Начало: http://udaff.com/creo/74364.html


После завтрака всех посадили в машины в сбруях, с автоматами, а я и Константин - еще один осужденный на трое суток за неудачный самоход– садились налегке, почти как гражданские люди, правда, в шинелях.
По пути на стрельбище  нас выкинули у гарнизонной гауптвахты, и мы нестроевым шагом отправились отбывать наказание.

Губа. Старинное здание еще буржуйской постройки на пять камер, кабинет начальника губы,  караульное помещение да еще пара подсобок. Плац со стороны парадного подъезда, огороженный невысоким кокетливым узорчатым заборчиком, задний двор с туалетом, огороженный уже деревянным трехметровым забором, обрамленным сверху колючей проволокой.

Камера была пуста. Мы сели на табуретки, скучно потрендели, почитали прихваченные и не конфискованные газеты, устроили этими газетами сафари на наглых гауптических мух на пари, тоска…
Среди гнетущей тишины, раздались шаги,  какя-то неясная возня…И в отдалении тихо, но очень отчетливо, прозвучал гневный вопль : «Блять! Сука! Пьяница! Сгною на губе нахуй!»  Поскольку за пьянку из нас двоих на губу попал я, данную тираду я воспринял на свой счет, и планка похуистического оптимизма стала резко ползти вниз: Все, блять, писдетс, сгноят на губе! Ващще тоска! Стало очень грусно. Тут в камеру заглянул мимоходом начкар и резко развеселил нас: «Вы что тут  расселись, как на курорте! Ну-ка на плац и заниматься строевой! И чтоб я слышал, как вы чеканите шаг! Проверю!»
Мы вышли на плац перед губой и начали топать по кругу (конечно же по прямоугольной разметке), шлепали мы на совесть, тем более что начкар, как и обещал, изредка выходил на крыльцо и кричал: «Четче шаг!!!»  и пока он курил, приходилось впечатывать подошву в асфальт так, что звенело в голове. Ходили мы без перекуров почти три часа, и за это время  спокойствие и надежда с каждой минутой убывали, а прибывали отчаяние и писец, подошвы ног горели, будто мы ходим по углям.

Долгожданный перерыв на обед добил микроскопические остатки спокойствия и надежды на выживание: в термосах принесли раскаленный борщ и макароны по-флотски, борщ разлили в алюминиевые миски и - ешь! А ложки?! - А ложка личное оружие каждого бойца. ( Вот об этом сцуко Хармамов нихуя не предупредил.) Поделиться ложкой ясен-пень никто не захотел, отобрать по-моим понятиям было бы некраство, хлебать через край слишком горячо. Пока обожженными губами боролись с борщом, прошло время обеда – пять минут! Блять, надо было борщ вылить обратно, да хоть макароны руками пожрать! Но поесть макарон не дали – ждать никто не будет.

После обеда всех развели по работам, а мы продолжили маршировку. Подошвы окончательно превратились в раскаленные отбивные, а мы окончательно загрустили. Костя с тоской бубнил: «Все блять надо отсюда дергать нахуй!» - «Ты што савсем бля нахуй охуел!»
Ужин можно было есть руками, но этот единственный подарок судьбы не вселил в нас положенной радости. Завтра нас, должно быть, окончательно задрочат.

В нашей камере 8 человек.
Есть колоритные фигуры. Ваня Зайцев трижды сержант (дважды разжаловали в рядовые и снова присваивали сержанта), завсегдатай губы, характер нордический, балагур и похуист – этакий солдат Швейк. (Наверое, на дембель уйдет прямо с губы 31 декабря – ну и похуй.) Два моремана Тарапунька и Штепсель – неунывающие разгильдяи времен обеих революций 17 года - анархия мать порядка: вертлявый приблатненный Штепсель и спокойный, внушительный и медлительный, как слон, Тарапунька. Рядовой Серега – попал на губу впервые за свои неполных полтора года, и не унывает, пИздит все что ничье (какол, наверное, гыгыгы, н/л). Ну, еще мы и прочие.

