Он ждал ее у пригородных касс. На улице было очень холодно, и ледяной февральский ветер забирался под воротник его куртки, пробегал по всему телу несдерживаемой дрожью, словно много коротких электрических разрядов пропуская через него. Чтобы согреться, он курил очередную сигарету, зажимая ее посиневшими губами, не стряхивая пепла рукой, а сильно сдувая его, при этом он начинал сильно кашлять.
Наконец, к нему подошла девушка в короткой белой меховой шубке. Он не сразу ее узнал, потому что видел только на фотографии.
- Привет. Замерз?- тихо произнесла она и поцеловала его в щеку.
- Нормально, – улыбаясь, произнес он, - пойдем, на два пятнадцать успеем.
Она взяла его под руку, и они быстро пошли вниз по ступенькам грязного подземного перехода, ведущего на платформу пригородных электропоездов. Хвост ее черных волос подпрыгивал в такт ее шагам. Щечки, подрумянились от мороза, а ее покрывшиеся инеем длинные ресницы весело порхали вокруг черных глаз. Поднявшись на платформу, он поддался очарованию ее смиренного вида, приблизился и обнял ее, а затем решился и на поцелуй в губы.
- Ты почему так легко одеваешься? На улице минус двадцать. – Спросила она.
- Так я ж спортсмен, – пытался отшучиваться он - ты ж меня согреешь?
Они зашли в открывшиеся двери подъехавшей электрички и сели у окна друг напротив друга. Ехать надо было около часа, и всю дорогу до его станции они сидели, почти молча, лишь изредка перекидываясь простыми фразами. Она все время смотрела не него и каждый раз не могла скрыть улыбку от его смущения, в тот миг, когда он переводил взгляд от нее на окно. За ним проносились белоснежные холмы, голые деревья, какие-то покосившиеся домишки и много того, от чего его клонило в сон. Всю последнюю ночь он бурно провел с другой своей знакомой и теперь безумно хотел спать. Встретиться же с ней он захотел спонтанно, возможно, ему не хотелось возвращаться в одинокую холостяцкую квартиру. Он позвонил ей, и после короткого телефонного разговора она предложила поехать к нему домой.
Когда они познакомились в интернете более месяца назад, это была ни к чему не обязывающая переписка, рядовая, чтобы развеять повседневность рабочего дня. Он никогда не настаивал на их встрече, женского внимания было ему достаточно. Жизнь была легкой, веселой и беззаботной.
-У тебя есть презервативы? – спросила она уже у него в небольшой квартире, снимая через голову черную вязаную кофту.
-Да я как-то не люблю…. – замявшись, произнес он.
-Да, но ты точно ничем…там…не болен, понимаешь, я не хочу неприятностей.
- Не беспокойся. Можешь мне поверить, я совершенно здоров, справки, правда, нет, хотя…
Не успел он договорить, как она быстро стянула с себя джинсы и бросила на пол. Он стоял рядом и, не двигаясь, смотрел на нее. Она была обворожительная! Прекрасно сложенное, хотя уже и не совсем юное, тело притягивало своей белизной на фоне распущенных черных вьющихся волос. Немного широкие бедра покачивались из стороны в сторону, будто маятник, гипнотизируя его и заманивая туда, где еще было скрыто красными полупрозрачными трусиками. Он подошел и чувственно поцеловал ее. Тяжело задышав, она начала резкими движениями расстегивать его джинсы. Спустив их до колен, она рванула одним махом с него футболку и бросила ее в угол комнаты. Он освободил ноги от спустившихся на пол джинс и принялся расстегивать ее лифчик. Из слегка приоткрытого ротика вырвался тихий стон, все ее тело затрясло, и она, одернув его руки, сама сорвала свой лифчик. Не дав ему возможности прикоснуться к своей груди, она притянула его тело к себе и рухнула вместе с ним на постель. Затем, дрожа, подняла свои ноги вверх и освободилась от ажурных трусиков. Он попытался прикоснуться губами к темному лепестку ее груди, но она порывисто перекинувшись через него, повалила его на спину и, чуть приспустив его трусы, взяла в руку его член, направила себе между ног и стремительно села на него сверху. Тут же она начала извиваться на нем с такой неудержимой силой, как будто сам демон только что вселился в нее. Задыхавшаяся от собственных криков, оглушавших тишину комнаты, она в исступлении закатывала глаза, одновременно пугая и все больше возбуждая его. От такого напора он быстро кончил, едва успев выйти из нее, и она с последним безумным не женским ревом бездыханная упала к нему на грудь. В ту секунду им показалось, что ничего подобного они не испытали за всю жизнь.
