I

Этой осенью в папу снова вселился смородиновый бес. Весёлый, пушистый, бес позволял играть с собой, дёргать за острые ушки и длинный, как у мартышки, мохнатый хвостик. Рогов у беса не было, он был молодой: не успели отрасти.
Папа в тот день как раз собирался к кому-то в гости и выглядел безупречно: белый костюм, белая рубашка, белые, с чёрными полосками по бокам, очищенные гризотапом туфли. Вселения в себя беса он не заметил, а мы ясно увидели, как трясущаяся от возбуждения мохнатая фигурка выскочила из телевизора и слилась с папой.
Долго ли, коротко ли, папа нетерпеливо пощёлкал хвостом и ускакал на своих двоих в гости. Мы остались одни. За окном садилось солнце, лаяли собаки, и какие-то светлячки звали друг друга на своём бессловесном языке. Скоро стало совсем темно, и мы сидели, притаившись, под столом, не включая света. Тогда я спросил, кто из нас самый смелый, и Вадик ответил: «Я». Если ты самый смелый, то иди к серванту за конфетами, и Вадик ушёл. Прошёл час, второй, ситуация становилась всё более драматичной. За окном даже один раз пропел петух. С высоты нашего шестнадцатого этажа видно всё как на ладони. Было не до шуток. Тогда за Вадиком, а значит — за конфетами, мы послали Алексея Витальевича Можейко. Алексей Витальевич Можейко тоже не вернулся. Нас становилось всё меньше.
Первые звёзды зажглись на небосводе. Выйдя на балкон, мы увидели, как их много. Может быть, наши товарищи попали в беду или сидят и лопают втихаря эти конфеты? Но мы так не думали. Посчитавшись про царь-царевич-король-королевич, мы выбрали ещё одного: на этот раз очередь идти за конфетами досталась Егорке. Егорка — мальчик шустрый, с большими, карими, как у лошади, глазами, за словом в карман не лезет: сказал — сделал. Он пошёл и не вернулся. Где Вадик, где Алексей Витальевич Можейко, где Егорка? Мы не знали. Наверное, в соседней комнате. Потому что сервант с конфетами стоит там. На беду решили мы поесть этих конфет! Не следовало нам этого делать!
В воздухе запахло грозой и нашим страхом. И тогда, не выбирая, мы отправили вслед за товарищами того, кто первым захотел конфет, — Костика. Костик — ябеда, самый трусливый парень из всего класса. Он думал, что мы не видели, как он пошёл не в соседнюю комнату, где сервант и пропавшие ребята, а прошмыгнул в дверь и был таков. Каков всегда — трусливой ябедой. Сейчас пойдёт жаловаться своей маме, что мы зажилили от него конфеты. Ну и пусть.
Время шло. На наш старинный город опустилась тёплая летняя ночь. Закрылись магазины и пункты приёма стеклотары. Стало не по себе. Каждый из нас подумал: а что, если следующим буду я? Вопрос повис в воздухе без ответа. Всё меньше и меньше нам хотелось конфет и всё больше, чтобы нам вернули наших друзей по несчастью, с которыми явно что-то случилось. Нам было не до сна. Сна не было ни в одном глазу. Но лето — не зима, пришла беда — открывай ворота. Следующей выпало идти Лариске. Девчонка — что с неё возьмёшь? В голове одни куклы и бантики. Ушла — и не вернулась. Кто их знает, куда они все деваются. Как в воду канают.
За окном прибавилось звёзд. Взошла полная луна. Повылазили на свет белый лешие, тролли и прочая нечисть. Но нам-то что: мы смелые. Мы взяли и послали за конфетами Пашку-Фисташку, а он взял и не вернулся. Что же происходит там, около серванта? Быть может, лешие и тролли сгруппировались там в особом углу и помыкают нашими товарищами? Пытают их или ещё что-нибудь? В смятении мы не знали, что и думать. Чёрное-чёрное небо разверзлось над нашими душами. Что-то случилось, но никто, кроме меня, не догадывался что.
И тогда я послал на разведку Игорька — не было ближе и милей друга у меня в тот момент. Игорёк долго не хотел уходить, и его пришлось выпихивать из-под стола ногами. Проливая слёзы, он двинулся в свой скорбный путь. Игорёк, конечно, тоже не вернулся. Почему-то никто не возвращался из того таинственного места, расположенного в той комнате. Даже девчонки!
Тревога вошла в наши сердца. Победа казалась такой далёкой. Я пересчитал бойцов и увидел, что многих из наших уже не хватает. Оставались самые смелые и бесстрашные, соль земли и моя гордость. Нечего было делать, как послать кого-то из них. Следующим из-под стола мы выпхали Женьку. Он знал, на что шёл. Проводить товарища собрались все, и все как один были готовы занять его место. Жека простился с нами, как подобает настоящему мужчине, собрал в узелок свой нехитрый скарб и вышел. Больше живым мы его не видели.
Вскоре пришла очередь Русика, Жмота и Григория. Я вдруг увидел, что остался один-одинёшенек. И тогда я перешёл к плану Бэ.

