Всю ночь звенели на базарной площади топоры. Подрядчик торопил мас-теров - готовили на завтра эшафот. Доски подгоняли так, чтобы не было зазо-ров, тесали гладко, не Дай Бог, заноза попадется.
Костры и факелы не могли отогнать ночь, и та жадно прятала под своим плащом всякую щепь. Сонный подрядчик бродил внизу, под деревянной плат-формой, не желая подниматься наверх, что почитал дурной приметой. В уме он прикидывал - сколько заплатит за лес, плотникам за работу, и сколько останется ему за срочный заказ. Деньги ожидались хорошие, поэтому он не уходил домой, оглядывал, прикрывая рукой зевающий рот, - кто и сколько гвоздей в карман положил, кто попортил. Завтра при расчете вспомнится…
Ближе к утру, когда начало светать, на площадь начал подтягиваться праздный народ. Люди собирались кучками, живо обсуждая объявленную на-медни казнь, ели купленные у шустрых мальчишек-разносчиков пирожки. Зате-сались в толпу бурсаки, возвращавшиеся из кабака сразу стало шумно: кто-то встретил недавнего обидчика. Замахали кулаками, потекла кровь из разбитого носа. Зеваки смотрели на драку равнодушно, ждали главного.
- Православные! Ведут! - закричала молодая бабенка, в подол которой вцепился пацаненок. - Глядите, вот они, преступники! Ишь, зенки вылупили, крестятся!
А кто-то попроворнее, сунулся вперед, внутрь кольца стражников-конвоиров. И пока те разворачивались, чтобы шугнуть наглеца, он уже сорвал с груди обреченного серебряный крест и одним прыжком скрылся в толпе.
Ничего не понимающих, с ужасом глядевших на толпу, на эшафот смерт-ников поставили на колени. Подошел старый поп и, постоянно осеняя себя кре-стным знамением, начал исповедовать их. Откуда на помосте появился палач? Как нечистая сила, возник он вместе с двумя помощниками, воткнул свой топор в плаху. От испуга дернулся крест в руке попа, протянутый для целования смертнику, и потекла из разбитой литой медью губы кровь.
- Начинайте, - наконец махнул платочком судейский чиновник и тут же поспешил прочь от зрелища крови и смерти. Не по нутру ему…
И началось, закрутилась кровавая карусель!
- Эх! - выдохнул народ, запрудивший площадь тысячами голов. А бабы тонко запищали, когда палач, взмахнув топором, высоко поднял отрубленную голову за испачканную кровью волосню.
- Ой! - отшатнулись передние, когда палач, вдруг ощерив мелкие белые зубы, почти без замаха запустил ею в середину толпы.
- Нечисть-то кака! - всхлипнула маленькая девочка в нарядном сарафане, чистым пальчиком указывая на кровавый ком, в котором с трудом можно было признать человеческую плоть.
- Тьфу, да не гляди ты на нее! - Рядом стоявший мужик сильным движе-нием развернул девчушку к себе, а сам не отрываясь глядел, как натекает из под головы темная лужа.
Народ, которого так весело почтил палач, еще ближе придвинулся к по-мосту, чтобы видеть все подробности смертного действа. А подручные палача тащили к плахе второго мужика.
- Рви его! - прикрикнул палач, удобнее перехватывая топорище. - Сейчас и этого попластаем!
Народ затаив дыхание, следил как сорвали с несчастного кафтан, отбро-сив ненужную тряпку в сторону, как рванули исподнюю рубаху - от шеи до ни-зу. Мужик, мотая сивой бородой, пытался было вырваться из цепких рук по-мощников.
- А ну не задерживай!
Тут же парни, схватив мужика за руки и ноги, размахнулись, грянули не-счастного грудью о колоду. И пока тянулись страшные мгновения между зама-хом топора и сочным хрустом человеческой плоти, один из них успел поддер-нуть бородатого за ноги, чтобы его шея легла по точнее, но не удержался и вме-сте с сапогом жертвы отлетел назад. По толпе побежали смешки, но тут же пре-кратились.
Палач, весело щеря зубы, подхватил покатившуюся было прочь голову, задрал ее, но теперь кинул вниз, под помост, где уже лежали нелепые безголо-вые человеческие тела.
- Эх, потеха! - Вдруг заорал в толпе мужичок рыжий, с нехорошим при-щуром левого глаза. - Божья радость!
Мужичок ударился в пляс, лихо выбивая искры подковами сапог, изо всех сил хлеща себя ладонями, дернулся всем телом в сторону и пошел выплясывать, освобождая для себя круг. Толпа боязливо отшагнула… "Рыжий да с прищу-ром…", - зашептали. Загудел, заволновался народ, и вдруг - "Колдун! Колдун!" - понеслось от человека к человеку. Кинулись на безумного танцора мужики и бабы, подхватили его под локти, выбросили на эшафот, под ноги палачу. Кто-то крикнул, обращаясь к палачу:
- И этого окрести!
Махнул палач подмастерьям. Схватили мужичка, поставили на ноги. Тот не противился, только вскидывал кудлатую голову к солнцу. Снова хряпнул то-пор. Сбросили вниз красно-рыжее. Палач не спеша подошел к краю эшафота, трижды перекрестился, кланяясь глядящему на него народу.
Выборные, опасливо переступая через натекшую вокруг колоды кровь, поднесли угощение.
- Спасибо, батюшка, за праздник. Спасибо, уважил, народ порадовал.!
Палач степенно выпил, отломил от хлеба небольшой кусок. После скинул рубаху, обнажил жилистое, загорелое тело, опрокинул поданное помощниками ведро воды на себя, огладил грудь руками, стирая с нее чистые капли. Одел чис-тую рубаху, с удовольствием развел плечи.
А после спустился с помоста и двинулся к близкой отсюда церкви, шел, глядя поверх людских колов на золото близких куполов.
… А вечером в трактире вспоминали:
- Палач-то веселый был!
Пили за упокой казненных и за здоровье палача. А поздним вечером бур-саки страшно и жестоко подрались между собой и кого-то в горячке смертель-но ударили ножом.

написано 17 декабря 2000 г.
правка 28 апреля 2001 г.