В нью йоркской электричке идущей из Манхеттена в Бронкс было людно и пестро.

Черный как смоль афроамериканец радовал слух пассажиров массивным бумбоксом, играющим гангста рэп 80ых.
Пассажиры возмущались, но про себя, воспоминания о павших в боях между Звпадом и Востоком рэпперам Тупаком и Ноториоусом вызывали страх подойти к здоровой горилле с музыкальной коробкой.

Два хасида, перебивая друг друга, энергично спорили о золоте и недвижимости.
Недвижимая домениканская большая женщина с бензопилой в руках и большим ртом, в звуках непрекращающегося меренге, громко разговаривала по смартфону.

Ох уж этот прогресс!, попердывала недовольная бабка занявшая два места в силу преклонных лет.
Ох уж эти бабки!, зажимая нос, морщился строительный рабочий в каске, после тяжелой смены возвращавшийся домой.
Скажитью, как добратьсью до Бродвью, со страшно непонятным и раздражающим акцентом просили туристы из Франции, судя по их небритым подмышкам, неопределенного пола.
Никто им не не отвечал, только пожилая пара из Японии глупо улыбалась, и, словно ванька встанька кивая головой вверх вниз, водила пальцем по карте, но где то в районе Бронкса.

Вот дебилы!, высокомерно смотря на остальных пассажиров, понимая что их никто не понимает, нарочито громко по русски, кричали два резидента ЮжБруклина.
И тут же, поговорив таки за Одессу и за новый АйФон, сходились в рукопашной по поводу На Украину или В Украину.

Остальные, кто был поумней, молча уткнулись в эраны смартфонов и, пребывая в тоске и отчаянии, ловили покемонов.

Вдруг дверь вагона с Южного направления отворилась, в вагон, пошаркивая порванной Уггой вошел бомж.
Вагон накрыло божественным запахом мочи и дешевого пойла.
- Дададедег! Дададедег!, мычал бомж останавливаясь у каждого человека, выпрашивая у простого смертного на жизнь.

Но жизнь не сахар, а смерть нам не чай, фразой Юлианыча отвечало молчаливое большинство
Лишь одна местная студентка с розовой писькой на голове, во имя бога социализма Берни отсыпала сыну лейтенанта Шмидта горсть самой мелкой мелочи.
Бомж долго и презрительно смотрел ей в глаза и что то мычал, намекая на ее революционную сексуальную ориентацию.
Это и есть благодарность за праведный поступок.
В условиях капитализма всегда виноват не тот, который не дал совсем, а тот, который дал мало.
Капиталисты молча отворачивались от бомжа и давать ему принципиально не хотели, боялись спугнуть карму Адама Смита.

Тут, дверь с Северной стороны отворилась и туда вошел однополчанин Южного бомжа и член Черноморской конвенции, обладатель запаха стойкого перегара и сверхвонючих носков.

- Дададедег! Дададедег!, словно мантру мычал он ту же фразу, с тем же эфектом получая от благодарных пассажиров кукиш в протянутую руку.
Соеденив двух конкурентов в одном вагоне, бомжатский диспетчер оказался плохим логистом, намечался конфликт интересов.
Однако злодейка судьба не позволила приготовившемуся и приготовившему попкорн вагону увидеть бой за звание уличного чемпиона ММА.

Бомжи оказались старинными приятелями.

- Здадого ка ыла?, промычал Южный бомж протягиваю руку.
- Здадого хохохо ыла!, промычал в ответ Северный.
- Е чо ыыть?, поинтересовался Южный.
- Е!, утвердительно мычал Северный.

И они ушли, взявшись за руки, словно два ангела легко пройдя сквозь раздвижные двери вагона, пить водку и цитировать Нитцше.

А весь вагон, включая темнокожего бумбокса, золотоносных хасидов, вонючую бабку, потерянных в переводе бонапартистов французов и японских якодзунов, большую мамаситу и бедолагу монтажника, думали - Почему в этом гребанном мире семь мужиков и одна баба, управляющие планетой, имея все ништяки планеты Земля и отменный сурдоперевод, не могут понять друг друга и ведут мир к ядерной кнопке, в отличие от первобытного языка Южного и Северного созданий человеческих, нашедших общий язык в вагоне нью йоркской электрички?

Миротворец терпеливо выслушивал молчаливые вопросы пассажиров и так же молча отвечал цитатой Нитцше, которого до этого, за мерзавчиком паленки цитировали Южный и Северный синьки:

Как только благоразумие говорит: "Не делай этого, это будет дурно истолковано", я всегда поступаю вопреки ему.