Этот сайт сделан для настоящих падонков.
Те, кому не нравяцца слова ХУЙ и ПИЗДА, могут идти нахуй.
Остальные пруцца!

Вадим Чекунов (Кирзач) :: Петрович

“Лопни грудь Ионы и вылейся из неё тоска,
так она бы, кажется,весь свет залила...”
А. Чехов




Снег валил тяжёлыми мокрыми хлопьями. В неживом, обморочно-жёлтом свете фонарей стремительно летящие хлопья сливались в сплошные линии. Казалось, множество тонких тросов было натянуто между низким, грязным небом и крохотным пятачком двора, посреди которого и стоял сейчас Петрович.

Облезлая кроличья шапка его съехала на затылок, обнажила плешивую голову. Снег падал на лоб и лицо, застревал в колючей недельной щетине на щеках и остреньком подбородке. Ветхое короткое пальто было застёгнуто лишь на нижнюю, уцелевшую пуговицу. Плечи и спина намокли, отяжелели от снега. Из-под скрученного в верёвку шарфа выглядывал воротник пиджака.
В правой руке Петрович держал ополовиненную чекушку. Глаза его, слезясь и беспрерывно моргая, шарили поверх крыш тёмно-серых хрущёвок, окружавших двор с четырёх сторон.
Больше во дворе не было ни души.

- Вишь, ты... какое дело-то, - бормотал Петрович, размазывая по лицу снежные ошмётки. - Вот как оно всё вышло... Нету, стало быть, у меня больше Витеньки...

Петрович запрокинул голову и отхлебнул, дёргая кадыком, прямо из горлышка. Шумно выдохнул, спрятал чекушку в карман пальто. Засопев, понюхал левый кулак. Развёл руками, обращаясь к тепло и уютно светящимся окнам домов:
- Так вот вышло...

Петрович снова перевёл взгляд на желтоватое небо. Прищурился, словно пытаясь разобрать что-то сквозь зыбкую пелену снегопада. Телевизионные антены на крыше его дома чернели угрюмыми крестами.
- Что ж ты так... Теперь что я... зачем же, а? - опустив голову, Петрович махнул рукой и пошатываясь, побрёл в сторону проспекта.

На остановке под нешироким козырьком укрывалась от снега тёмная людская масса. Потолкавшись рядом и попробовав подступиться, Петрович, чувствуя на себе косые взгляды, вздохнул и отошёл в сторону.

Колёса машин шумно месили грязную серую кашу, выплёскивая часть её на тротуар. У самого края его, не обращая на брызги внимания, стоял, покуривая, здоровенный парень в тёплой куртке, с накинутым до самых глаз капюшоном.
Петрович несмело приблизился. Улыбнулся, заглянул в глаза.
Амбал затянулся, и выпустив дым ему прямо в лицо, вопросительно шевельнул подбородком.
- Сын у меня умер!.. - с готовностью сообщил ему Петрович. Со второй попытки попав рукой в карман, извлёк недопитую чекушку. - Помянешь? Один я теперь остался... Помянуть-то некому... А?
Стянув с головы зачем-то шапку и прижав её к груди, Петрович, ободряюще кивая, протянул амбалу водку. Тот, усмехнувшись, щелчком отбросил окурок. Сунул руки в карманы куртки и повернулся к нему спиной.

Петрович постоял с минуту, морща лоб и пожёвывая губами. Нахлобучил шапку, и зайдя сбоку, подёргал рукав куртки амбала.
- Как ты, такой же был. Силу развивал. Спортсмен...
Амбал резко развернулся.
- Хули надо? Делать нечего? Вали, пока не ёбнул!..

Высвободил из кармана руку, и словно нехотя, ткнул растопыренной пятернёй Петровича в лицо. Петрович пошатнулся, замахал руками, чуть не выронив четвертинку. Шапка слетела, упала в тёмную жижу под ногами. С трудом нагнувшись, Петрович ухватил её вытертый край кончиками пальцев. Поднял. Отряхнул о брючину.
Фары подошедшего автобуса выхватили отлетевший от колена веер мелких брызг.
Толпа, гомоня и спешно докуривая, ринулась из-под козырька, едва не сбила с ног, подхватила Петровича, толкая и незлобно матеря, впихнула в автобус.

