Написано в соавторстве с Упырем Лихим



— Ваш билет.
— Секунду, — дожевывая шаурму, Илья пошарил в кармане пальто, потом в другом. Вонзил ладонь в задний карман брюк, растерянно охлопал туловище. Зрачки его расширились, почти закрыв васильково-синюю радужку, сердце, и так пребывавшее на уровне живота, провалилось до уровня подметок. Еда стала поперек горла. Он нервно пошарил за пазухой, глянул на свой «Лонжин», с шумом выдохнул.
Проводница зевнула, тоже посмотрела на часы, недовольно притопнула каблуком. Очередной безбилетник решил разыграть пантомиму. А одет вроде неплохо. Постыдился бы…
— Молодой человек, сначала найдите, а потом лезьте.
У нее было неестественно белое лицо — цвета рыбьего брюха, как будто проводница ни разу за все лето не выходила на солнечный свет. Синяя форма от долгой носки пошла катышками, а на веках расплылись грубые штрихи, наведенные синим карандашом.
— Не мешайте посадке, молодой человек, — в ее голосе прорезались профессионально-стервозные нотки.
— Извините. Щас найду, — деревянно промямлил Илья, отшатываясь в сторону. Из-за его спины тут выдвинулась пара пожилых американских туристов, одетых в мятые дешевые шмотки. Они казались рано постаревшими детьми и неожиданно напомнили Илье персонажей «Сказки о потерянном времени» Евгения Шварца. Суетливо предъявив документы, старики с кудахтаньем стали затаскивать в вагон сумку на колесиках:
— Рэйни сити… соу коулд… итс офул…
— Щас найду, — непонятно для кого повторил Илья — проводница на него уже не смотрела.
Разумеется, он ничего не нашел. В 22:55 тоскливо проводил взглядом отходящий состав, напоследок еще раз обследовал карманы и побрел по перрону в сторону вокзала.
Фаталистом он стал еще в школьные годы, когда патлатый гитарист отбил любимую девушку. После все развивалось тоже закономерно: лучший институтский друг увел первую жену. Свою вторую супругу он застал неделю назад в постели со своим же давним партнером по бизнесу. У компаньона еще хватило наглости спросить, не помешает ли это их совместным делам. Илья сорвался и прямо на переговорах набил ему морду, повергнув в шок клиента, которого перед тем приманивал целых полгода, — естественно, сделка сорвалась. Венцом неприятностей стал иск со снятием побоев и последовавший за этим звонок от жены: она назвала его скотом и неудачником, который даже не в состоянии контролировать себя. Как бы между прочим она сообщила, что поменяла замки: пусть катится к родителям на проспект Космонавтов.
И вот — финальный штрих — у него сперли документы вместе с билетами и деньгами. Работали профессионалы — во внутреннем кармане издевательски хрустела 10-рублевая купюра «на метро». Еще бы жетон подбросили, твари. Илья был исключительно неудачливым бизнесменом, но такой позорной мелочи даже у него не водилось уже давно.
«Вот дерьмо, — подумал он, комкая купюру, — не разбей я позавчера тачку, ехал бы счас домой своим ходом. Как это всё не вовремя!»
Кто-то осторожно тронул мужчину за плечо:
— Позолоти ручку, молодой!
Откуда появилась цыганка, он так и не понял. Казалось, возникла из воздуха, прилетев на запах засвеченной денежной банкноты, как муха на мед. Илья вздрогнул, вынырнул из своих мыслей и посмотрел в лицо просительнице. Немолодая, неопрятная, в грязном шелковом платке с бахромой, на лице вечная печать восточной печали, вокруг рта залегли складки. Сальный запах давно не стиранной ткани. Она смотрела на него спокойно, как врач-психиатр в конце тяжелой смены. Он разглядел красные прожилки на белках усталых, навыкате, глаз.
— Забирай, — он сунул ей чертову десятку и отвернулся, чтобы уйти.
Но цыганка не отстала.
— Вижу, последнее отдаешь, — женщина придержала его за рукав. — Стой, слышишь, забери свою бумажку. У меня и то больше…
— Откуда знаешь? — удивился он. Ее пальцы были грязными, с желтыми плебейскими ногтями. Они вызывали отвращение.
