Часть 1.

Бог знает сколько уже времени он временами  проживает в квартире выехавшей за границу сестры. Вспомнить это невозможно, да и бесполезно – всё-равно в Антарктиду визу получить нереально, а письма всегда возвращаются обратно со штемпелем «адресат выбыл» или «адрес неизвестен». А всё потому, что пингвины исключительно мнительные  существа и человечество презирают за глобальное потепление и нечистоплотность.

Везде в этой квартире грязь и мусор, абсолютно всё загажено продуктами обыденной  жизнедеятельности, и только туалет – гавном,  по срезу наслоений на  газовой плите легко можно установить меню с 1986 года.  Вот, наверное, именно тогда сестра и покинула страну на волне перестройки. 

И он стал иногда жить здесь. Ибо – кому он нужен в Антарктиде. Или Аргентине?

Особенно его раздражают постоянные шорохи и шёпоты. Дом-то хрущёвка – стены не предназначены для сокрытия интимности и крамолы. Впрочем днём в рабочее время  соседи милые люди. Кроме, каких-то сволочей-тунеядцев, которые не работают и всё время топают протезами и елозят инвалидными коляскам и бУхают костылями и гантелями. 
Поэтому иногда его нервы не выдерживают, и он начинает мстительно маршировать босиком «кремлёвским шагом» и орать до песка в горле «Вставай, страна огромная! Вставай на  смертный бой!» А в другой раз он наоборот принимается  иноходью скакать по квартире в сапогах с подковками, колотить черенком швабры, словно пикой в потолок,  и горланить «Белая армия, чёрный барон снова готовят нам царский трон!»

А часто, когда настроение у него бывает умиротворённое, и во всём  доме царят  тишина и покой,  он принимается  готовить  домашние пельмени.
Пельменей он любит лепить по три сотни. Их он  замораживает в старом    холодильнике «Ока» с отломанной ручкой, переделанном под морозилку.
Но жизнь не так проста и миролюбива, как хотелось бы, поэтому зачастую, если во  время заготовки пельменей какая-нибудь назойливая вертлявая муха или присевший  на подоконник орнитозный голубь или внезапно пришедшая в голову неприятная мысль о двойке за диктант во втором классе вероломно отвлекали от работы, он впадал в ярость и сминал и готовые уже пельмени и все ингредиенты в гигантский ком. Сминал и щипал, сминал и бил! И со злостью выкидывал в прихожую. Откуда потом – по прошествии времени необходимого для обретения спокойствия – грязный  колобок бережно - ибо он понимал, что поступил с продуктами не очень порядочно -  перемещался во встроенный шкаф на бессрочное хранение, где и усыхал, ввиду здоровой там атмосферы.

Весь прошлый год он строил планы о сборе грибов.
Он явственно представлял себе их: выглядывающие из голубого мха  почти чёрные шляпки  шарообразных боровиков, стыдливо прикрывающиеся  желтым листом оранжевые длинноногие подосиновики, робкие моховички, прячущиеся в сырой  моховой подстилке, заносчивые и тщеславные подберёзовики и такие нарядные, словно древние испанские гранды, мухоморы в шикарных крапчатых беретах . По четвергам во  сне его преследовал мощный дух варящихся грибов.

И вот однажды в конце лета это свершилось.
Всю ночь его донимал сосед справа – всю ночь этот мерзкий человек думал что-то очень неприятное. Всю ночь он не мог спать, и едва в окна повеяло рассветом,  снарядился за грибами.
Он нашёл в кладовке резиновые сапоги, старые джинсы и брезентовую ветровку. Взял  столовый нож. И только никакой подходящей корзины не было. Неподходящей, впрочем, тоже. Зато на балконе нашёлся холщовый мешок из-под сахара.
«Это хорошо!» - подумал он. – «Если грибов будет много, в корзине им всем будет тесно».
Он сел в ранний автобус с понравившимся ему названием и устремился в природу.
Он ехал около часа, внимательно вглядываясь в проносящийся за окном пейзаж.
Когда за окнами замелькали лесопосадки, он остановил автобус и вышел.

Лес встретил его недружелюбно. И здесь почти те же неприветливые шорохи и  злобные ворчания, что и дома. Деревья сердито шумят в вышине пронзительным ветром, комары кровожадно переговариваются, а птицы  враждебно гогочут над ним.
Но он твёрдо шёл неизвестно куда к поставленной цели.
Вот только никаких грибов не попадалось.
Он не знал, что грибы начинают  попадаться, когда заблудился и надо срочно искать  выход из леса, но незнание закона не освобождает от неожиданностей.
Он долго блуждал по одним и тем же буеракам, но не испугался цикличности своего пути, неясности своего положения в мире и неопределимости своих земных  координат.
Он не отчаялся, и его  зимние мечты сбылись – он набрал полмешка грибов, всё, как и грезилось – тут и подосиновики, и подберёзовики, и моховики, и мухоморы, и даже три белых.
 
А потом он набрёл на заросшие окопы и вскрытую землянку.
Чёрных следопытов, видимо, кто-то спугнул, и они лишились своей чёрной добычи. 
Ему же достался торчащий из земли  немецкий гофрированный термос и каска. А череп он брать не стал, чтобы не поганить грибов.
В термосе лежала полуистлевшая карта, которая расползлась в руках и на дне баночка  зелёного стекла с надписью «Оpium» с фарфоровой пробкой на проволочке - это его заинтересовало.

Каску он надел на голову и весело подумал, что комары теперь сломают свои поганые клювы, а птицам не обгадить его гениальную голову.

Возвращение заняло слишком много времени и отняло уйму физических сил.
Домой он добрался заполночь. В каске, в семейных трусах и  в сапогах. Очень  уставший, так как в город  идти пришлось пешком. К тому же тесные грубые джинсы натёрли пузыри в паху.
Дома он мстительно выкинул вредную сырую одежду в кладовку.

Грибы чистить некогда, так как безумно хочется спать, но до утра они пропадут, поэтому он вываливает весь улов в огромную эмалированную кастрюлю, заливает водой и поджигает газ.
Он успевает снять первую саму вредную пену и первую же - самую смачную - пробу.

По дороге в спальню он  вдруг заинтересовался своим отражением в зеркале.
Он начал маршировать на месте, выкрикивая известные по фильмам про войну немецкие слова «Хенде хох!», «Хай Гитлер!», «Дойчланд зольдатен!» и «Русиш швайн». И «Капут парнизант!» Это было весело, он заливисто смеялся на весь свет.
И тут внезапно он замолчал - он с тоской вспоминает, что он русский, советский человек и к тому же бывший пионер и отличник второго класса, и в патриотическом порыве он снимает трусы, прицеливается зажатым в кулак членом в ненавистную отражённую рожу в фашистской каске и презрительно изрекает «Вот вам, суки, а не  Россия! Русские не сдаются!» 
При этом где-то в глубинах подсознания, недоступных  даже психоанализу  Фрейда, мелькает короткая, но трагичная  мысль «Бабы, что же вы меня не видите?»
Это приводит его в философское  настроение, он грустно натягивает трусы, скидывает в угол каску, снимет сапоги, разматывает портянки, нюхает. И сермяжный дух родины успокаивает.

Под запах варящихся по четвергам грибов он засыпает  спокойным сном.


xxx. Тока што (с … тьфу-тьфу-тьфу!1)