I
ДИАГНОЗ

ПАВЛУ Соснову - 27. Вот уже год, как ему поставили диагноз - шизофрения. Но разве диагноз говорит что-либо в наше неспокойное время? Он лишь ограничивает скольких-то депрессивных молодых людей от самовыражения и дальнейшего развития.

На вид Паулю (имеено так его знают и зовут) можно дать лет сорок, не меньше: глаза как камни, лицо белое, нежилое, околдовано бородой. В жестах, походке, во всей фигуре слоновья нескладность: не человек, а так себе - вещество, студень. Одет Пауль всегда во что-то военное и ветхое; на ногах оранжевые гедеэровские сапоги. Никогда не понять толком, что он говорит; иногда сквозь глухое бормотание слышится нецензурная брань и нелепое сюсюканье. Он часто плюется, вытирая слюну курткой.
Но так было не всегда. Ведь и все мы рождаемся одними, а умираем или проживаем совсем другими людьми. И Пауль был иным.

II
РАБОТА

Биография у Пауля была заурядная, советская. Учился в средней школе, окончил Институт торговли* в Лесном, заработал директором продуктового магазина. Работу свою он делал исправно, хоть и без особого желания. В магазине говорили про него - "смурый", "молчун"; с подчинёнными был в ровных отношениях, порой даже радовал их шутками из журнала "Крокодил"*. В обед слонялся среди ящиков с мороженой рыбой и слушал в плеере какую-то печальную музыку.

Однажды летом, читая книгу о Заполярье, Павел обнаружил, что все его мысли уходят в эту книгу, не оставляя в голове ничего, кроме страха и уныния. С этих пор он стал плохо спать по ночам: его тревожили птицы, тени, шелест автобусов за окном.
- Как бы не случилось чего! - заволновался Павел. Новое чувство, которому он поначалу не удивлялся, все глубже забирало его:
Внутри все как будто омертвело...
Разучился переживать...
Ничего не трогает...
Краски поблекли, звуки притупились...
Сразу весь как-то состарился.

Сумеречные часы шелестели, словно мутные волны: накатят, скроют всего с головой и отойдут потихоньку. Но каждый раз такие грустные ощущения были невыносимыми, и Пауль думал, что они навечны. И, чтобы как-нибудь унять эти страхи, Павлик доставал из шкафа кухонный нож и резал себе руки. Наконец, обесчуствовавшись, он до рассвета просиживал на полу в какой-нибудь причудливой позе или начинал ходить по окружности - от окна до двери и обратно - бездумно, как автомат.
Утром, собираясь в магазин, он надевал свое прежнее лицо, стараясь не выдать ночного испуга, пудрил порезы на ладонях. Но и на работе Павлику уже становилось дурно - люди, товары, выручка - все стало вызывать в нем тошноту и ужас. Как-то раз, проверяя продуктовый договор, он поинтересовался у бухгалтера:
- А где подпись заказчика?
- Да вот она, вы же ее сами ставили Пауль глянул и точно - вот она подпись: темной пиявкой присосалась к листу. И снова стало жутко, захотелось спрятаться, нырнуть куда-нибудь в угол.

III
МАХАОН

Уволился Пауль весной, в марте. И горько запил, до бесчувствия. Неделями он покоился на полу среди винных бутылок, не в силах доползти до кровати. Потом оживал понемногу, глотал алый блевотный морс и шел сдавать посуду.
Изредка Пауль заходил к своей бабушке, которая жила на Оптической улице. Каждый месяц Пауль забирал у нее всю пенсию, и бабушка сидела без хлеба. Но внук ее, Паша, не чувствовал за собой вины. Да и что толку в этих упреках, если пустое сердце ничего не чувствует? Бабка молча уходила на кухню и садилась у плиты, тихонько плакала и качала головой.
- Хлебца бы мне пососать! Корочку! - тупо молила старуха.

В один из таких весенних вечеров Пауль вышел на улицу довольный. Сегодня ему удалось выбить у старухи 30 рублей на бутылку.
Идти тут недалеко. Асфальт был усеян окурками листьев, отротуарен светом электрических одуванчиков. А в воздухе над ларьками уже парил, расправив свои дрожащие крылья, синеватый махаон*.
У входа в "24 часа" Пауля остановил испитой сторож с глубокой вмятиной на голове, отчего та стала похожа на велосипедное седло: окрестные жители так и звали его: "орленок" - по модной когда-то марке велосипеда.
- Закрыто! - хрипнул сторож и схватил за руку Пауля. Тот бездушно ударил его, потом еще и еще. Когда Орленок затих, Пауль. оттащил его к бачкам, а сам спустился по лестнице вниз в отдел алкогольной продукции. В отделе устойчиво пахло подсохшей блевотиной, немытыми ногами, табачищем и перегаром, и ещё почему-то мочой: родной и знакомый всем нам запах. В углу в грязи валялся полуголый мужичок с разбитой жопой. Никто из пьющих в магазинчике не обращал на него внимания - как на битую бутылку.
- У вас кровь на брюках: испачкали! - улыбнулась продавщица и поставила на прилавок бутылку мутного.
- А это я об вашего охранника, ногу поранил - пояснил Пауль.