— По глазам вижу, — помедлив, купюра наконец растворилась в руках цыганки. — Хороший ты человек, Илюша. Как домой поедешь?
— Ха. Илюша, значит?! — Он истерично расхохотался. — Так может, это ты паспорт мой стырила? А?
— Может, и я. А тебе не все равно?
Он сплюнул ей под ноги:
— Насрать, всё равно обратно не вернешь! А что я из Питера — тоже по глазам прочитала?
— Нет, по акценту. Дарагой, не забывай, на каком вокзале стоишь.
Давно стемнело, но площадь у трех вокзалов, где он встретил дочь кочующего народа, не думала пустеть. Бойко шла торговля шаурмой из неистребимых палаток, скучающе топтались пятнистые менты, и под их сонными взглядами вольно перемещались туда-сюда подозрительные черные, которых директор ФСБ Патрушев всё никак не мог словить, дабы выдворить из многострадальной столицы.
— Сама бы помогла тебе, да нет у меня ничего, — блеснула золотым зубом цыганка. — Разве что вот…
Она разгладила его влажную безвольную пятерню, перевернула. Что-то неприятно вдавилось в кожу, протащилось, оставляя след. Он отдернул руку — на тыльной стороне ладони шариковой ручкой был грубо начертан какой-то иероглиф.
— Ты что? — вырвалось у него.
— Сама не знаю что, — пробормотала женщина, пряча ручку в складки бесчисленных юбок. — Просто на счастье тебе написала. Мать когда-то сказала, добрым людям помогает.
— Ну и как? — усмехнулся он невесело, автоматически потерев запястье. — Многим уже помогло?
— Никому не рисовала… никогда, — обиженно пробормотала цыганка. Глянула, буравя до самой души, провела рукой по воздуху, словно отмахивала паутину. — Не стирай знак, пока до дома не доберешься. Еще пригодится. Да ты не бойся, слушай, я не заразная.
Он перестал тереть руку, пристыженно поднял взгляд, но цыганка уже скрылась в редкой вечерней толпе.
«Херня! Заразная — не заразная, все вы одинаковые» — брезгливо подумал Илья на пути к вокзальному сортиру. На переговорах он перепил минералки, и теперь выпитое подступило в мочевому пузырю. Одновременно скрутило живот.
— Дяденька, у вас мелочи не найдется? — на пути возникла круглолицая девочка в легкой не по погоде ветровке.
— Отстань, — он проскочил мимо, забежал в здание вокзала. Нашел глазами светящуюся вывеску «WC».
— Молодой человек, а заплатить! — взвизгнула из своей будки толстомордая усатая кассирша, но вдогонку не кинулась, только покачала недовольно головой.
— Я быстро, — невпопад бросил он через плечо. Последние метры прогарцевал почти бегом, пронесся по туалету, хлопнул дверкой кабинки и неловко раскорячился над унитазом. Минут на двадцать все проблемы растворились в белизне общественного фаянса.
В зале за кабинками кто-то мыл руки, насвистывая под нос модную мелодию из шедшего недавно в кинотеатрах «Брата-2». Дойдя до припева, свист сменился неразборчивым мурлыканьем.
— Ты не Бутусов, ты другой, — проворчал Илья, ища в карманах одноразовые носовые платки — по идиотским здешним правилам туалетная бумага выдавалась на входе.
— Возьмите мое золото, возьмите мое золото, — блеянье за перегородкой становилось все громче и воодушевленней.
— Иди на хуй, — скрипнул зубами Илья, швыряя обгаженный платок в унитаз.
— Ваазьмите ма-йоо зоооо-лата, — не унимался придурок, насилуя отчаянно барахлящую сушилку для рук.
— Возьму, возьму, только заткнись, долбоёбина, — Илья промокнул вспотевший лоб. Вторая салфетка пролетела мимо унитаза. Хрен с ней, пусть валяется.
Хлопнула дверь, блеянье резко оборвалось.