В салоне было сыро и надышано теплом. Ехали медленно. Свободных мест не оказалось. Петрович, по-прежнему цепко сжимая горлышко четвертинки, пристроился на ёрзающем под ногами пятачке посередине автобуса, у “гармошки”.
При торможении резина повизгивала и поскрипывала, порой издавая протяжные, печальные звуки.
“Как киты по телевизору,”- неожиданно подумал Петрович и улыбнулся.
В прореху верхней части “гармошки” залетали, мгновенно тая, снежные ошмётки.

Дёргаясь и покачиваясь, автобус тащился по проспекту в сторону метро.
- Оплачиваем за проезд. Проездные предъявляем. Передняя площадка! У всех билеты? Платим проезд!
По салону, пробираясь сквозь мокрые куртки и дублёнки, энергично двигалась кондукторша.
Петрович спохватился, переложил чекушку из одной руки в другую, полез во внутренний карман. Весь сгорбившись, порылся в нём и вытащил замусоленную книжицу. Из “пенсионки”, светло мелькнув, выпал небольшой прямоугольник и исчез в мокрой темноте под ногами.
- Дед, упало, кажись, чего...
- А? - повертел головой Петрович.
Один из стоявших рядом компанией мужиков, плотный усач в вязанной шапочке, указал взглядом на пол:
- Упало, говорю, у тебя что-то.
Его товарищ, длинный и худой, растянул тонкие губы:
- Да у него давным давно всё уже упало. И отпало!
Компания заржала. Мужики отвернулись.
Петрович непонимающе посмотрел по сторонам. Глянул на книжицу.
- Ах, ты, Господи!.. Щас, щас... - Петрович торопливо присел, шаря свободной рукой по мокрому железу. Перед глазами топтались во множестве грязные ботинки. Тусклый свет автобусных ламп почти не доставал до пола.

- Щас, щас... Папа тебя найдёт, - выронив чекушку, Петрович опустился на колени, и принялся ощупывать пол обеими руками. Стоявшие рядом принялись ворчать и пихать его коленями. Несколько раз Петровичу наступили на пальцы. Кто-то  ткнул ему сумкой в лицо.
Петрович не чувствовал ничего. Лишь когда заметил под чьим-то большим, в соляных разводах башмаком уголок фотокарточки, тогда лишь ощутил саднящую боль в протянутых к ней озябших пальцах.

- Мужчина, у вас что за проезд? - раздался над ним резкий голос с южным акцентом.
Бережно прижимая к груди раскисший прямоугольничек, Петрович распрямился и встретился глазами с кондукторшей. Та, быстро его оглядев, потеряла к нему интерес и стала протискиваться дальше.
- Пенсионный у меня, - растерянно ощупывая карманы, сообщил Петрович.
- Вижу, - на секунду обернулась кондукторша.
Улучив момент, Петрович протянул ей фотографию. - Сын у меня в армии погиб. Витенька...
Кондукторша скосила глаза.
С фото смотрел на неё, улыбаясь кончиками губ, капитан в парадном кителе с орденами.
Тряхнув перманентом, сочувственно кивнула:
- Жаль парня. Молодой. Но ты извини, деда. Если каждый будет... Своих проблем по горло. Ходишь тут с вами, ходишь... Платить никто не хочет. Так, вошедшие, оплачиваем за проезд!
Ввинчиваясь в плотную стену пассажирских тел, двинулась дальше.
Вложив фотографию в пенсионную книжку, Петрович снова, вытянув вперёд шею и ссутулившись, полез в пальто. Спрятал свои бумаги и принялся охлопывать карманы в поисках “маленькой”. Опять нагнулся. Его слегка тряхнули за воротник.
- Дед, стой спокойно! Заманал уже! И крутится, и крутится, и шарится всё чего-то, блядь, без остановки...

Буксуя и рыча мотором, автобус дотащился до метро, облегчённо фыркнул и вывалил из себя прелую людскую массу. Так и не отыскав в карманах заветной бутылочки, Петрович выпал вслед за толпой из автобуса, прошагал пару метров, глядя себе под ноги, и вдруг замер. Уставился, подслеповато щурясь, на яркие огни павильонов, полукольцом зажавших приметрошную площадь.
Там кипела жизнь. Ухала быстрая, какая-то вся дребезжащая музыка. Крутились, как на колесе обозрения, румяные куры-гриль. В стеклянных ящиках, окружённые огоньками свеч, прятали от непогоды свои нежные, уже чуть тронутые увяданием лепестки голландские розы. Под ежеминутно обметаемым целофаном мокли газеты с журналами. Три магазина торговали на вынос. Один павильон отпускал, знал Петрович, в розлив. Он извлёк, откинув полу пальто, из заднего кармана брюк несколько смятых стольников. Попытался пересчитать, прикрывая от снега, потом мотнул головой и решительно направился к павильонам.

