Этой зимой нередко слышал доносящийся с улицы даже через двойные стекла окон ожесточенный лай собак: где-то совсем неподалеку лохматые бомжи вели свои разборки. А вчера вечером сподобился увидеть, где это и как происходит.
Из окна моей квартиры на десятом этаже хорошо просматривается большая строительная площадка с целым лесом башенных кранов, на которой одновременно возводятся одиннадцать многоэтажек нового микрорайона «Зеленый городок». Одни из них уже сданы под отделку, другие еще наращивают свои этажи, третьи только выросли из нуля. А между этими домами остается пока нетронутым большой пустырь – предполагается, что там будет разбит парк.
И вот я вижу, что слева к центру пустыря по снегу деловито трусит компания из трех псов, справа – из четырех. Все пока дружелюбно и, что особенно забавно, почти синхронно машут хвостами. Между ними метров пятьдесят. Завидев друг друга, они начинают неистово лаять и слегка прибавляют ход. Численный перевес на стороне «правых».
Забыв про оставленный включенным компьютер, заинтересованно прилипаю к окну: щас здесь что-то будет! Но неожиданно в команде правых почти сразу же отстает чуть прихрамывающая черная псина: она садится на пятую точку и смотрит вслед своим товарищам. А метров через десять, оглянувшись на нее, на месте как вкопанный застывает еще один струсивший «боец». Этот, черно-белый, не садится, а просто стоит на месте, также глядя вслед отважно несущимся на противников оставшихся двух рыжешерстных товарищей.
Завидев такое дело, троица левых, кстати, тоже одинаковой масти – грязно-белых, из одного семейства, надо полагать, ликующе взвывает и еще больше прибавляет ходу. Правые, чуя неладное, оглядываются и явно понимают: а, так их же теперь осталось куда меньше, чем было! А значит, в этой схватке они могут продуть. Тогда эти двое рыжих разворачиваются и бегут к ближнему отставшему, покорно виляющему хвостом. Подбежав к своему струсившему товарищувплотную, рыжие что-то ему втолковывают. И решив, что этого достаточно (а четвертую, черную псину, они похоже, сбросили со счета, потому что к ней не побежали), разворачиваются и вновь несутся к своим противникам, застывшим в это время поодаль на месте и с интересом наблюдающим за происходящим во вражеском стане.
Но тот, третий, и не думает присоединяться к своим более решительно настроенным собратьям! Он по-прежнему стоит на месте. Тогда эти двое, не добежав метров с десять до троицы белых, разворачиваются и снова чешут назад. Картина повторяется: обступив с двух сторон черно-белого, они вновь что-то внушают ему. Тот только башкой не кивает, всем своим видом показывая, что он все понимает. Двое опять устремляются к вражеским порядкам, уверенные, что теперь-то силы их равны. Но черно-белый не в силах тронуться с места! И снова те двое возвращаются к нему и терпеливо его «уговаривают» присоединиться к ним. И так было шесть или семь раз!
Был конец обыкновенного рабочего дня. На стройплощадке полным ходом шли работы: краны, вращая длинными руками-стрелами, подавали на строящиеся дома панельные блоки, монтажники, высекая голубые искры электросварки, прихватывали их. Чуть поодаль ухала сваебойная машина, вгоняя в мерзлую землю очередную сваю. По соседнему проспекту тянулся нескончаемый поток автомашин. А рядом, на пустыре, разворачивалось захватывающая баталия. Которая, впрочем, вот уже несколько минут никак не могла начаться из-за неразберихи в рядах одного из отрядов псовых.
И я живо себе представил, какие диалоги там происходят, на поле затевающейся собачьей битвы. Вот несутся четверо рыжих, и орут на ходу белым:
- Ну, твари бледнокожие, щас мы вам ввалим пиздюлей!
Белые им отвечают нестройным хором:
- Ага, ввалите! А кто вчера сам люлей отхватил?
Черная псина в компании правых, бегущая последней, тут же припоминает: это же она потому хромает, что во вчерашней драке с этими белыми отморозками ей лапу прокусили, до сих пор вон болит.
«Не, в этот раз без меня», - решает она и садится на снег. А мчащийся перед ней черно-белый краем глаза увидел, что чернушка отстала, и тут же притормозил и сам: ему тоже в недавней стычке с этими подлыми белыми вырвали из левого уха целый клок, и оно стало наполовину меньше правого. А если еще и второе обгрызут, на кого он будет похож? Нет, с него хватит!
Оставшиеся вдвоем рыжие все еще несутся на врага. Но тут один из них замечает, что их стало меньше.
- Что за херня! – орет он. – Где остальные?
- Струсили! – визжит второй. – Дезертировали, бля!
Они разворачиваются и бегут к ближнему отставшему, черно-белому.
- Ну ты че, ссыкло? - грозно гавкает один из рыжих прямо ему в обгрызенное ухо.
- А че я? Я ниче… неубедительно оправдывается тот, поджав хвост.
- Ну, тогда погнали! – орет в другое его, еще целое пока ухо, второй.
И они снова мчатся на врага. Те, прилегшие было на снег в ожидании дальнейшего развития событий, вскакивают на ноги. Но рыжие, обнаружив, что они снова вдвоем, с проклятиями разворачиваются.
- Ну ты че, бля? – запыхавшись, рычит первый на понуро свесившего башку черно-белого. – Или сам по ебалу хочешь?
- Ты какого хера зассал? – вторит ему другой рыжий. – Да мы же втроем им запросто наваляем! А ну пошли!
- Пошли, пошли, - бормочет черно-белый, обреченно глядя вслед вновь умчавшимся вперед друзьям. Но с места не трогается. Я трясусь от смеха, и потому бинокль, через который наблюдаю за происходящим, приходится время от времени отставлять, и тогда фигурки снующих на пустыре собак выглядят маленькими и невыразительными. Хоть суть происходящего видна и невооруженным глазом.
Что характерно: все это время, пока рыжие пытались навести боевой порядок в своих рядах, белые на них не нападали, а терпеливо выжидали. Да и сами рыжие ни разу не применили к своему струхнувшему товарищу физического воздействия, то бишь, не покусали его. Значит, есть, есть у этих лохматых бомжей что-то вроде кодекса собачьей чести!
Неизвестно, чем бы все это закончилось, но ситуацию спасла еще одна собака. Она неожиданно выбралась на пустырь с территории недавно открывшегося рядом с нашим домом трехэтажного ресторана «Модерн». И оба неприятельских отряда, забыв, что они только что затевали битву между собой, с неистовым лаем погнались за этой несчастной шавкой и исчезли за новенькими домами. И чуть ли не впереди всех храбро неслась только что проявлявшая все признаки малодушия та самая черно-белая псина…