Впереди пропасть. Пространство внизу манило и пугало одновременно. Надо только сильнее наклониться вперёд над этим пространством, слегка оттолкнуться от оконной рамы и… Что будет после нескольких секунд полёта, неизвестно…  Смертельная боль… Рай и вечное блаженство? Чёрная пустота?  Ничто? Страшно…

Можно закрыть окно и шагнуть назад в опостылевшую жизнь. А что впереди? Наполненные безысходностью тоскливые дни. Такие же, как этот ужасный день…Зачем нужна такая жизнь…
Мысли вернулись к сегодняшнему  утру…

*  *  *

« И кто только выдумал эти дни рождения…» - с тоской думал Витек,  сидя ранним утром на кухне обшарпанной и донельзя грязной двухкомнатной квартиры. Спать не хотелось. А  задуматься было о чём. Сегодня ему исполняется девятнадцать лет. Днюха, день рождения… Только кому он нужен, этот день рождения …

Вчера Колька Бондин, по кличке Бонд, презрительно кривя губы и манерно растягивая слова, сказал:
- Слыышь, ты, Гольян!  Ты это, смотри, днюху свою не замыль, как в прошлом году. Проставиться надо бы, пацанам… А без проставки, нефиг тебе больше тусоваться с нами!... Понял?

Гольяном  звали Витьку. Понять то понял, только где деньги взять? На что проставляться? На какие шиши? Будь она проклята эта днюха! От жалости к самому себе на глазах навернулись слёзы и он с бессильной злобой стукнул кулаком по столу. Грёбаная, скотская жизнь!

Как хотелось быть Витьку высоким, белокурым красавцем в фирменном прикиде или уж хотя  бы таким, как  Бонд. Природа обделила его всем. Был Витёк худющий, малого роста, сильно сутулый. Жёсткие, давно не стриженные чёрные волосы никак не хотели ложиться в причёску и упрямо свисали на  узкий скошенный назад лоб. Маленькие, глубоко посаженные подслеповатые глазки  насторожённо  выглядывали    из-под непомерно развитых  надбровных дуг. Нижняя губа была непомерно большой и безвольно свисала над остреньким подбородком. Одно слово - Гольян.

В школе он учился на одни трояки – не потому что не мог, а просто не хотелось. Нудными и скучными  были  школьные уроки. С трудом заставлял себя ходить на них и при каждом удобном случае прогуливал.  Единственным любимым предметом была литература. С огромным удовольствием погружался Витёк в этот вымышленный мир, где вместе с Раскольниковым мочил старушку, по-есенински хулиганил и безнадёжно, по-пушкински, влюблялся в прекрасных дам. Впрочем, всё это осталось в прошлом. Тяга к печатному слову угасла по той простой причине, что в доме у них книг сроду не было, в магазине купить было невозможно из-за бешеных цен, а в библиотеках просили денежный залог, весьма внушительный для Витькиного бюджета. Впрочем  и бюджета-то у Витька никакого никогда не было. После окончания «ремуги» (так они называли ПТУ) в его услугах слесаря никто не нуждался. Несколько раз он устраивался в различные автосервисы, где мыл машины, шлифовал наждачкой битые кузова, но когда  за каторжный двенадцатичасовой труд получал жалкие копейки, то плевался и уходил с такой работы. На бирже труда, где он  числился полгода, ничего лучшего предложить не могли. Через шесть месяцев,  по каким-то странным российским законам, его сняли с учёта в центре занятости, заявив при этом, что он больше не является  безработным.

