Ты помнишь, девочка моя, с чего началось наше знакомство? Не помнишь. Да и что ты могла помнить, находясь в ту пору, когда я еще мучился выбором, в неведомом мне Магдебурге, в руках брюхатого немца с явно плохой наследственностью?
Не злись, девочка моя. Мужики они все такие - не переносят соперников, отстаивая свое право первой ночи. У нас с тобой все было иначе. Но сначала – небольшой экскурс в прошлое.


***

А до тебя у меня был «Жигуль».
Не стану его ни хвалить, ни ругать. Скажу только, что если б ездил на нем до сих пор, то вряд ли остался в живых. В последние годы, перед тем как уйти в правительство, главный производитель отечественных «подруг» Каданников почему-то делал их сплошь кривоногими, убогими и мятыми, будто перед тем как отправить в магазин, механики упорно спаивали их в привокзальном баре, а потом сажали фингалы за отказ любить в извращенной форме.

В одной такой чахлой подруге с фигурой-кузовом универсал, проданной мне плутоватым сутенером из обшарпанного автомагазина, я вскоре обнаружил щели, в которые, видимо, просовывали... доски. При езде она сопела и утробно по-старушечьи кашляла, перебирая конечностями не быстрее изможденной клячи по дороге на мясокомбинат. Среди мужчин я был, наверное, единственным, кто с интересом отслеживал рекламу женских гигиенических прокладок, прикидывая, как этими предметами затыкать все ее простудные течи. Да и в остальном, прости Господи, она вызывала лишь вселенскую печаль, плач Ярославны и крик души. На десятой тысяче, когда «вылетела» коробка передач, я решил, что с меня хватит. Поэтому сопровождая взглядом удаляющийся топорный зад проданных мною за бесценок «Жигулей», я чувствовал облегчение, какое бывает в стоматологическом кресле, после того, как дантист покажет на пинцетике благополучно выдранный зуб.

А потом долгими осенними вечерами, думая как мне больше не наколоться, я стал составлять «Манифест необходимых требований».

Я, например, потребовал от неведомого мне еще продавца, чтоб будущая моя подруга имела три-четыре года от роду, что в человеческом измерении составляло тождественный мне возраст. Я не желал, чтобы она имела до меня нескольких ухажеров. Максимум - одного.

Еще я настаивал на том, чтобы к ее документам были приложены все «медицинские» карты с указанием работ, которые на ней производились, и всех текущих техосмотров с указанием марок залитого масла, антифриза, тормозной жидкости и т.д.

Мне хотелось управлять моей подругой играючи, не причиняя ей боли. Поэтому я настаивал на гидроусилителе руля, на дисковых тормозах спереди и сзади, причем с антиблокировочной системой.

Я мечал о ее свободно вздымающейся груди, в которой должно быть сердце, питающееся исключительно системой впрыска, ибо карбюраторы так же затейливы и замысловаты, как искусственная почка.

Наконец, я хотел роденовских габаритов - огромного холеного тела, внутри которого, не в пример человеческой утробе, было бы столько жизненного пространства, столько отвоеванной у улицы площади и воздуха, чтоб не капризничала душа, переболевшая клаустрофобией в «Жигулях».
Словом, много чего я хотел за не слишком большие деньги. Так появилась ты - подруга с галактическим именем «Опель Омега».

***

Твой одометр к моменту нашего знакомства отсчитал без малого сто тысяч километров - тебе требовалась «диспансеризация» и от этого становилось страшно.

Правда, в сердце твое, ровно стучащее даже после марафонских дистанций, я лезть не стал, поменял лишь ремни и масло. А вот ножки пришлось потрогать основательно.

Каблучки твоих колодок давным-давно черной пылью осели на дорогах «фатерляндии», равно как и металл тормозных дисков. Явно люфтила совсем игрушечная поворотная тяга, а также одна из шаровых опор. В поисках махонькой резиновой прокладочки, при выговаривании названия которой («втулка кронштейна натяжителя компрессора кондиционера») я трижды ломал язык, пришлось исколесить всю первопрестольную.

На этом притирка наших характеров закончилась.