— Куда прешься, — долетел в сортир приглушенный крик бабки-привратницы, — в женский иди!
Илья вышел из кабинки. У раковин застыла девочка — та самая, которая клянчила мелочь. По мужской привычке сначала он увидел длинные голые ноги, все в синяках и ссадинах, неуместную для октября летнюю юбочку, и только потом обратил внимание на ее руки. Правая ладонь поглаживала барсетку из мягкой желтой кожи. Левой девочка нервно чесала копну длинных, светлых, серых от грязи волос. Барсетка стояла у забрызганного рукомойника, на ней высыхало несколько бисерных капель.
Илья неопределенно кашлянул. Девочка вздрогнула и перестала чесаться.
— Это ваше? — спросила она, отдернув руку.
— А ты как думаешь?
Поддетый ребром ладони рычаг пустил горячую струю. Накрыв левой ладонью сумочку, правой он выдавил янтарную каплю жидкого мыла, сунул ладонь под воду. Приоткрыв рот, девочка смотрела, как он неловко перебирает пальцами правой руки, пытаясь смыть с них невидимую грязь.
— Это вообще-то мужской туалет, — Илья уперся взглядом в отраженные зеркалом белесые глаза потаскушки. Та не смутилась:
— Я знаю.
— Ну вот и иди, мин херц. Чего встала.
— А что это у вас на ладони накалякано? — с деланым любопытством спросила девочка, почесывая тощее цыплячье бедро.
— Знак удачи, — интересно, этот недоделанный Бутусов собирается возвращаться за своим барахлом, или он всерьез решил поделиться своим сраным драгметаллом с вокзальными бомжами? Наверно, надо подождать…
— А хотите?.. Недорого, — девчонка вдруг подмигнула, недвусмысленно провела языком по обветренным губам. Его передернуло и бросило в жар.
— Иди домой, спать! — рявкнул он, разворачивая ее и толкая мокрой рукой в сторону выхода.
— Было бы куда — пошла бы, — огрызнулась девочка, с силой хлопая дверью.
Он торопливо щелкнул кнопкой замка. Недоверчиво уставился на три пачки помятых серо-зеленых банкнот. Потом достал еще одну салфетку и аккуратно вытер никелированный замочек. Через эту же салфетку вынул из внутренних отделений деньги, рассовал по карманам. Носком ботинка открыл дверцу кабинки, перенес барсетку по воздуху и уронил в загаженное мусорное ведро.
У туалетной двери жалась все та же девочка. Вид у нее был до того убогий, что он на ходу отмаксал в кармане купюру от пачки и сунул ей. Девчонка не сразу сообразила, что произошло, и только разглядев число с двумя нулями, догадалась сказать спасибо вслед его удаляющейся спине.
На перроне стояло два поезда. Он направился к первому попавшемуся, уверенно подошел к курившему немолодому проводнику:
Тот испытующе ощупал его цепкими глазами, шмыгнул носом и недвусмысленно размял пальцами окурок. Проследив за этим старым как мир жестом, Илья облегченно хлопнул себя по карману.
— Да не вопрос! Только вот одна проблема — деревянных нет.
— Кто сказал, что это проблема, — обнажил прокуренные зубы проводник, встопорщил усы и сразу стал похожим на уличного кота, пролезшего в колбасный цех.
Илья сунул ему сотню. Проводник вальяжно потянулся, скучающе посмотрел куда-то мимо него:
— Это вообще-то СВ…
К бумажке быстро добавилась вторая.
«Мало взял» — досадливо подумал проводник, забирая деньги движением иллюзиониста. Но торговаться дальше не стал. Выбросил бычок в щель под вагоном.
— Подождите пока в моем купе, через две минуты отправляемся, — сказал он с таким видом, будто специально придерживал поезд для VIP-клиента. — Повезло вам, в отдельном купе поедете! — Проводник понизил голос. — И вообще, мы уже пять минут как в пути должны быть.
Илья рассеянно кивнул, плевком попрощался со ставшим ему ненавистным за эти сутки городом и шагнул в вагон.

* * *

В игровом зале было почти пусто — шесть вечера, народ только начал собираться.