В стоячем гадюшнике с романтическим названием “Амадея”, как всегда, было людно и до невозможности накурено. По “Русскому радио” надрывалась какая-то певица, сотрясая развешанные по углам колонки. Глаза Петровича, и без того красные и слезящиеся, совсем не могли ничего разобрать первые несколько минут. Оглушённый гулом и запахами, Петрович оторопело стоял у входной двери и мигал.
Иногда его задевали плечом или просто отталкивали в сторону. Петрович лишь извинялся, кивал головой и бормотал что-то под нос, пожёвывая, по привычке, губами. Наконец, подошёл к заляпанной стойке с освещённой витриной. Отстоял небольшую очередь и оказался перед буфетчицей - толстой раздражённой тёткой в очках и кокошнике.
- Слушаю, - опершись мощными руками о стойку и глядя в сторону, процедила она.

Петрович заискивающе улыбнулся:
- Доченька... Мне бы это... Сын у меня...
Буфетчица, блестнув очками, взглянула на Петровича.
- Что заказываете?
Петрович стянул с головы шапку. Сунул её подмышку. Полез во внутренний карман.
- Тридцать два исполнилось в марте бы... Сыночке моему... Витюшке... Да вот, глянь-ка, доча, какой Витенька был у меня...
Нащупал пенсионное, выудил его из кармана, достал всё ещё влажную фотографию и протянул её буфетчице.
Та отвела его руку в сторону:
- Мужчина, вы не один у меня. Очередь не задерживайте. Что брать будете?..
- Дед, ну чё ты непонятливый такой? Не держи людей. Труба горит и водка стынет! Бери и отваливай! - сипло пролаяли ему над самым ухом.

От испуга Петрович засуетился, выронил шапку, нагнулся, поднял её, уже совершенно грязную. Торопливо спрятал фотографию и положил на треснутое блюдечко перед собой сто рублей:
- Мне помянуть бы... Витюшку-то... Беленькой, подешевле что, грамм сто... Давай, доча, сто пятьдесят сразу... И бутербродик какой, если есть...
- С сёмгой, с ветчиной, с сельдью и сыром, - с ненавистью уже произнесла буфетчица.
- С селёдочкой, хорошо, давайте, - согласно закивал Петрович. Получив белый пластиковый стаканчик с отдающей ацетоном “Завалинкой” и завёрнутый в тонкую плёнку бутерброд, Петрович отошёл от стойки и оглядел зал.
За половиной из дюжины столиков кафешки переминались, горланя и размахивая руками, хозяева местного рынка - одетые во всё чёрное, черноволосые, черноглазые и черноусые хачики. К этим Петровичу идти не хотелось, и он подошёл, бочком как-то, к столику у ближней стены. За ним, разделённые между собой бутылкой “Гжелки”, стояли двое приличного, как показалось Петровичу, вида парней.
- Не помешаю, ребят? - Петрович вопросительно кивнул на их столик и сделал своим стаканом чокающий жест. - Сына помянуть моего не откажете? Умер он у меня. 
Парни переглянулись. Один пожал плечами. Другой замахал ладонью, словно отгоняя стаю мелких назойливых мушек.
- Иди, иди, отец, других себе найди. У нас дело, ты не обижайся... Разговор важный.
Петрович понимающе закивал. Отошёл, опять же, бочком. Побродил по залу. Отыскал у окна пустой столик, высокий, чуть ли ему не по подбородок. Поставил стаканчик, развернул, пачкая маслом пальцы, закуску. Глянул в снежную темень за окном, но увидел лишь своё отражение.

“Я ли это?” - вдруг подумал Петрович. Шагнул поближе к окну. Холодея, вгляделся в своё совершенно незнакомое лицо. Вспомнился почему-то жалобный стон автобусной “гармошки”, и Петровичу вдруг нестерпимо, до ломоты в груди, захотелось набрать полные лёгкие горького воздуха забегаловки и, заполнив всё собою, издать громкий, глубокий и печальный крик умирающего кита.

