Однажды в пригожую летнюю пору, году в 1999-2000, мой приятель Андрюха П. с мясом вырвал меня из сладких объятий Морфея своим телефонным звонком. Это не ахтунг, кстати, если Морфей заключает в объятья, я считаю... Ну вот, разбудил он меня значит, и говорит, мол, поехали прокатимся за компанию; тут, говорит, у знакомой брат в оварею попал, ну и навестить, значит его требуется. Принесть ему курошку унд яишко пажрать.
Едем. Я хмуро взираю на сверкающую после вчерашнего дождя зелень, тёлка тоже молчит. Приятель же меня развеселил своеобразно: в бардачке, дескать, есть, если желаешь. Я пожелал, а потом пожелал за пивом ещё заехать. А потом ещё.
В больнице я держался молодцом, разглядывал плакаты на стенах, а ржать выходил в туалет. Появился пелоткин брат с поломанной ногою и всё внимание далее было предоставлено ему. Это вот и было их ошибкой.
Я в то время здорово увлекался ВИА "Раммштайн", к тому же выпустившим новый свой альбом "Солнышко". Прямо-таки постоянно слушал и цитировал к месту и не очень.
И вот, одно наложилось на другое и третье - шышечги с пивом сделали чюдо: я вдруг стал чистопородным арийцем-туристом, блядь! Без особых раздумий забрав мыльницу из тачки, я начал с "любопытством" "фотографировать" всё вокруг и "восхищаться" "руссиш Зееншвюрдигкайтен".
Потом доебался к отдыхающим пенсионерам. Тут надо сказать, что больничга была не из последних и отсталых, а где-то за городом, в живописном месте. Для выздоравливающих, короче, но недоразвитых заведение такое. Я к тому, что там было много бабулек и дедушек, которые семенили по аккуратным тропинкам больничного дворика, беседуя о сметане, ценах на хлеб и вообще о вечном. Подойдя к одной из пожилых пар, что жмурились от заходящего солнышка что твои коты, я начал тыкать пальцевыми отростками в сторону больничного корпуса и приговаривать, цокая языком: "гуттен шварцвальд*, йа-йа"! Старички были польщены. Бабулька попыталась обучить меня русской грамоте, сказав громко и с расстановкой: "Б О Л Ь Н И Ц А". И энергично помахала клюшкой в сторону оной. Я притворился идиотом: "хоспитален**"? Этой беседой заинтересовалась мимоходом строгая бабуля в мощных очках. Я подумал, что если она щас окажется личной переводчицей тов. Брежнева, то я тут же провалюсь сквозь землю, оцарапав хуй об её край. Но алкалоиды шышечег делали своё дело: повернувшись к востоку и сделав в ту же сторону жест рукой, словно подсаживал тяжелую девку через забор, я уверенно произнёс: "хиер коммт ди Зонне"! Строгая бапка спросила у первой: "немец, штоль"?
В итоге набралось человек десять пенсионеров, которые уже и не чаяли, что их скромный больничный дворик заинтересует настоящего немецкого туриста. У меня, конечно же, очко-то играло в процессе "беседы". Особенно когда строгая бабулька пшикала на всех и говорила, чтобы все замолчали, пусть немец говорит, мол. А её строго спрашивали, дескать, а тебе-то что? " А я, говорит, в школе учила немецкий, я понимаю".
Потом мы посчитали с ними хором до десяти. Нет, я-то из песни Раммштайна знал только как считать до девяти, но на счёте "нойн" сделал ебач как у Дедушки Мороза на утреннике - это когда он детишкам загадывает загадку из серии: "а ну-ка детки, кто я такой"? Пенсионеры проглотили наёбку с крючком и поплавком вместе, заорав нестройным хором: "дзэйн"! И испытали, наверно, гордость и радость за свою страну, сцукко, не лыком шиты!
Кончилось тем, что кореж мой оглянулся и увидел весь этот пиздец. Он подлетел ко мне пулей и потащил за рукав к тачке. Я очень боялся, что сейчас он обратится ко мне по-русски и гневно возмущался: "Йа, фройнд, бештраффе михь! Штро верт гольд, а гольд, как известно, верт штайн, сцукко"!
Дружбан знал язык ещё меньше, но посмотрел на меня, на толпу пенсионеров, понял в чём дело и рявкнув: "нихьт дох", попёр меня тем же курсом. Из отъезжающей машины до провожающих донеслось моё ликующее "ауфидерзиен".
И тут наконец я расслабил ягодицы и меня начало дико корчить от хохота, я ревел, тряс головой, бил себя по репе, рыдал и всхлипывал.
Когда я это всё им рассказал, они проделали те же действия.
А девка та мне потом дала***.

* Афтар нихуя толком не знает по-немецки. (Прим. афтара же).
** Я же говорю, дуб-дубом!
*** Гораздо позже, конечно, но на это её решение очень сильно повлияла вот эта вот моя выходка.