Как ни уговаривал он ее остаться с ним на ночь, она настойчиво решила ехать домой, говоря при этом, что так будет лучше для них обоих. Они шли на вокзал по вечернему городку, прижавшись друг другу и рассматривая звезды на небе. Разговор их был легкий и непринужденный. По дороге они придумывали созвездиям веселые прозвища, громко смеялись и чувствовали себя абсолютно счастливыми.
- Может останешься? – на прощание спросил он. Она медленно покачала головой.
- Пока, малыш, береги себя.- Сказала она с умиленьем и зашла в подъехавшую электричку.
«Смешно – малыш» - подумал он, провожая взглядом поезд и, несмотря на жгучий ночной мороз, сердце его сжалось такой теплотой то ли от еще неостывшего наслаждения, то ли от этого - «малыш», что он повернулся и быстро пошел домой.
Войдя в квартиру, он оглядел комнату. Она показалась ему совсем другой, чем была раньше. Она как-будто была ещё полна ею. Еще пахло ее духами, даже ее телом, словно она еще здесь в квартире, и сейчас выйдет из ванной комнаты и ляжет с ним в постель. Но это было только воображение. Он начал ослабевать и чувствуя тяжесть в голове, лег в постель, укутался в холодное одеяло и сразу уснул.
На следующее утро он проснулся в поту, его знобило. Он с трудом померил температуру. Тридцать девять и восемь. Вставать ему не хотелось, никого видеть и не с кем говорить тоже. Отпросившись с работы по телефону, он лежал в постели, уткнувшись в телевизор, вставая лишь в туалет и заходя на минуту в кухню, чтобы выпить горячего чая и чего-нибудь перекусить. Курить тоже не хотелось. Так он провел в одиночестве три дня. Она не звонила, он тоже, да они и недоговаривались. Однако воспоминания о том вечере сладострастно будили в нем тайные странные переживания, в которых он раньше и не мог себя заподозрить, и даже рисовали, иногда неприличные, но от этого еще более приятные фантазии об их предстоящих встречах. «Может это любовь, – думал он - хотя какая разница, поживем- увидим».
Утром четвертого дня, когда он, наконец, оправился после болезни, и ехал в переполненной душной электричке на работу, ему очень захотелось услышать ее голос, он набрал номер и игриво громко произнес:
- Привет! Как дела, малыш? Что делаешь?
- Ой, привет. У меня все хорошо. Знаешь, я сейчас в Австрии, ты как сам? – все тем же тихим и ласковым голосом ответила она.
- Нормально,- растерялся он, - еду в электричке. Так, а ты когда приедешь-то?
- Приеду. Не знаю. Может быть, никогда. У тебя все хорошо? Да?
Через час он вышел из электрички, достал из пачки сигарету и закурил. Мимо проносились спешившие на работу люди, натыкаясь на него и ругаясь. Он вспомнил, как она писала ему про свои поездки в Австрию, где она каталась на горных лыжах, про своих австрийских друзей, про то, как тяжело здесь, в России сталкиваться с постоянной грубостью и хамством. Мысли в голове растерянно мешались, пытаясь зацепиться за хоть какое-нибудь объяснение. Он стоял на платформе, смотрел на тлевшую сигарету и думал: «Уехала — и далеко уехала, сидит сейчас, наверное, в каком-нибудь кафе с каким-нибудь Ульрихом, пьет кофе и, хлопая своими длинными ресницами, живо обсуждает с ним последние новости».
И тут он почувствовал такую боль и такую ненужность всей своей дальнейшей жизни без неё, что его охватил ужас, отчаяние. Тот огонь, которая она случайно зажгла в его сердце, нельзя было просто потушить как сигарету, выкинуть и забыть. Он вспомнил ее родинку на левой груди, ее страстные громкие крики, черные как уголь глаза и простую милую улыбку. Он закурил еще одну сигарету, посмотрел на серые облака на небе, плывущие в сторону выхода с вокзала и пошел вместе с ними, представляя себя частью их бессмысленного течения, как будто теперь навсегда оставшимся в нем.