Петрович прижался морщинистым лбом к стеклу. Отражение надвинулось на него и исчезло. Теперь он мог разглядеть заснеженный проспект с осторожно ползущими автомобилями и тёмными фигурками пешеходов. Видимо, похолодало, снег уже не таял так быстро, но соляные лужи на тротуаре были по прежнему огромны и глубоки. Широко расставляя ноги и поднимаясь на цыпочки, прохожие пробирались к метро.
Заиграла музыка. Не из радио, из памяти своей, давно уже никудышной, услышал вдруг Петрович что-то до боли знакомое. Отяжелело, заворочалось беспокойно сердце, вспоминая незатейливый детский мотив... Утренник в садике... Баянист... Витенька в белой рубашке... Петрович, молодой, в костюме и галстуке... Рядом Надя... “Пусь бегут ниукузе, писиходы па узям...” - пропел в его ушах тонким голоском Витя и пропал в гомоне зала.

Петрович отошёл от окна. Отпил половину стакана и принялся жевать подсохшую селёдку. Глаза заволокло пеленой и пощипывало. В тепле Петрович быстро захмелел. Отпил ещё половинку от половины. Визгливая речь хачиков перемешалась со стонами очередной певицы, слилась в один негромкий уже и монотонный звук.
- Не занято, батя? - услышал Петрович совсем рядом весёлый голос и, вздрогнув, очнулся.
У столика его стоял круглолицый курносый мужик лет пятидесяти, в мокрой блестящей кожанке и шерстяной кепке. Перед собой на подносе мужик держал два стакана пива и тарелку креветок.
Петрович несколько раз моргнул. Не дожидаясь ответа, мужик расположился за столиком, с наслаждением отпил из стакана, выудил пальцами из тарелки креветку покрупней, и, выдирая ей ножки, заговорил, будто продолжая прерванный разговор:
- Въехал он мне в правую бочину, обе двери вмял. Стойки поехали. Я ему, понял, батя, говорю:”Ты, говорю, козёл, ездить научись зимой, а потом за руль садись!” Теперь по суду с него ждать придётся. “Страховка, страховка!..”- передразнил кого-то мужик и подмигнул Петровичу: - А ты чего невесёлый такой, а, батянь?

Петрович смущённо кашлянул.
- Сын у меня погиб. В армии.
Мужик сделал ещё несколько глотков. Кивнул:
- Это плохо. Сочувствую, батя. Крепись, - пальцы мужика проворно расправлялись с темноглазыми ракообразными.
- И главное, волокиты теперь - это что-то!.. Нет, чтобы всё сразу, по совести решить. Виноват - признай, что нарушил, и заплати. Сервис денег-то сразу требует. А теперь вон я, на метро второй день рассекаю.
- Жениться даже не успел. Всё говорил, вернусь из Чечни этой проклятой, денег привезу, заживём... А оно вишь как получилось...- посмотрел на собеседника Петрович.
Мужик вздохнул и допил первый стакан.
- Народу, конечно, мы в этой Чечне положили... - сказал он, отрыгивая в кулак. - О, щас прикол будет! - поднял вверх палец и замер лицом, весь превратившись во внимание.
- Есть ещё порох в пороховницах и ягоды в ягодицах! - прокричал нахальный голос из угловой колонки. - Рекламная служба “Русского радио”. Телефон...

Мужик явно разочаровался:
- Да это я уже сто раз слышал! Новое есть у них что-нибудь, или как?
Сердито отпил из второго стакана. Вновь принялся за креветок.
- Так он у тебя воевал, значит? - двигая блестящими губами, поинтересовался мужик.
- Кто? - не понял Петрович.
Мужик удивился:
- Как кто? Ну, сын твой? Воевал там?
Петрович радостно закивал. Придвинулся к мужику, доверительно взял его за рукав, заговорил, торопясь и сбиваясь:
- Офицер он у меня. Капитаном погиб, вот... Майора-то не давали всё... Тридцать два почти исполнилось... Парень-то какой видный был!.. У меня и карточка его есть, покажу тебе... А только карточка от него мне и осталась. Ничего больше нет. Ведь и жены у меня нету, и сына отняли теперь... А я остался... Как же это... Теперь куда мне одному-то?..

Мужик насупился. Задумался на секунду. Высвободился из пальцев Петровича. Отставил недопитый стакан. Полез в карман и положил на стол пару стольников.
- Вот, батя, чем богат... Помяни там, сына, значит, своего... Держись, не кисни... А то пропадёшь... В наше время, знаешь, как... - мужик засобирался, застегнул куртку, и уже отходя от столика, обернулся и некстати добавил: - Удачи тебе, батя! - А помянуть как же?!. - встрепенулся было Петрович, но мужик лишь махнул рукой и направился к выходу.