II

Лично я верю своему сыну, пусть даже он и врёт. Я не такая, как родители в сказке про мальчика, который всё время кричал «Волки! Волки!» Когда мой Костик прибежал и сказал, что что-то случилось, я сразу, не раздумывая, пошла туда. Вы знаете, эта квартира у нас считается неблагополучной. Со всеми, кто там живёт, всегда что-то происходит. Я не верю во всех этих барабашек, но что-то в той квартире есть нехорошее. Там когда-то как-то странно умерла молодая женщина, и с тех пор с жильцами всегда что-то случается. То одно, то другое. Вот Борис Евсеевич лет десять назад жил там и выбросился из окна. Летом, днём, при детях. Потом арабы снимали квартиру и исчезли, не заплатив за телефон, вместе с вещами. Ещё кто-то снимал квартиру — и утопился в ванной.
В общем, я Костика не пускала играть в ту квартиру, но вы же знаете детей. Другие родители как-то легкомысленно относятся, а я думаю: бережёного бог бережёт. Когда Костик прибежал, рубашка порвана, весь в крови, я сразу поняла: играли в той квартире. Ну что их вечно тянет в такие места, во дворе песочницу поставили, песка завезли, качели делают. Сколько раз Костик обещал мне не ходить в ту квартиру, но вы же знаете детей. Сегодня пообещал — завтра забыл.
Я его заперла дома, прихожу туда, дверь открыта, не настежь, а так. Захожу в квартиру, включаю свет. Никого. И кровь на полу. Много крови. Прямо лужи крови. На стенках кровь, на мебели, а под сервантом целое море. Я как выскочила.

III

Христобивасум неи, ориджапал сум. Поколихум нистранпур ном. Гос онеи зам, зам стродуктор. Ай! Оркадиум зеи на патарах. Об. Стриндер стовокур. Мальчик маленький. Беленький. Бизоклу нем. А стронко. Урбаладим незанум. Ориджапал урбаладим низану. Восько сер. Не стреляйте пока стронгу химадум. Орло. Бистадар нигаёнзу самадакур. Урлы, урлы мои. Гризотап нискоёнсу бес смородингазелум. Остохарко. Восбитокарум угрыёнзы тур. Восбитокарум никры да прифеточка. Асхатум! Асхатум нея! Агры, агры ёнзы, вом. Бравитахум нестоёнзы не заданакур. Абидна. Несгрегошим без строхатки. Без строхатки несгрегоши. Фтолобек дизанур прача. Стасы его? Стасы! Стасы! Стасы. А гризонопур? Стасы! И гризонопур стасы? Стасы. Оф эпидемсия надло, как надло, так и стыдло. Нигрыёнзы мне. Бравитака. Стохоранбур ея, зея стохопибур. Мальчик надненький, копкенький — угрыёнзы! Воспраметахум! Асбетиды безосбестиды. Никонорум хрумко. Хрумко и хрумко, поедам железяхум вот. Где? Вот железяхум! А угрыёнзы? Нея. Нея. Нея негошум. Мальчик гришык и самадакур. Нея ступ-ступ, ступ-ступ — аколидахум. Брезкантис. Стрегонко, строгонко нея. И тогда он перешёл к плану Бэ.

