Отчот о тусе удафкома запоздал аж на неделю из-за ебучего попутчика, с которым я катился домой в одном купе – это была черт знает какая осентинская пьянь по имени Василий, которая ехала на концерт группы «Бутырка». Козел куролесил всю ночь, не давая никому спать, потом диджействовал на мобилке (в программе были все песни Петлюры и еще чье-то слезливое нытье про Афганистан), и в итоге получил пизды от таможенников. А я всю ночь смотрел мультфильм «Ачи и Сипак», в котором рассказывалось, что человеческое говно – это наркотик, а в жопу всем японцам вживлены следящие чипы. Как результат, я не выспался, и уже неделю хожу с перекошенной рожей. После всех этих приключений память моя оттаяла далеко не сразу, так что тусу пришлось вспоминать с конца.

Часть 1. За 4 часа до отключки

…После тусы и Домжура, будучи уже в невменяемом состоянии, я около часа ночи потащился к Заобабам, чтобы продолжить банкет. Мобила моя была заблокирована, так что пришлось подкупать за полтинник двух местных ментов, чтобы те дали позвонить. Старый мусор с седыми усами отвел меня зачем-то в отделение милиции станции метро «Коньково», принес оттуда трубку телефона. И очень удивился, когда узнал, что мне нужна мобила, а не это говно.

Сразу вспомнилась летняя поездка в молдавское Приднестровье, где в аналогичной ситуации менты сказали мне: «Вы напрасно думаете, что у нас такая пиздатая страна, где у каждого мента есть мобильный телефон». Была еще надежда на второго ментика, но пока я ходил с седоусым пердуном под землю, молодой успел выпиздеть со своей мобилы все башли, выйдя в значительный минус. И пояснил, что если я хочу звякнуть, то сперва должен положить бабла ему на трубку.

Хитрые нынче менты пошли.

Короче, Заобаба пришлось вызывать по-дедовски - зычным криком из-под окна. Наверно, соседи его за такое не сильно любят. Подозреваю, что после каждой тусы они ему даже подпаливают дверь – как давеча Сфинксу.

У Заобаба стоял дым коромыслом – собрались Ебурактор, Вежливый Лось, ну и понятно кто. Я почитал им стихи Всеволода Емелина, книжку которого накануне приобрел по случаю (а на самом деле по пьяни) за 50 рублей у Михаила Елизарова. Стихи были примерно такие: «Что же вы, демократы, геев не защитили? Их к Неизвестного солдата не пустили к могиле. В то время как жизнь он отдал, Неизвестный солдат, чтобы в Москве мог свободно проходить гей-парад».

Разогретые этими стихами, поэты раззадорились и тут же сели писать отчет о прошедшей тусе. Вчетвером. Пикантность ситуации состояла в том, что клуб «Точка» из всех присутствующих господ в этот день посетил я один. Это, впрочем, никого не смутило. И судя по тому, что Заобаб так и не решился вывесить их отчот, пииты понаписывали об уважаемых людях всяких гадостей.

Потом были песни до утра под охрипшую гитару Вежливого Лося – спели всего Лаэртского, немного «Хуй забей» и чуток Высоцкого. На середине Высоцкого я почуял, что мои батарейки наебнулись, ушол в дальнюю комнату, лег в децкую кровать и вырубился.


Отрывок из журнала «Большой Город», читанного в дороге:
«…Главная для плова специя – зира – попадается только низкосортная иранская или сирийская, душистой горной памирской днем с огнем не найти. Хорошая баранина есть лишь на Дорогомиловском рынке, но какую именно купить – еще знать надо…»


Часть 2. За 8 часов до отключки

…«Точка» бурлила, стремительно отрыгивая из себя последних падонков. Большинство уехало продолжать в «Меццо-Форте», но некоторая часть осталась, чтобы посмотреть на лесбиянок.

На часах было уже восемь, а у выхода охрана клуба начищала пятачок подвыпившему Валенка – видимо, это была кара за учиненное им рукоприкладство по отношению к спящему Геше. Тем временем топтавшийся у дверей Фаллос-на-Крыльях сумел как-то проникнуть внутрь клуба. Он, собственно, пришел четырьмя часами ранее, но с 500 рублями его на тусу не пускали (бля, я не понимаю, как можно выходить из дома с пятихаткой в кармане?!). В свете того, что туса закончилась, бесплатного пива ему тоже, видимо, не досталось. И похуй – я вот вообще пива не пью.