Вспомни, как я дурел поначалу от тишины в салоне, улавливая шелест мотора по каким-то вторичным признакам, скажем, по стрелке тахометра.
Как обалдевал от простора и основательности внутри, умножая свои восторги при разгоне, когда неведомая сила вдавливала тело в ковшеобразное сиденье.

Как замирал на крутых поворотах, выкручивая двигатель и не трогая тормозов, и резал эти повороты легким кивком руля в сладостном ожидании, что ты вот-вот перевернешься.

Как млел от сознания того, что за те же самые деньги, что когда-то отдал за колченогие «Жигули», я получил вдвое больший объем кузова и вдвое мощный двигатель.

А помнишь, весной, когда мы в дождь неслись по узенькому подмосковному шоссе и я стал обгонять «Волгу», устав смывать со стекла грязную кашицу? Как слева с какой-то лесной жижи вылетел нам навстречу мордатый такой агрегат с прицепом, а мне просто деваться было некуда, кроме того, как давить на тормоза. Как ты защелкала «абээской», удерживаясь между «Волгой» и раскисшей обочиной, срывающейся в жуткий кювет. Как нырнула-таки в последнюю секунду от этой пьяной колхозной рожи - на тормозах! - в мизерное пространство, оставленное взятой вправо «Волгой». Поэтому, когда «бывалые» трепятся о том, что АБС – «это все равно что прерывисто тормозить», я слушаю их с большущей долей скепсиса. В отпущенные на все про все три секунды, теория, как правило, доводит лишь до гробовой доски.


***

Всякий раз, когда я тебя вспоминаю, мне почему-то видится черный твой силуэт на фоне смазанной зелени, словно кто-то другой несется по шоссе, а я из-за кустов щелкаю затвором фотоаппарата, останавливаю твой стремительный бег, делая своеобразные стоп-кадры. И мысленно потом вглядываюсь в них, пытаясь понять, что же в тебе было первичным - оболочка, заботливо начиненная немцами из Рюссельхайма аккуратными железками, или душа, позже вселившаяся в эту оболочку. Насчет души можно было бы долго спорить, но символы твои - молния в кружочке и имя твоего прародителя Адама Опеля лично мне не казались простыми совпадениями.

Безусловно, все сущее на земле - дело рук человеческих, не считая того, что создал Бог за три дня сотворения мира. Но ни тебе, ни мне не понять, почему одними руками движет добродетель, а другими - зло. Как не понять зигзагов закономерностей, по которым одним выпадает первое, а второе - другим. Люди говорят об этом - судьба. Что ж, с этим и согласимся.

В пятницу, летним вечером на Волоколамском шоссе встречный «Ленд Круизер», неудачно обгонявший фуру с прицепом, вдруг с какой-то неестественной яростью, чертя колесами дугу на полурасплавленном асфальте, сбросил на обочину «сорок первый» «Москвич» и вылетел прямо в лоб моей «Омеге». Я помню только, как рванул вправо руль, как вдребезги перед лобовиком разлетелся придорожный столб, сажая кусками звездочки на стекло, как грохнуло что-то под днищем перед коротким полетом в лесок, как легли срубленные бампером чахлые березки и за долю секунды перед последним, самым страшным ударом в могучую вековую сосну, в лицо выстрелила обсыпанная тальком подушка...

Еще помню, что потерянно ходил вокруг тебя, смертельно изуродованной - со снесенным напрочь передком, с ушедшим в землю, как неразорвавшаяся авиабомба, двигателем, с отлетевшими в сторону колесами и прочими кусками твоей плоти. И чуть ли не плакал, разглядывая, пожалуй, самое трогательное - твои отвалившиеся педальки.
Потом были гаишники, отказывавшиеся верить, что из тебя я вышел на собственных ногах, примчавшиеся из ближайшего райцентра эскулапы в фургончике с надписью «ветпомощь», какие-то разборки и прочий бред обыденности, что тебя уже не касалась. Собственно, и меня тоже, потому что я вдруг понял, что с твоей смертью завершилась какая-то очень важная часть моей жизни.