– ... ну ты дал! Вот так запросто врезал в глаз Ваське Кабану. – я с уважением смотрю в распухшее лицо друга. – Ну и что, что он тебя почти сразу замесил. Зато ты теперь герой, вся школа только о тебе и говорит.
– А, фигня! – Егорка массирует огромный фиолетовый синяк.
– Ничего себе фигня! ... Ну а в среду-то, в среду! Подошел на перемене к Маринке Шаповаловой и поцеловал прямо в губы. Все так и охренели. Она ж вся такая навороченная, только со старшеклассниками гуляет... Скажи честно, – я перехожу на шепот. – Ты на секретные курсы космонавтов записался?
– Какие нахрен курсы? – Егорка смотрит на меня как на идиота.
– Но что тогда с тобой случилось?!
– Ты все равно не поймешь.
– А ты попробуй, объясни. – мне становится обидно.
– Ну ладно, попробую. – снисходительно говорит Егорка и усаживается поудобнее. – Был у меня на той неделе особенно хреновый день. Кабан все деньги обеденные отобрал, русыня пару поставила, маманя вечером гулять не пустила, заставила картошку чистить...
– Понимаю. – встрял я. – У меня так почти каждый день.
– Ну так вот. Сижу я значит, весь такой несчастный. Жизнь не удалась. И вдруг меня бац, и осенило! «Я» это совсем не я. То есть, сидит какой-то чмошный пацан на стуле, сопли на кулак мотает, сам себя жалеет. А настоящий «я» вроде как на него со стороны смотрит.
– Ээээ. Че-тто не пойму. Если ты – это не ты, то кто тогда ты?
– В этом-то весь и фокус! Помнишь, мы с тобой в игруху на компе твоего брата рубились? Ты там управляешь человечком, он бегает-стреляет и все такое? – Егорка наморщил лоб и, словно читая по бумажке, с чувством продекламировал:
«Жизнь – это ролевая игра с видом от первого лица. Меня, игрока, не существует. Я непознаваем, поскольку я ничто. Доступный мне объект исследований и управления – это лишь мой протеже, протагонист. Мои собственные глобальные цели мне неизвестны. Поэтому я предполагаю, что моя текущая задача – всесторонняя забота о нем. Но я – не есть он. Я лишь наблюдаю со стороны за его жизнью и руковожу его развитием. Мне интересна его судьба. Он симпатичен мне, я заинтересован в успехе его жизненной миссии. Но не более того. Мне незачем решать внутренние субъективные проблемы протагониста, поскольку они не имеют ко мне никакого отношения. Я должен отделять свои желания и эмоции от его желаний и эмоций. Я лишен негатива, я пустота; стрессам и разочарованиям просто неоткуда взяться. Мои единственные эмоции – это любопытство, безмерное удовольствие от красочной и увлекательной игры и интерес к дальнейшему позитивному развитию сюжета.»
– Ты сейчас с кем разговаривал? – осторожно спрашиваю я.
– Да уж точно не с тобой. – Егорка печально и как-то по взрослому улыбается. – Короче, я понял главное. В жизни нет ничего страшного, сложного, неприятного. Боится Кабана, ленится делать уроки, стесняется прыщей и краснеет перед девчонками всего лишь жалкий пацан, которым я управляю. Поэтому я забил на его чувства, взял и заставил его сделать наиболее страшные и неприятные вещи. Просто так, чтобы проверить свою власть.
– Маринку целовать было небось приятно. – я испытываю жгучую зависть и ревность.
– Не знаю. – Егорка равнодушно пожимает плечами. – Как-то не распробовал. Для меня этот акт имел чисто концептуальное значение.
– «акт имел чисто концептуальное значение» ... слушай, по-моему Кабан тебя слишком сильно приложил. – я с беспокойством смотрю на друга. – Но все равно, сила воли у тебя супер!
– Сила воли тут не при чем. Когда ты управляешь протагонистом, фигуркой на экране, ты ведь не напрягаешься, а просто давишь на кнопки, верно?
– То есть, ты уже вообще ничего не боишься? Можешь заставить своего «поганиста», или как его там, сделать все что угодно?
– А чего мне боятся? Я ведь пустота. – Егорка достает из кармана длинный гвоздь и, прежде чем я успею испугаться, спокойно втыкает себя в ладонь. Выдергивает гвоздь и слизывает крупные капли крови.