Меж тем в «Точке» остались только престарелые пенсионеры КК – Кончита Миллер, Вулкан, Себастьян Найт, Сфинкс, ХренЪ (хммм, Хрена не собирался вписывать, больно молод, ну да бог с ним) и еще несколько персонажей, горохом рассыпавшихся по заполненному бритоголовыми бабами залу. Все это шобло сначала пило водку и коктэйли, а потом Себастьян с Вулканом: а)  придумали стишок-нетленку «Вот – сероводорот!», б) решили доебаться до какого-то пацанчика, нюхавшего свой стакан неподалеку. Он сказал им, что приехал из Рязани, после чего попытался втянуть голову под панцирь, предчувствуя неприятности. Но потом я спросил, правда ли, что в Рязани грибы с глазами, и он с облегчением ответил, что правда, и как-то все сразу раззнакомились, заулыбались и подружились. Себа Найт взял три по сто водки и получил на сдачу все свои деньги, плюс еще 50 рубасов. Я поражаюсь пронырливости этого человека. Рядом Кончита соображала на троих с Гагой и Сфинксом, ведя разговор из разряда «как здорово, что все мы здесь». Сфинкса в это время ждал в сторонке пришедший с ним оператор, чтобы заснять очередное интервью-нетленку для широкого зрителя. Но Сфинкс сообщил, что ему надо сначала нажраться, а то будет неинтересно.

По залу шатался грустный Покс, рассказывая, что у него были заготовлены бляди откуда-то из глубинки (из Рязани штоле), которые под занавес должны были сосать хуй всем желающим, но пришла сука Буч и отняла у падонков минетный час. В знак доказательства он даже пытался выволочь из-за кулис какую-то из рязанских минетчиц, но я благоразумно от него съебса.

Тем временем смотреть на коротко стриженых телок надоело, и старый факрунет в составе четырех человек отправился бухать в Дом журналистов, что на Никитской. Это заведение мне уже прежде доводилось обоссывать снаружи, а вот внутри еще не доводилось. Возле Домжура Кончита порывисто стащила с себя портки и сказала «Себа, прикрой». Себя не прикрыл – он стоял, уставившись оловянными глазами на звезды, сосредоточенно грыз погасшую трубку и думал о чем-то своем. Поскольку ссущие на девственный снег пьяные женщины всегда вызывали во мне противоречивые чувства (куда летишь ты, Русь-тройка?, и прочее), то сразу захотелось выпить чего-нибудь крепкого.

В Домжуре грязно керогазила какая-то гоп-компания, а с нашим приходом началось форменное уже свинство – бились рюмки и бутылки, летала по воздуху жратва, под ногами хрустело мокрое стекло. Усугубив выпитое на тусе, Кончита стала какой-то дерганной: сначала несколько раз строго поинтересовалась, имел ли я половые отношения с мужчинами (мой отрицательный ответ ее, кажется, расстроил), потом пыталась прогрузить, чтобы я купил ей колы с вискарем (и таки добилась своего), и в результате спиздила в баре авторучку и пачку сигарет (я их до сих пор курю). А Себастьян Найт поведал, что они очень любят здесь подкарауливать толпой Дмитрия Быкова, а после, когда он сядет и закажет еду, хором орать из-за стола: «Дядя Миииша!» Потом мне пытались тулить в подруги какую-то стремную девушку-эмо с бледным лицом кокаинистки и темными от технического спирта зубами. Я подумал об африканских племенах, где бытует обычай подкладывать под гостя лучших жен вождя, и вежливо отказался. Потом мы с Вулканом три раза подряд пели нестройным пьяным хором песню Псоя Короленко «Уебище я». Решив в какой-то момент, что стало скучно, я поинтересовался, почему бы не кинуть стулом в витрину. На что некто, сидевший рядом, согласился, что, конечно, можно было бы, но тогда остальным присутствующим придется набить мне табло, т.к. они в этом заведении фактически живут, и ветер в окно им будет мешать в дальнейшем проводить здесь алкогольные вечера. Поразмыслив, я согласился с приведенными аргументами и закусил чью-то забытую водку умученным в сахаре лимоном.

Сфинкс, обещавший нас догнать, так и не появился, в чем, собственно, с самого начала никто и не сомневался – я так точно. Видимо, он снял в «Точке» какую-нибудь из бритоголовых почитательниц творчества певицы Елены «Кобёл» Погребижской, и, отъебав ее в сортире клуба, в очередной раз насолил столичным скинхедам.