Он не упомнил, как приехали синие милиционеры. Запомнился сам факт, что приехали. Приехали и обработали Павлика. Отобрали у него деньги, недопитую бутылку и исчезли.
Очнулся он уже поздно утром в своей комнате. На полу рядом с кроватью валялся окровавленный к у б и к р у б и к а.

IV
БОЛЬНИЦА

С утра пахнуло с завода Турбинных лопаток и закутало гарью крошечную Фабричную улицу - в конце её желтело здание неврологической больницы. Стоило передохнуть.
Пауль провел здесь несколько увлекательных месяцев. Впервые за много дней ему жилось легко и уютно. Страхи исчезли - таблетки забрали их с собою. У Пауля появилась мечта. Он думал о Тронгейме, небольшом городке счастья на берегу норвежского моря. Пауль твердо решил уехать туда, как только выйдет из больницы.

Зарывшись в подушку, он видел как
Белая тишина застилает город...

V
МИТРОФАНЬЕВСКОЕ

На 27-м году холода Пауль продал квартиру и поселился на Митрофаньевском шоссе*. Каждый день он пробирался по неприметной дороге, отходящей от Обводного канала вглубь городской нищеты. Из громадного дома на Митрофаньевском давно уж все сбежали. Теперь в нем почти никого. По вечерам Пауль часто ходит по этому расползшемуся от времени зданию, - разглядывает двери, тихо спускается по лестницам, лежит на батареях, глядит в окна, мочится в чужих уборных, и потом уставший, успокоенный, возвращается к себе на этаж.

Изредка и мы посещаем нашего больного товарища. Его жизнь уже сложилась, и не изменить ее. Мы же все еще в пути.

Январь, 1999 Апрель, 2001

КОММЕНТАРИИ

* ИНСТИТУТ ТОРГОВЛИ В ЛЕСНОМ - Ленинградский Институт Советской Торговли (ЛИСТ) находится в Лесном, районе Петербурга.

* ЖУРНАЛ "КРОКОДИЛ" - популярный журнал советского юмора.

* МАХАОН - от глагола "махать", "махануть сотку" - т.е. выпить. 1. Махаон - время после 18.00, когда все хотят "махнуть". 2. Махаон - пьяница, хроник, опустившийся человек.

* МИТРОФАНЬЕВСКОЕ ШОССЕ - одна из магистралей Промпетербурга, бывшее кладбище; здесь располагается штаб-квартира изд-ва "Заячий Ремиз". Описанный дом реально существует; здание (1915 года) граничит с одной стороны заводскими складами, с другой - прудом и кладбищем.

--------------------------------------------------------------------------------

ВОКЗАЛ
[Не включённая глава]

Утром Пауль отправился на Балтийский вокзал. Его тянуло к тепловозной гари и осенним курткам. Поездов ещё не было, - пополудня, - и Пауль бродил по платформам в тоске. У вокзального здания на куче сырого угля лежал человек в шерстяной шапке. Тут же кто-то затянул на аккордеоне жалостную. Рядом шатались испитые до черноты женщины. Пауль разговорился:
Лес без листьев. Безлистный лес. Безлесый лыс, ха!!!
Но никто не отозвался.
Пауль спустился в канаву ж/д. полотна и набрал между рельсами сухих листьев в карманы - на утешение. Потом вдруг вынырнул у самого тупика и схватил за ноги бабку с перрона:
А ну снимай куртку, волосня...
Старуха подсела на асфальт и заплакала.
! хохотал Пауль и исчез.

Через час, когда пошли поезда, Пауль уже был в центре всех пассажиропотоков на вокзале. Уезжающие наводили на него тоску, - казалось, они все что-то увозили и от Павлика. Приезжающие его, напротив, манили. Особенно женщины, - и он их часто встречал, измотанные, бледные. Они пахли чёрной землей и уютным пoтом. Бегая по платформам, Пауль вырывал у них из рук газеты и коляски. Порою и шутил с ними:

Расскажи сказку! просил он.
Какую ещё сказку? нехорошо удивлялись женщины.
Как дед насрал в коляску! ________________________________________________________