Жизнь в городе скучна. Вселенски и беспросветно. По светлому скучна, как желтая бочка с синей надписью «Пиво» в вечер пятницы. Особенно во время каникул пищевого техникума. В это время живешь двумя вещами – портвейном и мыслями о машине. Да, это был объект, о котором я много думал. Не из пустого тщеславия, вовсе нет. Из любознательности. Любопытно было, вот так вертеть руль, мигать поворотниками или что там еще есть.
(Мальчик, здрысни… Что еще? У папы есть машина? Передай, что я рад за него сильной радостью… У меня уже нет.. Была… Жигули… Сам нищеброд…Кто тебя научил таким словам?)
- Хароший машин..орел…даа- эти слова и хлопок по зеленой крыше подписали мне приговор– Летить.. Курбуратор савсем новий … Л а с т а ч к а (именно так, членораздельно)
Если бы техника хворала, я бы сказал, что мое приобретение, вытянувшее накопленное за последние полгода, было терминально больно. Причем венерически. Кто и как сношал ее на просторах нашей необъятной Родины, суть тайны миросоздания. Последняя стадия люэса и гонореи. Во всех смыслах - удивительно пахнущих картонных елках, черного масластого дыма, ручки – мешалки с изумительным оргстеклянным набалдашником. Все и каждая деталь в отдельности разила машинными гонококками. Жрала она, как в последний день. Но я был рад. Она привязала меня к действительности. Как якорь, кинутый в реку, одергивает лодку, несомую куда то. Это была моя вещь.
- Дурик, ты чо, машину купил? – вести разносятся катастрофически быстро.
- Привет, Сань – произнес я в замотанную изолентой трубку. Изолента и прочие радости были, после недолгих раздумий, экспроприированы мною у комбината, пыхтящего на окраине. Склад, под управлением моего непосредственного начальника Нины Павловны, был огромен.
- Машину купил? – настойчиво обертонировала трубка. Я представил Саню, мнущегося под козырьком таксофона, с авоськой, содержащей три флендера изысканного порто и пол килограмма копченой мойвы. Другим он закусывать отказывался, из каких то тайных соображений.
- Да купил, купил. Отстань уже –
- А обмыть? – логичное продолжение. Портвейн в бутылках маслянисто перекатывался от нервных движений.
( Хлопец! Стыдно не знать что такое –таксофон…Это телефон такой..Большой телефон.. Что? У твоего папы Верту?... А что это ? Золотой телефон?.. И что?… Не куплю, потому что он мне просто не нужен. А ты держи, вот. Это не жвачка…Нет.. Отдай папе… А то, струганет тебе братика… Вселенная, вас двоих не выдержит)
- Обмыть – это мысль! – обрадовал я.
- В общем, мой посуду, я сейчас с девчонками заскочу – в моем воображении толпа, переминающаяся у сиротской будочки, разрослась.
-Ну, заскакивай-
-Все жди!- короткие гудки. Санин мозг был на удивление сложно сконструирован. Причем Бог или кто там вертит всем этим обустройством, на каком то этапе кропотливого выпиливания Сашкиных извилин заскучал, что привело к странным последствиям. Он получал удовольствие, смотря телевизор. Странно, правда? Представьте себе Леннона, сидящего в продавленном вытертом кресле с кружкой портвейна с восхищением внимающего съезду Компартии в переводе Энди Уорхолла. Фиолетового Черненко озвучивающего цели и задачи зеленым человечкам в зале. Оторвать его от насыщенных цветов транслируемых стареньким «Рубином» было решительно невозможно.
Как - то в детстве, проведенном в одном из южных гортанных городов, я узнал одну вещь. Обычное дело для пытливого мозга подростка, проводящего лето дома. Все разъехались и единственным моим собеседником в то время, был телевизор. «Клуб кинопутешествий» перемежающийся «Сельским часом», обычный винегрет из коров костромских пород и тростниковых плотов «Кон-Тики». Так вот, оказывается, горбатые киты размножаются только у берегов Чили. Как все - таки непросто жить горбатым китам, не правда ли? Охваченный страстью, с копьем наперевес, будь добр, проплыть несколько тысяч миль. Нет, простой перепихон в Носси Бэй не комильфо ни разу. Только Чили.
(Мальчик, ты опять меня перебиваешь… Что ты сказал?.. Вы были в Турции?... И что? … Там классно и полно турок?... А какая связь?... К туркам я отношусь прохладно…. Вообще, речь про горбатых китов )
Саня был таким горбатым китом. Дома его ждала старенькая мама и, повинуясь инстинктам, заложенным природой, он выбрал для редких сеансов размножения вторую комнату моей квартиры. Комнату, превращенную его усилиями в уютный будуар, о чем свидетельствовал кинутый на пол полосатый матрас с синей печатью «Гостиница №1». (Совершенно справедливым утверждением, «Гостиницы № 2» в городе не было). Я был не против, так как, запираясь с очередной пассией, он всегда вел себя тихо.