***
Петрович в тот вечер пропил и свои, и подаренные деньги тоже. Осмелев, подходил к столикам, угощал, проливая на пол и стол, водкой, пытался что-то рассказать или спеть, дважды терял и находил фотокарточку сына. Несколько раз выходил на воздух, жадно подставлял лицо под всё идущий снег, теперь уже мелкий, твёрдый, остро-колючий, тщетно ловил его губами и ладонями.
Мимо, как во сне, беззвучно проходили люди, и тогда Петрович подпевал песню про пешеходов, и кто-то хлопал его по плечу, смеялся и поздравлял с днём рождения.
Вновь возвращался в уже битком набитый зал, хватал кого-то за одежду, падал на грязный пол и снова поднимался, хлопал глазами в ответ на ругань и тычки...
В конце концов его выволокли под руки из “Амадеи”, протащили к воняющим даже зимой задворкам рынка, и от души отметелив ногами, бросили за гору поломанных деревянных ящиков.
Ушли, возбуждённо посмеиваясь.

Снег перешёл в порывистую, швыряющую целые заряды колких снежинок метель. Петровичу было тепло и не больно. Снег приятно грел его щёку, и где-то издалека, убаюкивающе, снова зазвучала песенка сына.
“Пьилитит вдуг вайшебник в гаубом вейтаёте...”

Витя, он знал это, где-то совсем рядом.

 я забыл подписацца, асёл
26-02-2007 13:12:58

Написано хорошо, но нетленка..... хуй его знает.


26-02-2007 13:15:47

http://udaff.com/creo/65693.html

и то лучше того ж афтора.



 буг
26-02-2007 14:02:19

Написано хорошо, чувтвуется что уроки классической литературы не прошли для афтара даром 6звезд


 Gremlin
26-02-2007 14:19:07

плагиат.списал Чехова на наше время и фсею
нихуя низаччот



 Медведь Шатун
26-02-2007 14:38:08

надрывная вещь

в нетленке по праву

грустно, заставляет задумаца... так, вообще о жизни.
лучший текст данного на афтора на сегодняшний день.



 Дигга
26-02-2007 15:14:34

бля...
задумался...
стоющая вещь...



 Петруча
26-02-2007 15:16:49

Кирзач пишет качественно. Сюжет болезненный правда, не всегда такого хочется. Но всё равно достойно. Очень.


 Пасерьезнаму
26-02-2007 16:50:39

Заслуженно в нетленке...Аффтар блядь монстр


 Димыч
26-02-2007 17:13:33

да ну на хуй такие негативы


 алекс
26-02-2007 17:32:41

прочитал на одном дыхании. последний день петровича - как в капле дождя вся наша бляд-ская жизнь отражается.
    жаль только. что наш современный русский
язык не передаёт  хрипы разорванного горла



26-02-2007 17:58:59

нитленко??? хуясе!!! даг зафтре и пачитаим...а сичаз дамой котег, дамой нах!!!


 МузПаг
26-02-2007 19:01:29

Многа букафф. Но ща почитаю.


 Гадидзон
26-02-2007 21:39:30

Ахуенна...
Слезу пустил....



 majestic
27-02-2007 09:41:23

j[etk


 будда, блять
27-02-2007 10:08:48

23-02-2007 00:50:52  ХВС  [108]

Народ Чехова не читал?

В академии художеств ученикам давали задание копировать великих, набивать руку. Здесь то же упражнение; вторично все до отвращения.

Сетон Томпсон с Чеховым - рвотная смесь.
И чувство, что где-то было. А, вот, Красная Пашечка.

согласен с шурави в оценке. вторсырье...



 Девочка, рождённая в феврале
27-02-2007 11:10:29

не пиздеть! афтар напесал росказ, от которого на душе хуёво становится, эмоции, блядь, хули... спасибо Кирзач, пошла читать чё ты там ещё насрал, пока меня не было...


 Копулятор
27-02-2007 12:42:11

Заебись...
Чуть не до слез вставило... Умеешь писать.



 Голоса в голове
27-02-2007 13:36:23

Smack My Bitch Up по русски?! чё это за хуета такая-рассказ блокбастер просто качественно слепленная хуита ничего за собой не имеющая - бльять-если это гавно в нетленке , значит уровень посетителей данного рисурса сильна снижается! Крео-хуита на постном масле Кирзач идёт нахуй!


