На деревню к деду теперь мало кто ездит. Померли деды: остались бабки, бабушки, соседки и – тещи. Десять вещей, которые обязательно стоит сделать в деревне – ебать-колотить – вашему вниманию. Забегая вперед скажу, Петя нихера ни одной из них не сделал, но зато попал в интереснейшую историйку.
Как обычно, семья Пети собралась в глухую деревню – остыть от больших городов и вообще от скопления разнаряженных людей, пиздящих без устали по мобильникам. В деревне Хуйбищево не брали сотовые, вайфаи, телевидение, радио и в рот никто не брал из девчонок. Все шло по старинке: сарафанное радио, толчея по понедельникам и пятницам (когда приезжали торговцы из райцентра продавать подслеповатым – в силу возраста! - жителям сёл просроченные продукты втридорога) и, естественно, банный день – любой, кроме воскресенья.
Перед тем, как приехать поздним вечером в глухую избушку посреди леса, Петя сделал записи на тему «Что я обязательно должен сделать в деревне». Этим мудростям науськал его однажды дед – маленький Петр тогда ничего не понял, но заучил три завета наизусть. Пригодилось, однако!
«Первое: выебать молочницу. Эта телка в 99 случаях из 100 самая мягкая и чистая на деревне. Время – послеобеденное, она должна немного освободиться от своих удоев, и если у нее нет хахаля (вот словечко!), она непременно отдастся».
В Петиной деревне молочниц не наблюдалось, так как не наблюдалось и фермы. И вообще во всем селе не было ни одной коровы живой. Только кладбище коровье since 1855 года. Молочница отпала, пришлось завалить продавщицу с торгового фургона, за что Петру было отпущено 5 литров пива по себестоимости.
«Второе: посрать в поле. Подтереться безопасно и приятно можно мхом или лопухом. Это освежает жопу на долгие месяцы вперед».
Было ветрено, накомарено-наслеплено и людно на одном единственном поле и прилегающей к нему дороге. Шла подготовка к покосу. Петю с голой жопой чуть не переехал пьяный комбайнер. Пришлось ночью насрать ему в кабину. Как потом оказалось, водила-россельмашевец говна поутру на рабочем месте не заметил, поскольку изо рта пахло пожестче, чем от Петиной еще городской порции говнища из консервантов, разрыхлителей и сахарозаменителей. А сапоги и так были в навозе обоими ногами, короче – шутка безболезненно удалась, хотя и не по дедушкиному завету.
«Третье: сходить лунной ночью на кладбище».
В этом завете и открылась Пете история, которую он помнит до сих пор. Небольшой такой случай, но мозг сворачивает набекрень окончательно даже по прошествии многих лет.
Пятница. 12-е. Август. 2005 год. 23 часа, 45 минут. Петя дочитал Стивена Кинга, попил чаю со сладким хворостом, хряпнул 70 граммов коньяку (пыльная бутылочка к радости старого алкоголика нашлась на чердаке, этикетки не было, но запах сказал всё) для храбрости и начал собираться на погост. Резиновые сапоги – мало ли, змеи; толстовка с капюшоном – мало ли, клещи; кепка – мало ли, луна ослепит полнолунием; и фонарик с посохом. Фотоаппарат Петя решил не брать – «Потеряю еще» - о чем, конечно же, пожалел.
Кладбище находилось за 2 километра от Хуйбищево полем и чуток через лесок. Полный месяц освещал путь, Петя бодро топал, тыкая посохом в увлажненную росой траву, растущую полосочкой бикини посреди дороги. Вдруг навстречу – фары! Петя затаился в кустах борщовника (не жалило, благо плотная одежка): мимо него в сторону деревни пронеслась «скорая». Зачем-то включились сирены, хотя никто дорогу не загораживал.
«Странно…» - подумал Петя, покатал муди и почесал дальше. При этом от неожиданности посох был забыт в кустиках, возвращаться за ним не хотелось.
Холодало с каждой минутой. Петя вошел в лесок и наддал. «Надо было взять бутыль коньяку с собой» - мысль стучала все отчетливее, сердце учащало ритм. Заорал филин. Вопль влетел в Петино левое ухо, и оно раскалилось докрасна. «Ругает кто-то» - вспомнилась такая примета.
Лесок кончился, оставалось пройти 100 метров и свернуть на кладбищенскую тропинку. Было тихо, как в морге. Петя был там один раз по влюбленности – его зазноба поступила на медицинский, вышла замуж, но Пете – позволяла; а видеться можно было только в морге, где «первая любовь» проходила практику. Оглушали даже звуки французского поцелуя – и сейчас Петя старался не обращать внимания на усиливающиеся шорохи в кустах. А зря…
Подошедши к центральной оградке, Петя развернул проволоку, толкнул дверцу из металлических прутьев. Дверь не поддавалась. «План у меня такой: пройти кладбище от главного входа до середины как минимум, что-нибудь увидеть, удивиться и вернуться тем же путем. Вообще нахер я сюда поперся? Ах да, дедушкины заветы надо выполнять, он плохого не посоветует, шаловник. Что за хуйня, почему дверь, не поддается?» Петя посветил фонариком.
