Столетие скоро как будет разменяно,
Не стоило б рыться в советском говне,
Но мерзкая личность Владимира Ленина
Никак не даёт успокоиться мне.

Как будто в каком-то Советском Союзе я
Как будто не выжжена память о нём – 
Лежит припеваючи тварь краснопузая
Бесстыдно и нагло. Под самым Кремлём. 

Устроил бардак на немецкие денежки.
На семьдесят лет замутил эту хрень.
И всё нипочём – формалиновый дедушка
Вольготно валяется точно тюлень.

Скорее бы вывезли тело тюленино
Куда-то б подалее – в тундру, в тайгу, 
А то из-за этого блядского Ленина
Нигде я нормально поесть не могу.

Когда нахожусь непосредственно в ГУМе я,
Кусок в ресторане не лезет мне в рот,
Ведь рядом совсем разлагается мумия
На липкую плесень и липовый мёд. (с)

Как только подумаю я про Ульянова,
Пусть тысячи я километров за три,
То рвотный рефлекс возвращается заново,
И каша со щами вскипают внутри. 

И в каждом районе, в деревне, в предместии,
Где был и где буду, незнамо  –  бог весть,
Стоят изваянья прищуренной бестии,
Чтоб я полноценно не мог бы там есть. 

Замучила вусмерть судьбина голодная – 
Я взяться серьёзно хочу за еду.
Для этого нужно чтоб воля народная                               
Снесла монументы мордвино – жиду.

И только издохнет когда ленинкратия – 
Нальюсь алкоголем я. Сделаюсь пьян.
Устрою лихую недельную пати я,
И точно порву свой любимый баян.

Я буду выплясывать танцы шамановы,
Лявониху, барыню, жок и гавот,
Не думая больше про Вову Ульянова,
И вновь отпущу полновесный живот.