Пьяный грузный мужчина сдвинул стопку фишек, и те рассыпались по зеленому сукну.
— Все на черное, — он отхлебнул из бокала, тяжело облокотился на игорный стол и глянул на девушку в синем платье, нерешительно катавшую в пальцах одинокую фишку. Подмигнул ей. — Не стесняйтесь, ставьте тоже — я везучий.
Девушка провела рукой по коротким черным волосам, делавшим ее похожей на мальчика.
— Откуда такая уверенность?
Вместо ответа он рассмеялся и переглянулся с крупье. Тот слегка кивнул:
— Илья Сергеевич — самый удачливый клиент за всю историю нашего казино.
— Ага, если бы я не был другом Вадика, разорил бы его давно к чертям, — Илья шумно расхохотался.
— Так это всё понарошку? — спросила девушка, несмело кладя фишку поверх рассыпавшейся пирамиды Ильи.
— Да ну, такое скажете! Мы не наперсточники, чтоб лохотроном заниматься. Несолидно это. Первый раз тут?
— Ага.
— Ставок больше нет, — рефлекторно пробормотал крупье, раскручивая рулетку.
— Вы меня разыгрываете, — девушка с сожалением уставилась на свою фишку — она не рассчитывала спустить ее так быстро.
— А вот щас увидите, прав я или нет, — Илья допил остатки белого вина, вытер пальцами уголки губ. На тыльной стороне ладони мелькнула татуировка — замысловатый иероглиф.
— Илья Сергеевич, вы снова выиграли, — крупье развязно почесал лопаточкой спину. — Будете забирать?
— Ладно, пожалею вас, так и быть, — хохотнул Илья, явно довольный собой. Присутствие симпатичной зрительницы возвращало вкус необычности набившей оскомину процедуре.
Он подгреб к девушке горку фишек.
— А это вам.
— Тут больше, — сказала она, посмотрев ему в глаза.
— Подумаешь, — Илья небрежно махнул рукой. — Деньги — это мусор. Или вам воспитание не позволяет?..
— Знаете, позволяет, — девушка впервые улыбнулась. Видно было, что таким мусором она не брезгует. А скорее даже наоборот. Подчеркнуто скромное прямое платье было явно куплено не на рынке и не в дешевом магазине типа «Кальвин Кляйн» или «Бенетон».
— Ну вот и отлично, — Илья откровенно разглядывал ее. — Выпьете со мной?
— Не вопрос. Только фишки обменяю.
— Не напрягайтесь. Славик, подсуетишься?
Худой рыжий крупье кивнул:
— Конечно, Илья Сергеевич, какие проблемы.

— Понимаешь, Катя, с этих вонючих выигрышей дерут такие налоги, что приходится срывать джекпоты самим. Иначе разоримся. Мы специально так устраиваем, чтобы наш человек появился вовремя и всё унес.
— А говорили, что лохотроном не занимаетесь… — Катя приподняла тонкую бровь.
— Не занимаемся. Мне и правда в рулетку везет. Правда, не каждый раз, но очень часто. — Сильные руки крутнули руль, и тупорылый жемчужно-серый «Пежо» 2005 года ловко выскользнул на Каширку. Позади таяла затейливая вертикальная надпись «Казино Далила».
— Ой, — пискнула девушка. — Может, зря вы водителя отпустили?
— Это не водитель. Охранник. Он у меня так, для мебели… Я пьяный и то лучше вожу. Ну их всех вообще — водители, бля, охранники. Дармоеды. — Илья чиркнул зажигалкой, заметил недовольное выражение на лице девушки. — Не боись, — он похлопал спутницу по колену, — как говорится, передо мной все колдобины исчезают.
— А гаишники?
— Да вот тоже как-то бог миловал,  — мужчина улыбнулся во весь рот.
— Вы что, во всем такой везучий?
— Ну… Последние лет пять — во всем, — он смачно рыгнул, но девушка сделала вид, что ничего не произошло.
— А до этого — не везло?
Илья неопределенно помычал, переключил скорость. Следующие минут двадцать они молчали, глядя на дорогу. Потом фары высветили ничем не примечательный двухэтажный особняк.