Отбой.
Из подсобки принесли сколоченные из досок щиты – вертолеты, у стены поставили табуретки, с другой стороны табуретки положили и сверху вертолеты – получились наклонные нары. Забрали с вешалки в подсобке свои шинели – есть чем укрыть половину тела. А вот без подушки оказывается спать ужас как неудобно. Свернул в рулет голенище сапога, подложил под голову – вроде спать можно. Заяц в стиле  «а вдоль дороги мертвые с косами стоят» поведал краткую историю и нравы местной губы: «Это вам повезло, что Берий сейчас в отпуске, а то бы вам всем пиздец пришел: обед – минута, выход из камеры и построение - 5 секунд, последний получает добавочные сутки и право помыть камеру, шаг влево шаг вправо – одиночка! Капитану Аббдулабаеву до него еще расти и расти!»  Беспокойно выспался.

На утреннем разводе капитан Аббдулабаев показал, что у легендарного Берия растет достойная смена: «Вы думаете, что попали на курорт и на все кладете, а это совершенно напрасно! Были у меня подобные раздолбаи, которые на все клали, и они очень плохо кончали (гыгыгы…) это кто там мычит, как корова недодоеная, щас я тебя подою, што без доилки своей останешься! Мне попадались такие раздолбаи, что клали на все и хихикали, а потом выходили отсюда с воспалением легких и чахоткой!» Я шепотом поделился с соседями своим возмущением: «Нашел чем хвастать!» Аббдулабаев услыхал, резко повернулся на носках в мою сторону: «Кто сказал?!» Я слегка обосрался. Но капитан не стал развивать служебное расследование, а продолжил свою обличительную речь: «Сейчас у меня в одиночке сидит, раздолбай и пьяница, который ударил своего командира взвода, и эта сука у меня будет сидеть – будет плакать и ссаться, ссаться и плакать – и сидеть, пока не сгниет на губе!» То, что «блять, пьяница и раздолбай», оказывается, не я, искренне порадовало. Жить можно!

После завтрака, снова съеденного мной и Костяном почти по-собачьи, нас всех развели на работы.
Мясокомбината и ликеро-водочного, правда, не было, но зато мы с Костей попали грузчиками в магазин. Были еще строительные наряды, на переборку овощей и прочая хренатень.
Первым делом мы сходили в столовую и взяли по две столовых ложки, которые были задвинуты за голенища каждого сапога. Теперь с голоду не умрем, можно и поработать.
Мы честно сидели на крыльце магазина и курили. Дважды привозили по мелочи продукты: несколько ящиков молока и  пара бидонов сметаны, какую-то бакалею, вроде кабачковой икры, несколько коробок. Особо порадовала разгрузка арбузов. Мы чуть ли не  до  последнего арбуза все не могли решиться аккуратно уронить парочку, и не успели - пришла завмаг, и под ее бдительным надзором мы догрузили все арбузы без потерь. Да, бля, обидно! Но добрая женщина, угадав по нашим кислым рожам неудавшиеся преступные намерения, сама от щедрот своих выделила нам пару кавунов, кои были зверски растерзаны – ножа то у арестантов нет.
Обед. Снова перекур у магазина. Все довольны. Ужин. Отбой. День прошел – и хуй с ним!

Сменился караул. В гарнизоне две противоборствующие силы: пехота и танкисты. Каждый старается вздрючить противника – в патруле, в карауле, просто по жизни, - и создается впечатление, что это идет с самого верхнего уровня… Есть еще погранцы, которых дружно ненавидят все. И есть еще мореманы, которых с легкой завистью (наверное, за форму – не за срок службы же) ненавидят  тоже  все, но и как-то опасливо уважают (наверное, как раз за три года службы, ну и за форму, ну и может быть за флотское расгильдяйство). В карауле капитан танкист (Юрег?гыгыгы), который желает показать, что предыдущий начальник караула – пехтура нихуя не сечет службы. Поэтому кэп проводит основательный шмон в карманах и камерах. С парой сигарет в пилотке попал Серега – плюс сутки. В повернутой дверцей к стене тумбочке, которую, казалось, надежно защищал  своим весом бачок с водой, сука танкист  находит мою пачку «Примы». Сцуко! Чтобы все не получили еще по днюхе гауптвахты, приходится сознаваться – плюс два. Да похуй! Уже как-то похуй… Ложка есть – целых две, служба идет.
to be continueD… (© 19-07-2007 10:12:08     Тунеядец  (1))

xxx. Тока што (с 0,5)


xxx. Война. Губа.(1)