Старинное зеркало, заключённое в деревянный орнамент, слегка потрескавшегося чёрного дерева, всегда манило меня своей белесой непрозрачностью. Бабушка его прятала на чердаке нашего деревянного домика в деревне, куда я летом приезжал погостить. Оно было почти всё затянуто вековой паутиной. Когда я забирался туда, на чердак, я вожделенно смотрел на него, но боялся прикоснуться. Стоял завороженной маленькой статуей среди разного пыльного хлама. Мне было противно и липко дотрагиваться до этой сотканной тонкими белыми нитями поверхности. До нервной судорожной дрожи, пробегающей по всему телу. До спазмов желудка. Я стоял не в силах отвести глаза и с трудом вдыхал тёплый затхлый чердачный воздух.

    Потом я вырос, отслужил в армии, переехал в только что построенный панельный дом, пахнущий свежей краской. Тонул в суете рабочих будней. Кружился в вихре однообразных забот. Только в глубине души остались детские наивные глаза, смотрящие в белесую паутину изящного чёрного ромба. Печальное известие вырвало меня из будничной карусели. Неотвратимая смерть, отпуск без содержания, нудная поездка в деревню. Сельское кладбище, шмыгающий грязным носом местный поп, красные лица соседей с алчно-блестящими глазами. Главное, чтобы не кончалась самогонка на скатерти-самобранке, быстрыми темпами съедающая мою месячную зарплату.

    Я сидел за столом, смотрел на косматые затылки гостей и слушал их пьяно-весёлые голоса. Глотал обжигающе зеленый абсент из прозрачной бутылки. Подарок родной сестры. На тридцатилетие. Клубная девочка. Специально приехала из столицы в родной город. Обняла меня за плечи и сказала - "На память". Её уже тоже нет. Несчастный случай. Опрокинув терпкую зелень внутрь, съёжился - мы все здесь, бабуль. Мы все там будем. Просто, кто-то раньше, кто-то позже. Как хочется услышать вас, моих родных, ещё разок. Посидеть, поговорить ни о чём. И просто сказать, что люблю, и всегда любил. Тяжело поднялся из-за стола и зашёл в дом. Разгребая руками паутину, поднялся по железным скобам на чердак. Оно было на своём привычном месте. Я даже удивился. Рукавом вытер пыль с деревянного ящика комода, поставил его на ребро. Перед собой, напротив зеркала, положил друг на друга пару кирпичей, водрузил прозрачную бутыль сверху и сел на ящик.
    - Ну, привет, - грустно улыбнулся.
Белесая паутина зеркала только потускнела от времени. Стала серой и совсем непроницаемой. Какие смешные детские страхи. Осторожно, ребром ладони смахнул липкую плесень с поверхности зеркала. Мне в глаза посмотрел другой я - сгорбленный старик с красными глазами. На его фоне возвышался двухэтажный особняк. На привязанной к разлапистому дубу качели, мальчик постарше, улыбаясь, раскачивал маленькую девочку. Доносился звонкий, наивно-счастливый смех. На гладко подстриженном зелёном газоне, свернувшись калачиком, спал огромный пёс.
    - Здравствуй, а ты кого хотел здесь увидеть? - деловито-скрипучим голосом поинтересовался старик.
    - Да, я не думал. А ты кто? - пьяно усмехнулся я и, подкурив сигарету, сделал ещё глоток.
Старик засопел, отвернулся и затих. Опустил глаза и принялся судорожно шарить по карманам своего старого пальто. Я с интересом его разглядывал, кольцами выпуская в зеркало сигаретный дым.
    - А ты, вот, помнишь давно... Здесь, в клубе... Ты и Маринка зажимались на лавке... На велосипеде бабушка твоя ехала... Упала на камни... Руль..., - старик задыхался от негодования, однако поиски не прекратил.
    - Ну и что, ничего же не случилось.
    - Да? - взвилось отражение, - А зачем ты тогда отвернулся в другую сторону, будто не заметил, а? А когда ты на дом ссал, только потому, что тебе лень до туалета было идти? Воровал ранетки у соседки? Думаешь, не знал никто?
    - Отвали старый, привязался чёрт, - отмахнулся я.
    - А, вот, нашел, - старик извлек из внутреннего кармана пальто лист бумаги, откуда-то неуловимо достал ручку и протянул мне, - на, подпиши.
    - А что это? - удивился я, но листок взял.

