Я шел по улице уже хорошенько вдатый… Все как полагается: костюмчик помят слегка, ебальничек на сторону, как у шарпею, проглотившего, сука, детскую юлу, походочка аля «страх и ненависть в Лас-Вегасе» и прочие атрибуты соответствущие состоянию… Маяковка была, как ни странно, пуста, хотя не было еще и полночи не было…

А день с самого утра обещал быть весьма и весьма хуйовым… Как будто дорогу перебежала черная кошка, выскочившая из-под лестницы и в довершение уебала пустым ведром в зеркало… Иногда бывают такие дни: хочешь – не хочешь, а все равно насинячишься в слюни… Вот и насинячился… Иду себе, и ну и думаю, всякую хуйню прошлую в моску прокручиваю туда-сюда… А в ушах очень ясно слышится цокот каблучков по асфальту: цок-цок-цок… Огляделся – никого…. Ни спереди, ни сзади, ни на другой стороне улицы. Плеер сел и мне ничего не оставалось как идти, блять, поминутно озираясь в поисках невидимой преследовательницы и пребывать, соответственно, на измене… Между тем цокот показался мне очень знакомым… Откуда-то из прошлой жизни. Но я не смог выделить для себя толком, чьим ножкам принадлежал этот ритм.

И тут я вспомнил… Глаза сплошным покрывалом застелила белесая пелена прошлого, ощущение безвозвратной потери вгрызалось в самые дальние уголки сознания, выпитое рвалось наружу, а кисти непроизвольно сжались в кулаки, скомкав в тугие комки боль, обиду, ярость, любовь, предательство и месть…

Я остановился и каблучки замолкли… Я посмотрел под ноги и сделал шаг… Я увидел как в такт моим шагам бьется поводок молнии на куртке об ремень сумки, перекинутой через плечо…
Опустевшую ночную улицу пронзил крик, смешанный из бессилия, предопределенности и боли…

Я шел по улице уже хорошенько вдатый… Маяковка была, как ни странно, пуста, хотя было уже чуть позже полуночи… Кровь стекала с разбитых костяшек на асфальт, иногда попадая на кроссовки. В этой тишине гулко раздавались медленные шаги и был едва слышен тихий – тихий шелест густых красных капель ударяющих об асфальт… Цок-цок-цок…