IV

Вы соображаете, что говорите, чтобы я убил детей и своего ребёнка! Как это — меня никто не видел? Я вам ещё раз объясняю, что был на юбилее у Виталия Витальевича Можейко. Если меня там никто не видел, то это ещё ничего не доказывает: когда я пришёл, все были уже пьяными, когда уходил — тем более. Проверьте: пять белых гвоздик, стоят букетом в целлофане в синем эмалированном ведре — это я их принёс. И перестаньте мне угрыёнзы. Лучше ищите детей! Среди них, между прочим, и мой ребёнок. Да, я ещё раз вам говорю: я пришёл к Виталию Витальевичу Можейко… Нет, времени не помню. Приглашали всех к четырём, но я опоздал. Нет, ещё не стемнело. Да откуда же я знаю, у меня нет и никогда не было часов. При чём тут хвост. Да, это мой хвост. Рудимент. А мы что — в средневековье живём? Да хоть сто священников. Ведите-ведите. Ну и что: вот ты перекрестился и что — я исчез? Потрогай-потрогай, чувствуешь? Ага, на ПВА. Да дёргай — не бойся. То-то же. Да заткните же этой дуре рот — она меня с ума сводит. А это вы ещё докажите. Где? Здесь и прописан. Так что теперь? За книги Левея у нас уже сажают? Мало ли что стоит на полках: вон Ориген, вон Мильтон — к нему претензий нет? — вон Амфитеатров. «Молот ведьм»? А как же. Между пятым и шестым томами Некрасова. А теперь или убирайтесь сами или забирайте меня. Что? Ну ладно, тогда я перехожу к плану Бэ.

V

Я — бог, я всё видел, но вам ничего не скажу, потому что да будет воля моя и всё такое. Стохоранбур!

VI

Собственно, я не находил веской причины его забирать. Хвост — не повод для ареста. Я регулярно посещаю экспозиции музея восковых фигур и видел сиамских близнецов, двуликих Янусов, свинорылых женщин, рогатых детей. Да и двадцать первый век всё же не шестнадцатый. Хотя, честно, если бы в УК внесли статью о ведьмах и чертях, я бы не удивился. Что ему инкриминировать? Пропажу детей — так побегают и сами найдутся. Не в первый раз в нашем районе дети сбегают. Некоторые не возвращаются и годы спустя, а тут несколько часов прошло. Кровь? Взяли на экспертизу. Может, это и не кровь. Когда будет заключение, тогда и посмотрим. Нехорошая квартира? А где у нас хорошие? В каждой или бачок протекает, или черти водятся, или наркоманы соломку варят. Свидетельства Костика? Так он двух слов произнести не в состоянии: его мать ремнём лупцует, он заика. Что ещё?

VII

Я — автор. Я упражняюсь в дискурсионной практике, особенно в тавтологическом письме и психотическом нарративе, и меня совершенно не интересует, будут ли речевые акты моих героев успешными или нет. Стохоранбур!

VIII

Вислоёнца братие! Предпоследние времена настали, последние грядут! Покаяния вам во благости и да определит каждый своё место в бою при Маггедо. Возьми, брат, бесноватого за левую руку, а ты, брат, за правую. Ты, женщина, держи ту ногу, что ближе к тебе, а я, укрепи меня Господь, придержу другую. Крест на глаза, вот так. Сейчас открою Писание, и приступим. Хвост, хвост к кровати привяжите. Крепче. Туп ты, брат, хоть и лейтенант. Кто тебя учил хвосты диаволовы на бантик завязывать? Морским узлом вяжи. Да нет в хвосте хрящей, не переломится, а переломится, так небольшой грех перед Господом. Дай я сам. А ты скотч найди, пасть ему заклей: смердит невыносимо. Разуй-ка его сестрица. Ага, копыта в грязи. Возьми водицы — обмой. Всё ж к Вседержателю душа отправляется: не гоже пред Властителем в таком виде предстать. Пистолет заряжен, брат? Ну и хорошо. Дай-ка его сюда. Ты думай не о том, как за табельное оружие перед начальником будешь отвечать, а как на Страшном Суде пред Богом ответишь. Ладно, сам так сам, хотя моей рукой вернее было б. Как закончу молитву, скажу «аминь!», стреляй вот сюда. Да не промахнись, ещё не хватало бесов добивать. Крепко держите? Приступим!

IX

Я — Костик, ябеда и трус. А ещё я немного того, потому что мама выбила мне ремнём последние мозги. Я, как и Бог, всё видел, но ничего не скажу, просто я ничего не сумею сказать. Но я уже догадался, в чём состоит план Бэ. Стохоранбур!