— Вот и мой дом.
Шумели деревья. За дощатой перегородкой всхрапнула невидимая в сумерках лошадь.
«Ишь ты, — неодобрительно подумала Катя, высовывая ноги из салона, — Мало ему тачки — еще и кобылу завел».
Илья мягко прихлопнул багажник, подхватил пакеты с едой.
— Я прислугу отпустил, так что не обессудь, готовить буду сам. Да и вообще, — он с пьяной доверительностью приблизил к ней дышащее винными парами лицо, — все московские рестораны — говно претенциозное. Порции блокадные, и вкус такой же, а требуют… ну ты в курсе, — он снова икнул.
«Эстет, бля. — Ее раздражение быстро росло. — Какой дурак втемяшил этим толстосумам, что домашняя еда — это гламурно? Все им панковать охота, любой бред готовы поддержать, лишь бы не как у всех…»
Самой ей за последние годы приходилось есть порой такую дрянь, по сравнению с которой даже сплюснутый гамбургер из «Макдака» показался бы деликатесом. Но виду она не подала, прошла в холл и скинула туфли. Позаглядывала в комнаты, профессионально оценила кровать с водяным матрасом. «Неудобная», — подумала она, раскрывая сумочку. Сунула в лифчик три таблетки клофелина, поправила длинное платье. Нашла на журнальном столике серый пульт от домашнего кинотеатра.
Из кухни потянуло специями. Катя распознала запах курицы, и ее рот наполнился слюной.
— А где бокалы? — спросила она, становясь в дверях.
— На втором этаже. Да ну, искать их еще… — Илья показал на шкафчики. —Чего стесняться, кружки подойдут.
Девушка наморщила нос.
— Нет уж, извините, я поищу.
— Хорошо, только не споткнись, там темно.
Потом они ели курицу. Трахались. Смотрели DVD и снова трахались. И снова, и снова. Потом долго курили.
— Где ты научился так ебать? — после оргазма речь девушки огрубела вместе с голосом.
Илья выпустил кольцо дыма, взял с тумбочки высокий стакан с пузырящейся минералкой.
— Да не учился я, само как-то пришло. Я ведь никогда суперменом не был, — он посмотрел на нее умными глазами уставшей собаки, которая хочет о чем-то рассказать, но не может. — У нас вино еще осталось?
— Щас, — она свесилась с кровати, протянув руку за бутылкой.
— Ой, чего это у тебя? — он провел рукой по ее обнажившемуся бедру. — Я и не заметил.
Девушка вздрогнула, прикрыла краем одеяла корявое изображение цветка, обвитого колючей проволокой. Он погладил ладонью изгиб ее бока.
— Роза, да?
— Нет, это тюльпан.
— А зачем?
— Да, понимаешь, с подругой как-то по малолетке приколоться решили…
— Ладно, не ври, — поморщился он, срыгивая через нос углекислый газ. — Скажи лучше, за что сидела.
— Сидят на крытке! А я чалилась. За что — сам догадайся, — девушка с вызовом вскинула голову. В ее глазах стояли слезы. Илья смутился, сгреб Катю в объятия.
— Извини, извини, зая… Я просто хотел узнать, что эта картинка обозначает. У меня хобби такое, знаешь — татуировками интересоваться…
— 16 лет исполнилось в колонии, — произнесла она ему в плечо и разревелась.
— Бедная девочка... Как же ты потом жила?
— Человек один помог.
— А где он сейчас?
Девушка красноречиво промолчала. Возможно, этот папик и не допер, чем она зарабатывает на жизнь… но это его проблемы.
— Слушай, а эти партаки на зоне насильно колют?
— Да нет. Захотела и сделала. У тебя, вон, тоже есть, — Катя шмыгнула носом и вытерла лицо рукой. — Как переводится?
Илья привычно напрягся, но алкоголь и чувство вины прогнали недоверие к собеседнику. Чего крутить, ему давно уже хотелось кому-то выговориться. А внешность девушки все же не вязалась с образом прожженной уголовницы.