Застольный разговор мало-помалу превратился в сплошной клубок мата, и на этот мат в зал заглянула усатая старуха-гардеробщица. Они принялась генеральским голосом стыдить компанию, поминутно повторяя: «А еще молодые журналисты!» Меня это неебательски позабавило, так как из всех присутствующих я, похоже, был единственным, кто имел какое-то отношение к журналистике. И когда все притихли, спросил угрожающим голосом, почему бы, блядь, нам и не выражаться, на хуй, когда такой волшэбный вечер за окном. Бабка завопила, что сейчас вызовет милицию, а окружающая пьянь нестройно ее поддержала, показывая на меня пальцем – вот, мол, кто здесь коварный тип гражданской наружности, говорит весь вечер нехорошие слова, ату его.

Когда старая кошелка умотала обратно в свое царство моли и нафталина, многоголосый мат снова взвился к потолку, затейливо перекручиваясь с повисшим там дымом.

Около полуночи все, окончательно ополоумев от скотства и пьяного угара, уехали из Домжура ебаться, а ослабшего Себастьяна, дошедшего под влиянием спиртовых паров до консистенции мешка с отрубями, унесла под мышкой та самая, с чорными зубами (пару дней спустя Себа объявит мне, что они меня «потеряли еще по дороге в Домжур»). Я же почувствовал себя очень уставшим и, выйдя на Арбат, стал ловить такси – пора было к Заобабу…


Обьявление из журнала «Большой Город», читанного в дороге:
«…Ищу Таню Булочку, с которой три недели провел в Испании и Франции этим летом. Забудь все, что я говорил. Давай все-таки останемся друзьями. И верни мне наконец черные носки с белыми звездочками, которые мы купили в Мадриде. Picassa@mail.ru...»


Часть 3. За 12 часов до отключки

День тусы начался с того, что у меня зверски болела голова после вискаря с салом, а еще мне приснился мертвый Боярский – точней, приснилась его отрезанная голова, лежащая в моем холодильнике, обложенная льдом, с заиндевевшими усами и почему-то пустыми глазницами. Продрав глаза, я некоторое время ощущал тоску, боль и грусть по этой утрате, но потом понял, что нахожусь не дома, и холодильника у меня тут никакого нет, и Бояра, значит, тоже жив-здоров. Я приободрился и, напялив красный реглан с капюшоном, где на груди было написано Я ЯВАС, а на спине – ХУЙ ВАМ,  отправился на тусэ.

В метро меня ждало потрясение почище мертвого Боярского – на рекламном щите сидел среди тайги Брюс Уиллис и рекламировал водку «Крепкий орешек». Интересно, сам-то Уиллис вообще видел эту поебень? Я от катарсиса выпал в осадок.

Решив не торопиться на тусу – адин хуй бесплатное пиво, обещанное Поксом, мне не уперлось – я встретил в центре утомленного пьянками Упыря Лихого, который как раз в этот день песдовал малым ходом с форума молодых литераторов в Липках, и в Москве у него была самолетная пересадка. Упырь сказал, что форум молодых литераторов – говно, что Юрий Мамлеев всю дорогу порывался научить «молодых песателей» философии, но не очень-то в этом преуспел, и в конце заявил, на тусу не пойдет, т.к. жаль выбрасывать штуку за вход, и вообще делать там нечего.

Поэтому в «Точку» я поехал один.

Если кто не был в этом заведении и не видел фоток с тусы, то в двух словах: это большой зал со ссэной и танцевальной зоной для лохов, а по бокам две лестницы ведут на расположенную выше столиковую зону. В этой зоне, собсно, и сидела кучка явившихся на сейшн чуваков, упрямо убиваясь бесплатным пивом. Пластиковыми стаканами с оранжевой жидкостью, цветом похожей на урину, были заставлены все столы. Стаканов было намного больше, чем людей – такое впечатление, что пришедшие запаслись пивом впрок на неделю вперед, опасаясь, что бесплатный налив будет в любой момент прекращен. Возможно, именно в этом лихорадочном нажиралове и крылась причина того, что три-четыре неопознанных тела уже лежали испитыми рыгальничками в стол.