X

Если вы уберёте пистолет и перестанете трястись, я вам обязательно всё объясню. И вы бы, батюшка, поаккуратнее с кадилом. Этот человек весь вечер провёл у меня, с восьми до двенадцати где-то. И мой сын тоже пропал, но я не выдвигаю нелепых обвинений. У меня был юбилей, собрались люди. Батюшка, опомнитесь, бог с вами, какая чёрная месса. Эти слова вообще не из моего лексикона. Водку пили, песни пели. А хвост у него с самого рождения. Родился он таким, понимаете? Не станете же вы стрелять в людей, у которых шесть пальцев или что-то ещё такое? Сколько его помню — а мы ещё в школе вместе учились, — хвост всегда был при нём. А крестили его, между прочим, ещё в трёхлетнем возрасте. Вот вы когда крестились, батюшка? То-то же. Граждан-милиционеров я и не спрашиваю. Так что давайте перестаньте заниматься экзорцизмом и развязывайте его. Дайте-ка я скотч сниму. И как вам, батюшка, не стыдло, угры ёнзы, понимаешь. Всё, я пошёл.

XI

Меня зовут Стохоранбур. Я смородиновый бес. Весь вечер я провёл в теле Андрейкиного папы и в силу этого, что произошло с детьми, видеть не мог. Но я знаю, в чём состоял план Бэ.

XIII

Я бы вам посоветовал ещё раз всё хорошо обдумать, всё взвесить. А я проконсультируюсь с ветеринаром: всё-таки купирование хвоста не совсем наш профиль. А вы пока пройдите полный медосмотр, обязательно сходите к ортопеду: возможно, хвост участвует в движениях при ходьбе, регулирует равновесие тела, координирует размер шага. Пройдите проктолога, чтобы убедиться, что ампутация хвоста не нанесёт урон его ведомству. Дерматолога обязательно, психиатра.

XIV

Вы простите меня, я сейчас вам сделаю неожиданное предложение. Но сначала, если вас не затруднит, ответьте, пожалуйста, на вопрос, был ли ваш мальчик крещён. Очень хорошо. А те дети, что пропали вместе с ним? Ах, ну да, конечно. Я полагаю, милиция не разрешила вам убирать кровь? Вот и славненько. А теперь, собственно, моё предложение: продайте мне, пожалуйста, немного детской крови, цену назовите сами.

ХV

Слышь, мужик, ты б не ходил здесь. Ещё не все забыли, что ты сделал. Ты знаешь, мне лично по барабану, убивал ты их или нет, но мужики уже скинулись, на той неделе человека наймут тебя пристрелить. Я по-соседски тебе говорю: уехал бы ты куда. Родственники в деревне есть? Вот и поезжай к ним. Телефончик мобильный оставишь: если дети найдутся, я позвоню. Ну и что? Я тоже под подпиской хожу, и езжу, куда захочу. Это ерунда. Они у всех берут подписку, процедура такая.

XVI

Возьмёшь молока литр, трёхидвапроцентного, того, что по гривне пятьдесят, яиц три десятка, не мелких, если бой будет — бери бой, вот пакет, посмотришь, почём огурцы, на обратном пути зайдёшь к тёте Клаве — консьержке из второго подъезда, передашь ей, что я сегодня не смогу, завтра зайду к ней, да смотри не болтайся по второму подъезду, там дядька живёт, что детей ест.

XVII

Нет, нет и ещё раз нет. Копыта вам никто ампутировать не будет. Вы подумали, как будете ходить без них? На чём? На культях? В отношении хвоста мы ещё пошли вам навстречу, но что касается копыт — никто на себя не возьмёт такой ответственности. Сорок лет прожили с копытами и ещё столько же проживёте. И вот: не ходите по знахаркам и экстрасенсам: все деньги у них оставите и без толку.

XVIII

Знаешь, старик, ты только никому об этом не рассказывай. Мне рассказал — и всё. Мне и самому иногда кажется, что это мы их убили. А вообще, в метафизическом, так сказать, смысле, мы не виноваты. Точнее, виноваты, конечно, но в последнюю, что ли, очередь. По нисходящей: сначала виноват, разумеется, бог за то, что сделал тебя таким, потом смородиновый бес, потом все мы — помнишь: «хрумко и хрумко, нея негошум»? А только потом — ты. Тебя же тогда и в квартире не было. Да и кончай, перестань копаться в прошлом: все уже забыли об этом. Живи, как живёшь. Да, жалко детей. И мне жалко. Но что поделаешь. Помнишь, что ты рассказывал о плане Бэ? Ведь всё получилось именно так, правда?