 Мастер
27-02-2007 16:01:01

Разбередило душу. Вставило до слез. Пиши автор еще!


 korizza
27-02-2007 16:41:07

люблю когда много...


 Йогинах
27-02-2007 17:05:21

многа букв
не асилил



27-02-2007 17:11:20

Кирзач я б/п твой поклонник НО... ИДИ ТЫ НА ХУЙ! можно же что то положительное писать или одно гавно всю серость житни тока ворошить...


 السمكХарМأ&#
27-02-2007 22:05:51

ахуенно написано, но напомнил очень рассказ Чехова, там где тоже  дед потерял сына и извозчикам  рассказал, им похуй было, и ещё кому то, а в итоге рассказал про свое горе лошади.


28-02-2007 04:12:27

27-02-2007 22:05:51  السمكХарМأحلى مطعم 

Эпиграф именно к этому рассказу и отсылает, камрад.
ситуация 150 лет спустя, так сказать.



 Ахуефший
28-02-2007 08:38:49

Знаете... меня аш слезы пробило.
Подумалось: ну хули нада, чем я недоволен? все в жизни есть, и дом, и иномарочка неплохая, и дачка.
И сынишка есть маленький.
Хул нада? Нет же хочецца, должность, джипарь подороже и прочую хуйню...
Прочитаешь такое и думаешь: хуйня все это. Главное жизнь и здоровье своих детей.

Нетленка 100%



 Ахуефший
28-02-2007 08:49:30

кстати, зря на автора гонят насчет плагиата.
Это лишь проекция на наше время.



 irod+||
28-02-2007 12:40:45

5+


 я забыл подписацца, асёл
28-02-2007 13:29:32

Афтор - ты писатель заебись, но толька не для udaff.com
Я ждал какой-ибудь фишки в конце, а хуй - очень нудно



 я забыл подписацца, асёл
28-02-2007 20:16:45

хм...а я плакала(


 Маладая Катьйа
28-02-2007 23:39:22

эх, взяло за душу аж..


 parasenok
01-03-2007 03:34:27

типа чехафф сиводня? афтор писши ремейки исчо.


 ТАНЮХА
01-03-2007 03:48:33

:,,,,,
ревела.
а всеж, умер он? петрович то? там прям?



 авуляция еще не наступила
01-03-2007 08:15:09

красиво, рыдаю


 Хачу Бабу
01-03-2007 09:15:50

Пять с плюсом. Зацепило...


 Парадеметиламинобензальдегид
01-03-2007 14:35:03

талантлива


02-03-2007 01:42:58

жызненна


 li
02-03-2007 03:33:28

бля, прочитал и подумал - А нахуй он нужен это удавком?
После таких рассказов хочется читать только классику.
контркультура контркультурой, а вот это образец настоящей литературы.

for (i=1; i<=100; i++)
    print(*);

- вот стока звезд)))



02-03-2007 06:26:36

5цот звест, аффтар.
Пачьти заривел.
Пишы исчо падифолту.



 Никотиниус
02-03-2007 08:51:13

Сюжет, конечно, так себе. Но как написано! Просто охуительно пишет автор! Просто охуительно!
Кирзач, напиши что-нибудь позитивное. Пусть мрачное, но не с таким ёбнутыи окончанием. Если сможешь - респект тебе пожизненный выйдет.
Успехов



 pendos
02-03-2007 11:10:14

4


 я забыл подписацца, асёл
02-03-2007 14:23:29

да. искренне поплакать хочется. хочется искренним быть, а силенок нет на это. где взять?


 кислый
02-03-2007 15:56:41

грусно....


02-03-2007 18:19:28

А я до таких дел чувствами союзен, полюбому прослезился, чуть не зарыдал... Афтару ультрариспект!!!!! 6!


02-03-2007 20:23:32

200


 pan
02-03-2007 23:03:24

классика рулит. хуле... читаем чехова


 я забыл подписацца, асёл
03-03-2007 02:50:01

В нетленку!!6*Плакал.


 мичман харитонов
03-03-2007 02:52:13

В нетленку!!6*Плакал!!


 АццКий МарВин
03-03-2007 13:15:23

зацепило..


 Мазгайоп
03-03-2007 15:18:35

грусно мля...


 Павлик Мароз
04-03-2007 13:15:30

малаца!!!!
задело....
хочеца нажрацца


(c) udaff.com    источник: http://udaff.com/read/netlenka/proza/67214.html