    Я вертел его в руках - разлинованный в таблицу тетрадный лист бумаги в клеточку. Всего было пятьдесят четыре строчки с витиевато выведенными номерами. Тридцать две были уже заполнены. Мелко-мелко, я даже сначала и не понял, что это текст какой-то. Подумал, просто штрихи неровные. Пригляделся и прочитал последнюю запись - "Похороны бабушки". В отдельном столбце, напротив каждой строчки стояла моя подпись. Точнее не совсем моя, но очень-очень похожая.
    - Что за шуточки у тебя? - посмотрел я на старика.
    - Почему это, шуточки? Вовсе нет, - он недовольно тряхнул головой, - Надоело мне за тебя отвечать, в отпуск я ухожу. Достал ты меня своими подвигами, живи теперь без меня.
    - Как это? То есть теперь, мне можно делать всё, что захочу? И ты не будешь ныть?
    - Ну, да, - старик подмигнул, - только не забывай каждый год свою подпись ставить. А то придёт проверка, а подписи нет. Значит - пора. Заберут тебя с собой. Эти... - он задумался.
Сосредоточившись, я аккуратно вывел свою подпись напротив оставшихся пустых строчек. Отложил листок в сторону. Прислушиваясь к себе, отпил зелёной жидкости по вкусу напоминающей микстуру от кашля. Зелёный огонь приятно обжёг горло, а потом и пищевод.
    - Ну, теперь доволен? - спросил я.
Меня забавляла нереальность происходящего. Действительно "Король Духов", я погладил прохладное стекло бутылки.
    - Да, пожмём руки, и прощай, - старик мечтательно поднял глаза и протянул свою сведенную лодочкой ладошку.

    На ощупь она была сухой, тёплой и морщинистой. Но она не была вялым плавничком, а напоминала скорее шершавый камень. Падая, в неожиданно распахнувшуюся под ногами пропасть, я цеплялся за эту единственно неподвижную, все разрастающуюся глыбу, которая, в конце концов, превратилась в неприступную скалу. Когда я открыл глаза, в зеркало на меня смотрел уже не старик, а молодой человек в гладко отглаженном чёрном костюме с белыми манжетами.
    - Ну, вот, - отражение заулыбалось. Помахало перед моим носом разлинованным тетрадным листочком, - Ладно, пойду я, а то меня гости заждались.
    - Постой, а я? - меня передернуло.

    Противно пахло гарью и было удручающе жарко. Я оглянулся назад. Выжженная пустыня пепла. Нагнувшись, зачерпнул его ладонью. И, правда, откуда он здесь? В стоящем передо мной зеркале, человек средних лет стирательной резинкой, сопя, тёр цифру тридцать три на своем листике.
    - Не волнуйся, ты всегда со мной, - он засмеялся и добавил, - мысленно. Ну и накуролесил же ты тут. Поди, разберись, - отражение вздохнуло. Свернуло треугольником свой листочек, положило в карман костюма, помахало мне ручкой, развернулось и ушло.

    Где-то через неделю я окончательно перестал считать дни, бродя по пустыне из пепла. Я ходил и постукивал старческой тросточкой по редким камням. Они мне отвечали глухим стуком. Есть не хотелось совсем, как и всё остальное. Иногда возвращался к зеркалу и смотрел на свой чердак. Единственно живое место в моем маленьком замкнутом мире. Но и оно постепенно затягивалось белой паутиной, которую я все время пытался безуспешно смахнуть рукой. Никак. В голову постоянно лезли какие-то непонятные чужие мысли, на которые мне было абсолютно всё равно. За отсутствием другого занятия я начал вспоминать своё прошлое.

    Все эти уже ненужные победы... Торжествующий взгляд... Тихий плач за спиной... Умоляющие голоса... Просили, что? Яростное совокупление в бане сразу с двумя шлюхами... Бессмысленно-пьяно-жестокое избиение малолетних подростков железным турником... Кажется, один так и остался инвалидом... Сладкий запах конопли... Грохот стрельбы... В бегущих людей... Гранатой, в кучу оборванцев... Среди них, тонкая высокая женщина с черными, как смоль, волосами, с полуприкрытым лицом в копоти и сверкающими гордыми раскосыми глазами с кривыми, как ятаган, бровями... Она всегда теперь со мной... Тянущиеся неровным кровавым коридором за ползущим телом кишки старика-чеченца... За что? Круговорот грязных кухонь... Пьяный секс… Неизменная бутылка...

    Неожиданно пепельно-серое небо надсадно треснуло. В осколках разбитого зеркала матерились двое - толи армяне, толи грузины... Не разобрать. Трещины тусклыми молниями медленно ползли по небосводу, соединяясь где-то далеко за горизонтом. Я стоял и смотрел, пока не пошел звенящий о камни смертельный прозрачный дождь... Боли не было... Осколки покрупнее разрывали красными полосами руки, впивались в согнутые плечи... В последний миг я почувствовал счастье, что я остался там... по другую сторону зеркала... настоящий я. Только зачем ему вечность? Лишь бы он не сжёг её, как я…