— Сам не знаю, — сказал он честно. — Спрашивал у востоковедов, с индийцами разными говорил, с китайцами — никто так и не перевел. Но, говорят, с одной стороны похоже на «счастье», с другой — на «смерть». А что оно на самом деле — хрен поймешь.
— Счастье, значит… — Она обвела взглядом безлико-дорогую обстановку спальни. — И как, сильно ты счастливый?
Илья помолчал. Погладил ее по голове:
— А вообще, так странно всё получилось…
Он замолчал.
— Чо странно?
— Да ты не поверишь.
— Ладно, колись уже.
Он заговорил, делая между фразами большие паузы:
— Я вообще невезучий до пиздецов. Был. Помню, в седьмом классе в лагере на меня пионерский костер осыпался, знаешь, высокий такой. Да откуда тебе знать, при тебе пионеров-то не было уже. Ну так вот, ожоги второй степени, кожу пришлось пересаживать. Тебе никогда кожу не пересаживали? Приятного мало. Это щас с этим просто, если бабки есть. А тогда… Ну да ладно… Потом еще в институте кирпич на голову упал. Руку сломал на ровном месте. Под машину попадал два раза, а сколько раз свои бил — так и не сосчитать...
— Ага, ага, — девушка зевнула, прикрывая рот ладошкой.
— В общем, у меня дела шли совсем херово. Тачку снова раскурочил, жена бросила, сука, потому что хуй стоять перестал, — он хохотнул. — Это щас всё в порядке, а тогда конкретный нестояк был. Так вот, эта тварь недотраханная еще и квартиру себе забрала. А еблась она, по ходу дела, с моим компаньоном. Дал ему в ебало — он, гнида, тут же в суд побежал. Короче, полный пиздец. Я тогда в Питере жил, а в Москве у нас были переговоры, ну да это всё теперь не важно… Я к чему веду: у меня там спиздили паспорт вместе с бумажником, только десятку на метро подкинули, говноеды… На хуй мне эта десятка, думаю, она меня спасет, что ли? Тут как раз цыганка приебалась, типа «позолоти ручку». Ну и отдал ей.
— И чо дальше?
— А дальше… А дальше она меня за руку берет, и рраз — вот эту херню нарисовала.
— Ага, — недоверчиво буркнула в плечо Катя, — вот так сразу и наколола, что ли?
— Нет, наколол я ее уже потом, в нормальном салоне. Только не думай, что я идиот, но мне после той цыганки такой фарт попер, что… — Он глубоко вздохнул, снова отхлебнул минералки, закашлялся. — Что-то в горле сохнет, блядь…
— Изжога, — тут же отреагировала девушка, — потому что нехер самому со жратвой возиться…
— Ладно, ты слушай.  Я на следующее утро руки вымыл, и тут же на выходе из дома в говно вляпался. А потом меня чуть автобус не сбил. И другая всякая херня снова пошла. Короче, фарт слабеть начал. Я вообще во всю эту херню не верю, но тут догадался значок ручкой навести — и снова все стало заебись. Потом еще так делал пару раз, а когда надоело — пошел и татуху наколол.
— Надо и себе перерисовать, — нервно рассмеялась девушка. Слезы уже не текли, но тело ее оставалось напряженным.
— Ты знаешь, многие делали. Тот же Вадик хотя бы — моду перенял, холуй. Все они холуями оказались, даром что ноги об меня всю жизнь вытирали. Жена, когда вернулась, тоже такую себе наколола. Только хуй им это помогло, картинка оказалась хитрая, только мою шкуру спасает! А у этой дуры вообще сепсис начался.
— Что такое сепсис? — Катя встала с кровати, прошлась по комнате и села в кресло напротив. В ее руке задымилась сигарета.
— Ну, заражение, — Илья поболтал кистью в воздухе. — Чуть руку не отрезали. В общем, такие дела. А у самих цыган, между прочим, я никогда никаких татуировок не видел.
Девушка пожала плечами.
— Ну, друг друга-то им не задурить… Кстати! — Ее глаза сверкнули. — А как ты тогда домой попал?
