I

В районе Старого Арбата,
Где переулков тихих вязь,
Есть малый дворик. В нем когда-то
Жизнь оживлённая велась.
Направо в подворотне двери,
В дверях железных домофон;
И вывеска есть: «Галерея»
И «Артистический салон».
Тут были выставки-продажи,
И проходили вернисажи.

    II

Вы помните, друзья, Россию,
В тот девяносто первый год;
Наш старый ржавый пароход,
Влекомый штормовой стихией,
В неведомое бойко мчал,
Украшен флагами, цветами,
С раскраденными парусами,
И невесть кто держал штурвал.
Еще не стар был капитан,
Но, видимо, все время пьян.

    III

Нам всем свободу объявили,
Как бы метнув народу кость,
Затем цензуру отменили,
И понеслось, и понеслось...
Даешь искусство на продажу!
По большей части гнали лажу.
Открыли массу галерей,
Салонов, частных экспозиций,
Из них едва ли треть в столице,
Дошла кой-как до наших дней.

    IV

Увы! Прошел халявы час,
И иностранцы, пуча глаз,
Уж не бросаются на нас,
Крича: “О, рус! Высокий класс!”
Художник должен напрягаться,
Чтоб был коммерческий успех
Художник должен выставляться,
И угощать при этом всех.
Вот на одну из этих party,
Я приглашаю вас, читатель,

V

Здесь, от стены и до стены, —
(Перед искусством все равны) —
Художник, Музыкант и Критик,
Банкир, Писатель и Политик,
И неизвестно чьи Подруги,
Чьи ягодицы так упруги,
Так нежен взор, так томна речь,
Что хочется их тут же влечь,
Схватив за задницу, в кровать,
А там... не буду продолжать...

    VI

А вот еще Поэт маститый,
Герой концертов, автор книг,
Неимоверно плодовитый,
Вершин в поэзии достиг;
Он у фуршетного стола
Тихонько выпивал, харчился,
Зачем сюда он и явился.
А водка хороша была!..
Он явно больше пил, чем ел,
И взгляд всё больше стекленел.

VII

В ковбойских рыжих сапогах,
И в брюках кожаных в обтяжку,
Стоял Певец, держа за ляжку
Парнишку в розовых носках,
Тот тонким голосом смеялся,
Манерно взмахивал рукой,
А отвратительный плейбой
Юнцу умильно улыбался,
И наполнял вином бокал,
Чтоб опьянел провинциал.

VIII

Сейчас, как ни выходишь в свет,
Заметны всюду голубые;
Не тем плохи, что не такие,
А в том беда, что меры нет.
Ведь и в советские года
Не мало было средь поющих
Не по традиции дающих,
Но на эстраде, господа! —
Уж коль “мужчина” — будь в штанах,
И без помады на губах!

    IX

В том дело, что судьбой убит
Весь наш российский шоу-бизнес
(Виной тому, конечно, кризис)
Плачевный и убогий вид:
Жестокий дефицит талантов,
Бездарность жалких дилетантов,
Зато неимоверна спесь!
Народ же хавает что есть,
Кидая деньги за билеты,
Сметая диски и кассеты.

X

И, зову доллара покорны,
Продюсеры сажают зёрна;
Сонм дарований молодых,
Небесталанных, но сырых,
На час кумиров, что ни год,
Провинция нам поставляет,
И тем исправно пополняет,
Наш доморощенный бомонд
Все, все, кого не назову,
Стремятся в матушку - Москву

XI

Москва же всем приезжим рада;
Известность - сладкая награда,
Здесь бабки, спонсоры, почёт,
И сладкий мёд рекой течёт.
Гордыня нас на сцену гонит
Пред рев восторженных зевак,
И чувства чистые хоронит,
Ввергая душу в вечный мрак.
Тщеславье - двигатель прогресса,
Оно толкает всех к перу,
Рождая песенки, пиэсы,
Стихи и прочую муру.

XII

И в нашем цехе так бывало:
Поэт — с далекого ль Урала,
Из Казахстанских ли степей, —
В Москву бежит: скорей, скорей!
Ведь он талантлив, безусловно,
Вокруг него восторгов рой,
Поклонницы жужжат толпой,
Он пьёт и пишет; благосклонность
Не знает публики границ;
Пред ним столица пала ниц!

XIII

Все славно, но! — вопрос оплаты —
В Москве уж долго наш поэт,
Вот он уже с брюшком, женатый,
А денег не было и нет!
Не удалось попасть в обойму,
Туда так просто не берут,
И ни талант, ни тяжкий труд,
Тебя не сделают достойным,
Экран TV не распахнут,
И гонорар не принесут.