Хорошо, что утром посрал в кабину комбайнера, а то бы тут же обделался. Забор и входную дверку на кладбище обвивали маленькие змейки, они блестели в свете луны изумрудом, искрились от фиолетового света фонарики и продолжали прибывать из окружающей травы, как бы незаметно шелестя. Петя посмотрел на «проволоку», которую он откручивал минуту назад и увидел в руках у себя туже змеечку, которая в тепле его рук стала оживать.
«Отступать я не привык» - пронеслось в голове у Пети, и он перемахнул через оградку кладбища навстречу приключениям.
На кладбище у первого ряда могилок было тихо, шорохи позади исчезли, Петя осмотрелся. Три цыганских барона, маленький ребенок-ангелочек и секретарь райисполкома смотрели гипсовым глазами, и, казалось, подмигивали. Петр двинулся дальше вглубь: земля под ногами была какая-то мягкая. Присмотрелся – здесь только что проезжала машина, буксовала, разбитое стекло, множество следов свежих. «Пиздец, жизнь кипит!» - почему-то подумалось. И вдруг впереди что-то промелькнуло слева направо, в белом халате, во рту сигарета.
- Эй! Кто здесь?
- Это мы, санитарки! Дуй сюда.
«Ни хуя себе…» Санитарки… Петя резко двинулся вперед, поскользнулся, и чуть не упал. Глянул под ноги и ахнул – кровавыя мозга! Серое, так сказать, вещество, было незаметно на ночной земле. Петя зачевернул кусочек в газетку «Правда» 1941 года выпуска, кстати оказавшейся в кармане после посещения деревенского чердака. «Отнесу подруге из морга на экспертизу».
Подходя к центу кладбища, Петя увидел стол: салаты из немытых овощей, початые бутылки, серебряные рюмки и осиновые зубочистки. За столом сидел кладбищенский сторож («Странно, а мне рассказывали, что его в 1995 братки угандошили за то, что не разрешил соорудить в ночи братскую могилу»), медсестра в белом халате и ручная макака-резус («Помнится, ее хотела закопать здесь одна богатая дамочка, но – деревенские жители объявили, что у них на погосте своих обезьян хватает»). У всех троих подозрительно белели клыки, хотя Петя знал, что зубы гниют еще при жизни, а протезы разлагаются в первый месяц после окочуривания. Четвертая сторона стола была свободна, стояла табуретка.
- Присаживайся. Гостем будешь. Водку будешь?
- Водку? Буду.
Единственное, что помнил Петя, это начавшуюся разыгрываться пьяную оргию: член в пиздень медсестре сквозь чулки и трусы, макака отсасывает у сторожа, сторож лапает Петину немытую медсестрину жопу… Удар по голове бутылкой заставил обмякнуть член кладбищенского ебаря и его обезумевшего обладателя. Падая, Петя заметил запыленную карету Скорой Помощи, потушенные фары и беззвучную мигалку. Погасла и луна.
15 августа. 13 часов дня. Петя с жестокой сухостью во рту и мощнейшей головной болью проснулся в изоляторе районной больнице за 25 километров от Хуйбищево. История болезни была заботливо оставлена на краю тумбочки.
«Острое отравление коньяком 135 летней выдержки. Наблюдалась повышенная двигательная активность. Запаздывающие галлюцинации («убежал далеко, а картинка не поспевает, вот откуда скорая помощь навстречу – она ж за мной ехала!»). Обостренная сексуальная возбудимость (рядом карандашом приписка – «Котик, мне понравилось. Поправишься – продолжим. Люба»). Петя охуел, оделся и вышел прочь, дома надо было появиться, чтобы абы чего не заподозрили.
Весело подходя к дому – отсутствия никто не заметил, т.к. все родные жрали, бухали, читали – «А, это ты? Че так долго? Сходи на колодец, принеси воды» - Петя сунул руку в карман, чтобы почесать заскорузлые яйца – в баню ведь еще не скоро, пока воды не натаскаю. В кармане нащупался мокрый сверток газеты. Петя достал «Правду», развернул: кусочек окровавленного мозга краснел на выцветших строчках. «Надо бы найти предлог заявится в морг к первой любови, узнать что да как, анализ провести». Это было сложно, у нее уже было пятеро детей…