Хотите верьте, хотите нет… Очень давно, я стоял на балконе нашей  квартиры на пятом этаже пятиэтажки и стрелял из рогатки по воробьям на березе под окнами. Истошно громыхая, во двор въехал бортовой грузовик «ГАЗ 52». После непродолжительных эволюции на парковке, он задом, задом, вплотную подъехал к соседнему с нашим подъезду. Ясно, – кто-то из соседей  переезжал. Обычное дело.
  Хотя, судя по ассортименту загружаемого скарба – переезжали на свалку. Трое мужиков сносили в кузов отборную рухлядь и дрянь. Чего там только не было. Ржавые тазы, кипы пожелтевших газет, вороха ветхого платья, продавленные стулья, битая посуда, десятки живописных пальто и кацавеек для беспризорников гражданской войны и разрухи, остовы новогодних ёлок, остов мопеда и так далее, и тому подобное, и…  две гробовые крышки!
Позже я узнаю, что в квартире померла старушка с синдромом Плюшкина.
А сейчас, этот ритуальный атрибут всколыхнул во мне сонм воспоминаний из прошлого июня…
Давным-давно уже не встретить крышку гроба в подъезде дома. Не увидеть траурную процессию, торжественно двигающуюся под окнами и заунывными звуками, заставляющую задуматься о «Нельзя без музыки?!». А тогда обычное дело.
  В начале лета мне купили велосипед «Кама». Складной и нежно-зеленый. Ручной тормоз, катафоты по кругу, насос, сумочка с инструментами, багажник с фиксатором, подножка и седло с пружинками. Полный фарш – пятнадцать полновесных  кг.,  мальчишеского  счастья на толстеньких пружинистых шинах.
  Спустя месяц, терпеливый па сказал мне задушевно: – Аллё, Алёша! Любишь в саночках кататься… Короче, еще раз услышу под окнами вопли «Па, помоги поднять велик», больше велика не увидишь. Люби «Каму» носить…
  А ты целый день взад-вперед с пацанами, намотал десятки трудных километров. К вечеру  сил – умыться, поесть и завалиться на диван. Подъем велосипеда в жилище, превращался в пытку, тем паче, что ты всего-то  на десять кг., его и тяжелее.
  Поэтому берешься пошире за раму «Ыы!», семеня, преодолеваешь лестничный пролет, на площадке полминуты отдыхаешь, и опять. На третьем этаже уже отваливается поясница,  на четвертом руки, на пятом  еще и хочется  по-большому.
  Как щас помню. В три приема добрался до второго этажа. Опустив «Каму», я поднял глаза – на салатовом фоне стен кровавела гробовая крышка, украшенная (верней устрашенная) черной  бахромой. Чего такого, казалось бы…
  Но тебе одиннадцать, это восьмидесятые. Самая большая жестокость, что видел по ТВ  – передача «Сельский час» и дневной перерыв, а СССР самая читающая страна. Мистик Гоголь будоражит меня и сегодня, а тогда я только что прочел «Вий» и взялся за «Страшную месть». «Пошатнулся третий крест, поднялся третий мертвец... Казалось, одни только кости поднялись высоко над землею… Пальцы с длинными когтями вонзились в землю. Страшно протянул он руки вверх… и закричал так, как будто кто-нибудь стал пилить его желтые кости» (Гоголь Н.В. Избранное в двух томах. Изд. «Художественная литература» 1984 г.).
  Схватив «Каму», обмирая, я устремился  наверх. Сердце малодушно пыталось укутаться в лёгкие, за спиной  разверзалась преисподняя. Достигнув вершины лестницы, я вспомнил, что впереди три этажа и одна лампочка. Нервы сдали.
  Разворачиваюсь и, зажмурившись и придерживая «Каму» за руль и седло, я поспешил вниз. Велик запрыгал по ступеням, всей массой предательски увлекая и меня. Не совладав  с управлением, я привел нас точно в крышку (она стояла возле двери, что против лестничного марша).
  Трах! «Кама» завалилась, я не неё, а сверху пиздануло  крышкой. «Так меня и найдут обхезанного...» – подумал я, и с тех пор ничего уже не боюсь.  Кроме зеленых складных велосипедов и смерти.
  Вскочил, схватил ёбаную «прялку» и воздел над собой пятнадцать кило железа и резины. Аффект (потом пробовал повторить – хуй! Да я и сейчас обосрусь). Не помня себя от ужаса, побежал вниз. Попадись тогда кто на пути  – пиздец! Был бы еще покойник, – так я спешил.
  Немыслимый ужас сделал мои тщедушные мышцы сталью. Не меняя скорости, перед выходом я развернулся боком (иначе в дверь было не пройти) и вылетел из подъезда, легко и размашисто, как солист Большого вылетает на сцену. Ебаться Цискаридзе не отягощенному  Волочковой.  Я  бы тогда потянул  и её, хули там «Кама».
  Не видел советский  балет для детей «Петя и Волк», но, уверен, «Алёша и Велосипед»  не хуже. 
  На улице я нос к носу столкнулся с отцом. Вот говорят,  челюсть упала. А у него при моём появлении, еще и аккумулятор. Он волок батарею из гаража, чтобы основательно подзарядить её дома. Тридцать кг.  Ногти  с правой ноги,  вернулись к папе лишь спустя год болезненной разлуки. Его можно понять – маленький подлец  месяц  дурачил, заставляя  таскать велосипед, а тут бегает, радостно им потрясая,  блядь!
  После, папа с обидой утверждал, что я ликовал, но это была  гримаса ужаса, конечно же.
  Очутившись вне опасности, недюжинные атлетические способности, открывшиеся во мне, резко закрылись. Мы с «Камой» рухнули, инерция ещё несколько метров тащила нас по асфальту. Я стер первую фалангу среднего пальца, у велосипеда отломилась  педаль, а веселый звонок  на руле,  навсегда обезголосел.
  Так к чему я это. А! Это старушка, ну, что пораженная  Плюшкиным-то, попросту спиздила две крышки. Поднимается такая в свой гадюшник, глядь – стоит. А и чего не взять-то? В хозяйстве, оно знаешь…  Представляете недоумение и вытянувшиеся лица родственников и друзей усопшего? Не дай боже подцепить такое…