- Видел, видел. У подъезда стоит. Зеленая. – цвета, были единственными познаниями Сани в автомобилях. Тем не менее, предавая мне авоську с бутылками, он заключил – Агрегат!
- Угум – поблагодарил его я. Сквозь крупную хлопчатобумажную вязку проглядывали этикетки «выдержанное».
Еще один предмет, в котором наши вкусы не сходились никогда – были женщины. При виде двух шаболд стягивающих пальто в темном коридорчике моей квартиры я вздрогнул. Сашка, не мудрствуя лукаво, проводил линии через выдержанные вина далее к подержанным нимфам, скрашивающим его свободное время.
- «Ох Саня, Саня. Где ж ты их выкапываешь?» - думал я, возясь на кухне.
- Твоя – беленькая – подмигнул мне Сашка, я вздрогнул еще раз.
Не знаю, как в вопросах любви, но по теме алкоголя это были профессионалы высочайшего класса. Окончательный и ультимативный ответ на все угрозы современного мира. Производительность под два декалитра. Пылесосы в триста тысяч мегаватт мощности. Собирательный образ всех пьющих, начиная вьетнамским крестьянином, давящимся рисовой бражкой, заканчивая рафинированным снобом, хлебающим пятидесятилетний виски. Титаны бутылки. Все Санины приобретения и мой неприкосновенный запас, в виде четырех бутылок бурой настойки «Стрелецкая» были аннигилированы за непродолжительное время. Несмотря на то, что мы с Сашкой за дамами не успевали, я был налит почти до бровей.
- Надо бы съездить – заботливый Саня разглядывал, стеклянную ипохондрию стола.
- Надо – подтвердил я. Дамы в предчувствии продолжения праздника раблезиански заржали.
Уснул я, почти мгновенно заслышав щелчок замка. Есть такие моменты существования, когда держишься на последней капле мозга, вцепляешься в нее прикрытыми глазами. Вроде бы уже на грани перехода из реальности в реальность, но удерживаешься как плоский камень, скачущий по поверхности воды. Неведомыми силами. Невероятным эквилибром. В этом состоянии достаточно звука, толчка или легкой паузы, для того, что бы утонуть.
Вечер. Голова привинчена к дивану затекшей шеей. Который сейчас час? За окном серо. От запаха окурков тошнит. Свежетреснувший телефон выдает предсмертные хрипы. Межгород. Черт, черт.
(Мальчик, ну какого члена?... Что еще?… У тебя мама филолог?… Я тебе сочувствую… Ну не то, что бы сильно… Светлой такой грустью, не выспавшейся и легкой.. Свежетреснутый? Вот если я тебе дам подзатыльник, ты будешь как?... За мгновение до вопроса… С неостывшей еще головой, с почти невидимым глазу движением волос примятых ладонью… Треснутый?… Не мешай мне, я творю язык)
- Приветы! – в трубке плавает Санин могильный голос. Его окружают лязг, гудки паровозов и отстраненно – небесный (мальчик, иди на хуй) голос: «двадцать - сорок четыре пятый путь на сцепку».
- Привет, Сань - прохрипел я – ты откуда?
- Да мы тут упали - мнется он. – с моста упали. На машине…Твоей… Короче я в Воронеже, тебе пива привезти?
Когда кто нибудь лицемерно поднимает глаза и произносит что-то про пути, которые неисповедимы, можете, смело подать ему в башню. Нами правит случай, да, это аксиома. Не верьте закономерностям. Логическим цепочками. Людям, упорно цепляющимся за свои убеждения. Мир сминается и модифицируется. Поступки наши и реальность их пластичны. Нет путей, которые неисповедимы. Есть сложная комбинация обстоятельств. Зыбкое, разрушаемое мгновенно сочетание.
- Сань, харе издеваться. Башка и без тебя трещит. Ты на станции что ли?-
- В Воронеже я, на грузовой. Я же тебе говорю с моста упали ..На машине… В вагон с щебнем … Всю ночь ехали… Если бы с собой не было , позамерзали бы… - говорит он и грустно добавляет – Девчонки потерялись где-то…
- Слушай, слушай…Подожди – торопится Саня неверно трактовав мое ошеломленное молчание – Вышли мне семьдесят пять рублей на главпочтамт… А то я все деньги на бухло потратил…
Утром он появляется у меня. Грустный и помятый.
- Держи- в мою руку ныряет плексигласовый набалдашник с зеленым цветком. – Все, что осталось… Помянем? Я «южнобережный» принес и пива воронежского… Ничего такое…