В армию Витька не брали по причине малого веса. Шести килограммов не хватило ему для того, чтобы пойти служить.
- Подхарчиться надо тебе чуть-чуть, сынок, тогда и возьмём Родину  защищать – сказал ему военком -  сытый, с тройным подбородком, лежащим на вороте форменной рубашки.
« Ага. Подхарчишься тут…» - думал тогда Витёк, с ненавистью глядя в заплывшие свинячьи глазки полковника: –  «Нашёл себе сынка…, твой сынок, наверное, колбасу копчёную с маслом, каждый день жрет…»

Последние несколько лет, частенько случалось голодать по настоящему. Питался Витёк чем придётся… Иногда, до болезненных спазм в желудке хотелось откусить большой кусок колбасы или мяса, но приходилось довольствоваться мерзким варевом, которое варила мать Витька из гнилых овощей, выпрошенных в соседнем магазине. Раньше  она работала на приличной должности в универсаме, потом, после того как отменили всю госторговлю,  потеряла работу и опустилось. Отца никогда не было. Нищенская зарплата, которую она получала за труд поломойки, тут же пропивалась. В доме часто появлялись подозрительные бомжеватые личности, устраивающие омерзительные попойки, после которых у матери частенько появлялись сине-фиолетовые разводы под глазами…

Одевались они в обноски, которые бесплатно давали в каком-то благотворительном обществе. Больше всего  Витёк боялся, что его друзья вдруг опознают на нём свои бывшие вещи и тогда он сгорит от стыда.
А сверстники были, и отдушиной в его безрадостной жизни, и болью.
Каждый вечер, Витёк, как на работу, ходил « тусоваться». Обычно тусовки проходили в каком-нибудь  подъезде, встреча в котором  обговаривалась заранее. Когда прогоняли из одного, то они шли всей компанией в другой. Другого времяпровождения они себе не представляли. Зимой много по улице не нагуляешься, а общаться хотелось, хотя общением, беспредметные разговоры, травлю анекдотов и дикий гогот  назвать было трудно. Обьединяла их, им самим непонятная и  болезненно-странная тяга к сверстникам.  Впрочем, над этим они не задумывались – просто тусовались и всё.

Состав «тусняка», был более или менее постоянным: Колька Бонд, который верховодил всеми; две крашенные блондинки с одинаковыми размалёванными обезьяньими личиками - Настя и Вика;  Славка и два Санька. Часто, время от времени, к ним присоединялись другие ребята,  но своими они не считались и были, как бы, людьми второго сорта. Витёк подозревал, что к нему такое же отношение,  но ничего поделать с собой не мог.  С непреодолимой силой, которую можно было сравнить с наркотической зависимостью, его тянуло в эту компанию. Часами он простаивал вместе с ними в подъезде, смеялся сальным анекдотам  и  тянул из горла тепловатое пиво, если угощали. Исподтишка он любовался  Настькой и Викой, жадно разглядывая их тугие  выпирающие груди и  обнажённые полоски животов, нагло выставленные из-под коротеньких топиков. Блондинки постоянно ржали,  не выпускали из рук сотовых телефонов и с обожанием смотрели на Бонда. « Наверняка Колька трахает их обеих…» - думалось Витьку, когда ловил эти взгляды.  На него две стервочки  никогда не обращали никакого внимания.

Еще ему до слёз хотелось иметь  свой собственный сотик, чтобы так же обмениваться мелодиями, картинками и эсэмэсками. Мечта это была абсолютно не реальная, поэтому когда его спрашивали про сотовый телефон, он старался как можно презрительней говорить что он не хочет , чтобы его постоянно беспокоили звонками и поэтому эта безделушка  ему и нафиг не нужна…

От своих горьких дум вернулся Витька-Гольян  в реальную действительность.
«Пойти, что ли по улице прошвырнуться?  А вдруг повезёт, может кошелёк с деньгами найду?» - подумалось ему  и губы скривились в горькой усмешке… Нет, чудес не бывает! Накинув  куртку, Витёк, без всякой цели, вышел из квартиры.