    XIV

Поэт в панельном сером доме,
Живёт, не в замке золотом,
Пьёт только на чужие, кроме
Бутылки пива вечерком.
Уже он дома  в воскресенье,
(Перо продать своё готов)
Статьи строчит взамен стихов;
Порой, бывает, вдохновенья
В душе затлеет огонёк;
Он, в общем, очень одинок.


    XV

Знакомая картина, верно?
И опасаюсь, что теперь
Друзья обидятся безмерно,
Захлопнув предо мною дверь.
Предвижу: вы взглянули строго:
“А сам-то ты чего достиг,
Коли берёшь судить других?”
Отвечу просто: — Слава Богу,
Доход имею верный я
Не от стихов, мои друзья! 

    XVI

Ну, впрочем, хватит отступлений,
Вернемся к делу; есть один
Собой приятный господин.
Промоушена тихий гений.
Есть деньги, ум и знанье дела,
И всякой дуре заводской
Помочь он может стать звездой,
Как плохо бы она не пела,
Была бы талия стройна,
Бойка и телом небедна.

    XVII

Он вынимает из деревни
Каких-то лабухов смешных,
Неделя, две, и песни их
Торчат в ротациях бессменно,
Ди-джеи их ужасно любят,
А наш герой капусту рубит;
Полгода - год; пора придёт
Других бедняжек он найдёт.
Вот так и крутятся дела,
Богата жизнь и весела.

    XVIII

NN**** — его под маской скрою —
Фигурою был непростою;
Когда-то, люди говорят,
Он истину искал по свету;
Пять лет скитался по Тибету,
Там долго жил в монастырях;
И некий лама умудрённый,
Его талантом покорённый
Ему бесценный дар вручил,
Или какой секрет открыл.

    XIX
Созвучий тайной трансцедентной,
Гармоний неземной игрой,
Познавши, овладел герой,
И, выступая на концертах,
Как бы в насмешку над толпой,
Он заставлял её порой
То в исступленьи бесноваться,
То в отупении молчать,
То похотливо обниматься,
Порою ж в панике бежать.

    XX
Конечно, стал он знаменитым,
Завел рок-группу; женский пол
Визжал, когда на сцену шёл
Он в свете яростном софитов.
Скандален, громок и талантлив,
Известен был на весь совок.
Я в первых строчках хит-парадов
Встречал фамилию его.
Он водку пил, стихи писал,
И весь бомонд очаровал.

    XXI

За все платить, однако, надо,
Во многом знании — печаль.
Понятно, при таких раскладах
Он к жизни вкус не потерял.
Но — не даёт таланту ходу
Житейских обстоятельств топь,
Хоть три столетия угробь,
Не переделаешь природу.
(Кто раз подсел на рев толпы,
Тот с этой не свернет тропы...)

    XXII

Еще писать ему охота,
И получается — пока...
Все чаще  в жанре анекдота,
Все реже  добрая строка.
Пузырится, что “Кока-кола”
Всех ублажает, как Дисней...
Читатель требует прикола?
На вот — возьми его скорей!
...Ужели жребий лишь таков
Везде для истинных творцов?

    XXIII

К нему—то я и вёз Марию,
Чтобы, прослушав, он сказал,
Годится ли ее вокал
Для нашей песенной стихии;
Собрать ли сможет полный зал,
И деньги нам принесть большие.
Вот час назначенный пробил,
Я вывез Машу на прогулку,
И “Опель” мой затормозил
В староарбатском переулке.

    XIV    
Вот мы вошли с подругой в залу;
Уже тускнело торжество,
И на столах мало-помалу
Не оставалось ничего.
Стихал галдёж, толпа редела;
Глядели искоса на нас
Те, кто еще не залил глаз,
Как будто им до нас нет дела.
Я ж, Машу взяв под локоток,
Её к начальству поволок.

XV

“NN****, позволь тебе представить...
Принцессу подмосковных кущ,
Тебя, который всемогущ,
Сей образ, верно, позабавит.
Она всегда как спит,... да ладно,
Зато поет весьма изрядно”.
Моя красавица очнулась
От очарованного сна,
— Bonjour, monsieur, — шепнув, она,
Глаза потупив, улыбнулась.

XVI

Затем, за фортепьяно сев,
Знакомый завела напев;
Вокруг все мигом замолчали,
И голос, как китайский шёлк,
Исполнен неги и печали;
Звучал — томил — манил — умолк —
В тревожном сумраке; и мне
Наш гений бросил в тишине:
“Есть стиль, манеры, голосок...
Да, ... тут, возможно, будет прок...”

XVII

...Итак, история катится
Наезженною колеёй,
Запущен механизм; и птица
Закрыта в клетке золотой,
Ей не видать свободной воли:
Поездки, записи, гастроли,
Концерты там, концерты тут,
Билеты все с руками рвут.
И я процент имею свой...
На том конец главе второй.