Удава среди посетителей не обнаружилось – сказали, что заболел. Настроение моя несколько снизилось, и я дерябнул первую. Потом побродил между столиками и перездоровался со всеми, кто был еще жив, а таковых было в принципе немного, т.к. народу было изначально негусто, подошел к сцене, матюгнулся, а потом вдруг выяснилось, что там приходил какой-то конкурс, и мне за мой нецезурный вопль присудили футболку с надписью «Женат, двое детей». Оную футболку с себя тут же сняла какая-то сценическая телка, и с ней в руках я ушел прочь по ссэны, так и не поняв, что это было. В смысле с футболкой ушел, а не с телкой. Телка была не очень. Футболка получше.
Усевшись напротив Геши, по своей всегдашней привычке дремавшего посреди объедков и полупустых стаканов, я принялся терпеливо ждать, когда выйдет обещанная проститутка, которая будет курить косяки половыми губами. Но проститутка так и не появилась, зато появился одесский мальчик Ваха в оранжевой футболке. Он сначала пожелал совместно сфотографироваться, потом глупо заржал, выпалил что-то нечленораздельное, и побежал через зал вприпрыжку ебать мозги кому-то еще – заводной оказался парнишка. В конце вечера он еще умудрился доебаться до Сфинкса, и тот в грубой форме послал его нахуй (сразу вспоминается анекдот: «а ведь мог бы и лопатой полоснуть»).

Подошел АзабДед и хмуро буркнул, что в этот раз как-то слишком много разборок. Я не нашелся, что ему ответить, т.к. явился поздно и, видимо, все самое интересное кровопускание пропустил.

Перекинувшись несколькими фразами с ХЛМ, Хреном, xz-zx, PR-клубом, DM и прочими давними знакомыми, я придвинул к себе рюмку-закуску и только было собрался хорошенько выпить, как надо мной нависла остекленевшая усато-волосатая туша, которая что-то пыталась вещать непослушными губами. Этот пьяный втрипизды товарищ, которого я ошибочно принял сперва за Л.Н.Толстова, оказался Человеком-свеньйой, и он повторно начал мне что-то бормотать мне в ухо, вращая закатившимися глазами, но я ни слова из его спича не понял, и предпочел съебаться в другой угол зала. Свенья, она и есть свенья, хули с ней разговаривать.

Там как раз началось интересное. Промеж столиков плыла штатная блондинка в бикини, изуверски накачанная ботоксом и силиконом. На себе она несла удава. Не того, который Дима, а того, который жолтый. Удав был чем-то обдолбан, да еще с разъеденной сифилисом носовой перегородкой. Со змеей тут же стали фотографироваться, особенно усердствовали Геша с Вахой (в случае с последним я пожалел, что змею отучили от природных инстинктов), а какой-то столичный прожигатель жизни даже сунул девушке в трусы сторублевку. Молодец, настоящий гусар! Так держать. Силиконовая женщина не была дурой – памятуя, в каком обществе находится, она дружелюбно ощерилась ботоксом и небрежным движением запихала купюру в свою бритую междуножную копилку, после чего перешла к следующему столику.

Лениво позырив на стриптиз с тремя телками в лошадиных нарядах, в процессе которого так и не была оголена ни одна песда, зато были показаны нехуйственные сисяры (но что нам сисяры беспесды?), я срыл в направлении выхода, т.к. стало скучно и захотелось пробздеться на свежем воздухе. И следующий час я просто шлялся по вечерним улицам, убивая время. Как выяснилось, в это время какая-то барышня из российской провинции – настолько страшная, что на нее даже пришлось напялить маску – курила на сцене сигару влагалищом, а потом пускала из жопы шутихи. Думаю, если у нее когда-нибудь родятся дети (что сомнительно), они наверняка станут Копперфильдами или на худой конец Амаяками Копянами. Вот такой, блядь, ахалай-махалай.

Около 19-00 я вернулся обратно в клуп в надежде, что подтянулся кто-то новый, и можно будет продолжать с новыми силами. Но, как оказалось, администрация уже выгоняла всех падонков на мороз – впереди был концерт гомосексуальной певицы Буч. И к «Точке» уже вовсю подтягивались лесбы с букетами и бритыми под машинку бошками. Мне вдруг стало как-то неуютно. Это, скажу я вам, очень страшно – оказаться в толпе активных лесбиянок. Они шагали с суровым видом, словно на похороны.

Вглядевшись в их юные лица, я понял, что туса закончилась.


Надпись на задней обложке журнала «Большой Город», читанного в дороге:
«Она украла мой креатифф! Она украла нашу Corsa! Жжот. Рулеzzzz…..…»

Артем Явас
26.10.2007