Возле лифта на лестничной клетке лежал человек. По, вольготно раскинутым рукам, тяжёлому дыханию и густому запаху перегара он сразу понял, что мужик смертельно пьян.    «А что если обшмонать его? Вдруг деньги в карманах есть?» - от этой мысли предательски затряслись колени и обмерло сердце. Витек затравлено огляделся. Час ранний, никто не увидит. Рискнуть? Страшно и стыдно… А, была не была! 

Осторожно наклонился над пьяным и заглянул ему в лицо. Вроде крепко спит. Рука, будто чужая, полезла в карман. Пусто… Сердце билось, как сумасшедшее… Холодный пот выступил на всём теле и заставил содрогнуться.  Другой карман. Что-то есть!
Смятые сотенные бумажки, десятки… Ого! Две пятисотки!  А это что? Сотовый телефон!!! Быстрей в карман. Всё… Бежать! Бежать!!!

В себя Витёк пришел уже на улице. На душе было и гадко и радостно. Все проблемы решены.  У него целое состояние. Никто ничего не узнает… Всё будет тип-топ!
А сейчас в магазин, в первую очередь надо купить себе кусок колбасы, хлеба и хорошенько подзаправиться. Ещё пакет молока купить, вкус которого он уже забыл. А вечером на тусовку -  проставляться…

*  *  *
Витька Гольян,  не торопясь с достоинством шёл в подъезд соседнего дома. В пакете у него была пара полторашек «Балтики»-девятки, джин-тоник и две бутылки водки. Предусмотрительно он запасся одноразовыми стаканчиками, а на закуску взял банку маринованных огурцов.

Почти все уже были в сборе.
- Здорово, Гольян! Ого! Молотооок… - протянул Колька Бонд, заглянув в пластиковую сумку.
- Ну, давай, банкуй! С днюхой тебя, что  ли!
Счастливый Витёк  на грязных ступеньках расстелил газету, разлил водку. Выпили, запили пивом из горлышка, закурили…

- Между первой и второй перерывчик небольшой!

- Молоток, молоток, Гольянка.. – повторял захмелевший Бонд:
- Днюху, как мужик отмечаешь… Нормально раскрутился, братан!

Блондинки с интересом и, как казалось пьяненькому Витьку, многообещающе косились на него.  Как классно, всё таки, днюхи праздновать…

- Пацаны! Хотите прикол расскажу – неожиданно заговорила Настька: -  Батя мой, всю ночь бухал где-то, а наутро дома перепутал  -  в чужом подъезде спал. Квартиры своей, по  пьяне, найти никак не мог. Деньги потерял и сотик просрал где-то… Сам почти ничего не помнит! Утром, когда домой пришёл, мать об него швабру сломала. Телефон у него клёвый был, навороченный…

- Да не потерял он,  это  крысы какие-то  шмонали… задумчиво сказал Бонд, почему-то глядя на Витьку:
-Слышь, а ты попробуй, позвони на этот телефон! Вдруг с крысой побазарить получится…

Витька побледнел…

*  *  *

Били его долго, с перерывами. Пили водку с пивом и снова лениво пинали. Настька с Викой старательно пытались попасть шпильками сапог в пах… Неизвестно, чем  бы это кончилось, если бы в коридор не выглянула какая-то тётка и не заголосила на них.
Плюнув на неподвижное тело, разбежались…

. Смутно помнил Витёк, как рыдая и размазывая пьяные слёзы, пополам с кровью, падая и поднимаясь, брёл по улице… С кем-то ругался и кого-то материл… Сломанная рука  онемела и ничего не чувствовала. Низ живота жгло  огнём. Один глаз ничего не видел, ноги плохо слушались и почти не гнулись в коленях….

В себя пришел дома. Будто заново увидел годами не мытый, заплёванный пол… Пьяную, храпящую мать,  валяющуюся в неснятых валенках на вонючей кровати. Простыни, давно потерявшие первоначальный цвет. Пустые бутылки по углам…

*  *  *

«Зачем нужна такая жизнь!...  » - подумал Витёк и рывком распахнул окно…