— Да я тут же, не сходя с места, кучу гринов нашел. Забежал в сральник вокзальный, а там барсетка. И внутри — 20 штук. Сотенными, — зачем-то уточнил он.
— И где это ты так? — спросила Катя.
— На Ленинградском. — Он пьяно развел руками. — Сунул на радостях сотку бомжихе какой-то и домой съебался. Вот так бывает.
— Понятно.
— Что понятно?
— Да всё понятно, — она глупо хихикнула. — А Путина ты давно видел? Может, еще за руку с ним здоровался?
— Да было дело, — Илья не почувствовал подъебки. — С полгода назад на приеме столкнулись.
— А с Бушем ты не бухал случайно?
— Вот с Бушем — нет. А папу Римского видел.
— Которого из них?
— И первого, и второго. Мне в этой толпе чуть ноги не оттоптали…
— Ну ты и брехло, — заметила Катя, давя окурок в пепельнице. — Папу он видел… Ладно, пойду еще торта съем.
— Я же говорил, что ты не поверишь, — махнул рукой он, но в глубине души ощутил укол детской обиды. — Хотя… ты знаешь, может, я все это себе придумал. В смысле, про татуировку. Тут, наверно, понимаешь, чисто психологический момент… — Он пьяно причмокнул, пролив на волосатую грудь остатки шампанского. — Я просто, бля, не боюсь рисковать, вот и всё… Не думаю, понимаешь, получится или нет, бля, просто делаю… и всё. И всё полу… чается… — язык его, и без того спотыкавшийся, окончательно заплелся. — Короче, девочка, всё это хуйня… всё вообще не важно… А на самом деле знаешь, чо важно, мин херц?.. Знаешь?..
Не договорив, он заснул. Грузный подбородок опустился на плечо, веки зашторились.
Катя некоторое время смотрела на него немигающим взглядом. Потом снова закурила, дожидаясь, пока перестанут дрожать пальцы. Встала и вышла на кухню.
Вынула из торта нож, слизала с острого лезвия густые соевые сливки. Перед глазами чередой оживших слайдов плыли пьяные хари родителей, волосатые руки вокзальных ментов, побои, суд, усатая бабка-дежурная в роли свидетельницы, статьи за крупную кражу и проституцию… И отожравшийся за пять лет питерский ублюдок, произносящий: «На самом деле знаешь, чо важно, мин херц?.. Знаешь?..»
— Знаю… Важно то, — с ненавистью произнесла она, раздув тонкие ноздри и перехватив нож лезвием вниз, — что я мотала твой срок, пидарас…

* * *

— Бабушка, что это у тети? Мы с госпожой Пин такого не проходили.
Маленький китайчонок потянул за руку сухощавую женщину в красном спортивном костюме, заставив обернуться на стойку с газетами и журналами.
— Дай-ка, где мои очки… — Поставив наполненную корзину на пол супермаркета, Ай-Линг пошарила в кармане спортивных штанов. Толстые стекла приблизили обложку «Нэшнл Инквайрера» от 20 октября 2032 года. Огромный набранный желтым заголовок кричал: «Теракт в Вашингтоне: русским везет!» Ниже было приписано белым шрифтом: «Единственная выжившая ушла, отказавшись от медицинской помощи».
— Ну что там? — нетерпеливо подпрыгивал мальчик.
— Сейчас, сейчас, — Ай-Линг сфокусировала дальнозоркий взгляд на размытом, явно любительском фото. Растрепанная круглолицая женщина в кадре вырывалась из крепких объятий двух спасателей, третий отвернулся, прикрывая разбитый нос. Четко вышел только протянутый в объектив миниатюрный кулачок с непонятной татуировкой. Оттопыренный вверх средний палец красноречиво выражал отношение женщины к средствам массовой информации.
— Бабушка, бабушка! Так что это такое? — заверещал мальчик и изо всех сил дернул китаянку за красную штанину.
С достоинством сняв очки, она отвесила ему подзатыльник.
— Пойдем. Тебе еще рано знать такие слова.

Днепропетровск—Москва—Санкт-Петербург
Ноябрь, 2005 г.