Вчера, наконец, свершилось: произошла долгожданная замена унитаза. Старый  журчащий монстр, уже полвека силящийся познать человечество с самой естественной его стороны, был заменён фешенебельным калоприёмником льстящего жопе дизайна. Белое сверкающее чудо, в которое и срать-то грех. Максимум  -  небрежно швырять окурки дорогих сигар.

Дизайн дизайном, но сейчас Боря морщился при каждой отстыковке, потому что если в старой модели толчка имелся промежуточный уступ, куда гавно падало перед тем, как быть смытым, то в модели новой слив представлял собой белый колодец с водой внизу, и всё, что выходило из вашего зада вызывало холодные брызги, обламывающие весь кайф от процедуры.
Всё, что мог сделать Боря в этой ситуации - это в момент отъединения какашки так крутануть жопой, чтоб она (какашка) вошла в воду торцом, с наименьшим всплеском, подобно спортсмену-прыгуну в воду с трамплина.
Это удавалось не всегда -  брызг было много, ибо ныряльщики были – говно, поэтому Боря и морщился.

На полу, у левой натужно подёргивающейся его ноги, произрастающей из мокрой на данный момент жопы, пиздопротИвно заверещал телефон. На экране высветилось «Сашок».
СашкА он не видел месяца три.
Блядь, как же редко видеться-то стали! Раньше-то дружбанами были – не расклей пизда.

Боря ответил на вызов так:
- Добрый день! Фирма «Свежие пиздюли с доставкой»! Адрес, плиз.
- Борька, у тя чо, звонок не работает? И лифт, - Сашка тяжело дышал,- я заебался подымацо. У меня обдышка.
- Одышка, дЕба. Ты что, - у меня под дверью?
- Да! Открывай немедленно! Ссать охота – песдец. И похмелиться тоже… Обстановка ебанутая.
- Немедленно открыть не получиться. Здесь обстановка ещё сложнее. Сссука!(брызги).
- А именно?
- Берлин бомблю.
- В смысле?
- Ну сру я. Какаю. Испражняюсь. Несу шоколадные яйца. Рожаю карих близнецов.  
- А. А я думал – дрочишь, хехехе. Отворяй, заебал, калитку, а то коврик обоссу.
- У меня, извини за подробность, катях в жопе, а ты говоришь -             «отворяй». Жопе не прикажешь, юноша.  
- Ну ты бля засранец. Перекусывай катях булками и открывай. Я хочу взглянуть в твою гнусную харю.
-На свою посмотри!
-В свою не плюнешь.

Что делают, встретившись, старые друзья? Пьют, усугубляя радость до предела. Вспоминают совместные приключения и общих знакомых.  А потом разговор всё равно перетекает куда обычно. За баб-с.

Сашок рассказывает про становление своей семейной жизни.
Боря ничего не рассказывает – ибо жертва полового кризиса (неделю назад кризис съехал к маме).

Сашок:

…она тогда на новой диете сидела, горячий кефир с кириешками. Худела так. Знаешь же сам, у баб поголовно фича – худеть. Дристала только в путь! Раз пять на дню. Но, правда да…похудела. И жопа была всегда пустая, так что одно удовольствие было ей масло в задний мост заливать. А то знаешь, какая бы чистенькая баба не была, один хрен после анала гавнецом, бывает того… попахивает. Даже если она клизьмилась перед этим – один хуй, в глубине гавно остаётся. Ведь и грамма гавна для вони достаточно…

- Заебал ты своим гавном. Смени тему. Дальше что?
- Ну дальше ты знаешь – букеты роз, буклеты поз. Совместная жизнь, строгий постельный режим. Любовь иби иё.
Причём наиболее остро ощущал я эту любовь не тогда, когда ей  засаживал, и даже не тогда, когда она у меня сосала. Нет.
Самую наиострейшую любовь и босую нежность я ощущал к ней тогда (ты не поверишь), когда просто обнимал её, прижимая к себе, нюхая её голову…  У меня внутри аж обмирало всё… Хуй знает, почему так.
Потом она подзалетела… Подшиб я её всё-таки из кожаной базуки в корпус…

- И что, аборт?
    - Сам ты аборт, - Сашка хлопнул стопарь. У них так принято было – каждый пьёт, когда и сколько хочет, не чокаясь и не предлагая другому. В большой компании удобно.

- Так когда твоя Катюха стрЕльнуть  должна?
- А?
- Я грю, Катя когда того…
- Родит, что ли?
- Ну.
- Не сегодня-завтра, кентИла, - на лице Сашки расцвела милейшая улыбка, осветив черты, как это бывает только у добрых людей,  - её сегодня утром в больничку увезли.
- Ох ёпт! Да ты чо? Чтож ты, еблан, молчал?
- А какая разница, дружище? Так же бы сидели и пили…
- Ну ты даёшь! Значит, окотится вот-вот?
- Сам не верю... Батей быть…Это ж наверно ебануцо, как прикольно!
- Пожалуй… Бабло главное, чтоб не переводилось. Оно понадобиться, точно те говорю.
-Даст Бог дитя, даст и на дитя, - Сашка весело подмигнул, - ничё землячок, проскочим.

Потом Сашка пережрал, потому что одним пельменем поллитра не покроешь. Надолго заперся в ванной, периодически так натужно кашляя и отхаркиваясь оттуда, что Борю самого начало подташнивать. Он прилёг.
На веках изнутри началось сбивчивое кино. Отчего-то вспомнил, как по молодости…по вечному  холодку молодости гулял с девочкой по осеннему парку, через силу курил, чтоб казаться матёрей, и в шуршании отжившей листвы под ногами было всё спокойствие мира…

Проснулся оттого, что Сашка, стоя перед ним почему-то на коленях  с засохшей лентой рвоты через подбородок…жёванный огуречный кружок, как медаль на груди…ещё сильно пьяный, но радостный уже не поэтому…Глаза не верят…и счастье в них… В руке телефон, а губы шепчут:

- Борька… Борька, сучье твоё вымя…Пацан у меня родился. Из роддома щас звонили…

    - Какого роддома?, - Боря ещё в парке, гуляет с подружкой.

    А Сашка как заорёт:

- Карету, камрад! Сынко у меня родился…Сын!


Вечером того же дня.
Боря, отменно датый, покачиваясь, сидит на унитазе, почему-то в галстуке. Набирает номер тёщи. Долго увещевающее (и глупо улыбаясь) чего-то городит в трубку, периодически икая в сторону и булькая вниз.
Добивается, наконец, чтоб к телефону позвали супругу.

- Малышка…Чё мы, как маленькие, в натуре… Прости меня, и давай мириться. Я исправлюсь, бля буду…унитаз вот заменил…

В ответ слышиться выстраданное годом жизни с ним (и поэтому родное):

    «Алкашсволочьподонокнегодяйгадсукасволочькобельублюдокскотмудило!» (общий смысл), - и заплакала, и повесила трубку.

- А всё-таки она меня любит. Если б не любила, то не заревела бы.

Ну, ничего. Завтра  с цветами.

Tweet