошел ты! Кем ты себя возомнил? - Он взбесился, заиграл желваками, но взглянув на меня осекся. Развернувшись Вовка, шаркая по асфальту, побрел за ней вслед.
- Нужно было все таки послать его на хуй…. Или переебать разок… подумалось мне тогда.
Больше мы никогда с ним не пересекались.