– Охренел что-ли??? Тебе не больно?!
– Ты что, дурак? Как мне может быть больно, если у меня нет тела? Я чистый разум. А вот протагонисту должно быть очень больно. – довольный произведенным эффектом, Егорка радостно смеется. – Я бы и с крыши мог сигануть, да не хочу торопиться. Игра уж очень интересная, а запасных жизней у меня нет.
* * *
Спустя месяц мы опять сидим на той же лавочке в нашем дворе. Егорка меланхолично наигрывает какую-то заунывную мелодию на губной гармошке.
– Слышь, ты бы хоть здесь не играл. – я решаюсь нарушить затянувшееся молчание. – Девятое мая скоро, а у нас тут ветераны живут.
Егорка обрывает на середине сложный аккорд. Профессионально выбивает о ладонь влагу и послушно прячет гармонику в карман.
– Ты теперь круглый отличник. – продолжаю я. – Зарядку делаешь каждый день, холодной водой обливаешься во дворе. Девчонки за тобой толпой бегают, а Маринка быстрее всех. Чего ж такой кислый?
Егорка долго думает. – Понимаешь, что-то не то. Нет радости в жизни.
– Конечно нет! Ты ж не отдыхаешь нихрена, пашешь как робот целыми днями. Пойдем, в футбол погоняем? Кино поглядим, в игровые автоматы резанемся? Неужели не хочется?
– Протагонисту наверно хотелось бы. Но я наглухо заблокировал его сознание, все его мысли, желания и чувства. Чтобы не пропустить ненароком прорыв его ментального мусора в свой стерильно чистый разум. Не знаю даже, мож он уже сдох давно? .... А собственных желаний у меня по определению нет, поэтому мне скучно. – Егорка умолкает. – Знаешь, первое время действительно было прикольно заставлять его пахать как лошадь. Делать уроки, работать по дому, заниматься спортом и все такое. На губной гармошке даже научил его играть, сам не знаю зачем... Но потом наскучило, слишком уж все просто. Когда не напрягаешься, то и не испытываешь радости от победы. Я ведь блокирую не только негатив, но и позитив.
– Хм ... ну тогда блокируй только плохое! А хорошее не блокируй. Вот и будет тебе радость в жизни. – мне кажется, я начинаю понимать странную логику Егорки.
– Так нельзя. Или блокируется все, или ничего. Это все равно как запереть чмошного первоклашку в бабском туалете. Запереть «наполовину» не получится. Запихиваешь его в вонючую каморку, закрываешь дверь на швабру и уходишь. И плевать, что он там колотится и плачет.
– Давай сходим в больницу. – тихо предлагаю я.
– Больница тут не поможет, – вздыхает Егорка. – Нужно идти в этот ... как его ... институт философии. Чувствую, что я столкнулся с серьезным экзистенциальным парадоксом. Н-да, брат ... дихотомия сознания, это тебе не в носу поковыряться.
* * *
– Егорка, выходи. – я стучу условным стуком по ржавой крышке. – Кабан уже ушел.
Егорка осторожно вылезает из мусорного бака. Молча отряхивается от строительного мусора, и мы идем домой самое дальней окружной дорогой, чтобы не нарваться на врагов.
– Боюсь домой идти. Русыня опять тройку поставила. Батя точно ремня всыпет. Гулять не пустит, заставит уроки делать. – лицо Егорки сияет изнутри тихой умиротворенной радостью.
– Отпустило? – осторожно спрашиваю я.
– Отпустило. – соглашается Егорка.
– А как же пустота, чистый разум, дихотомия сознания?
– Да ну его в баню. Быть чистым разумом скучно. Когда становишься в силах покорить мир, теряешь к нему интерес ... опять же, я тут в книжке про шизофрению прочитал, есть такая болезнь. И что-то застремался.
– Ну и слава богу! – я с облегчением вздыхаю.
– Дихотомия сознания это фигня, то ли дело солипсизм! – в глазах Егорки вспыхивает знакомый безумный огонек. – Солипсизм это такой прикол, типа все в мире не на самом деле, а есть только ты. Ну вот я и подумал ...
Я молча достаю из сумки плейер. Втыкаю наушники и включаю музыку. Егорка обиженно замолкает. Остаток пути до дома мы проходим молча.