Глава-15

Горько плачет ветер в кронах,
Блудный сын земли и неба.
На губах его солёных,
Стон протяжный, - дайте хлеба.

В этой главе читателю предлагается подумать, а что же такое латентность? Почему даже самые жизненные и весьма комичные ситуации некоторыми особями рассматриваются, как ахтунг? Может быть, причины нужно искать в себе, не понятом собою же до конца, и потому непредсказуемом?

Как же всё тупо, противно и гадостно. Настя к маме ушла, хоть бы пацанята из города накатили, батьку проведать. Вякнула входная дверь, какое-то гавно прётся. Кто?
В горницу мокрый и жалкий вошёл Егор Фисин. Антон, не поднимаясь с дивана, хмуро буркнул: - Привет, клоун, чё весь мокрый? Дождь или обоссали?
Фися, ни слова не говоря, прошёл к столу, как-то осторожно присел на табурет и уже тогда несчастным голосом прошептал: - Тоша, если чё я прощаться. Пока никому не говори, но, похоже, у меня рак. Сидел Егор так, словно проглотил лом или того хуже, насрал в штаны.

Антон озадаченно сел на диване, внимательно посмотрел на друга, вроде серьёзен. Хотя от Егорши можно ждать чего угодно. Это ведь он с самым серьёзным видом утверждал, что из уксуса можно делать обратно брагу. Даже эксперименты ставил идиот. И когда он тараканов вареньем дрессировал, тоже, сучонок, был серьёзен как на кремации.

- А с чего ты взял? – голос Антона был серьёзен, тогда как душа не верила и пыталась заржать.
- Да я, Тоша, уже дня три не могу разогнуться. Думал на радикулит, - не похоже. Сиптомы не те.
- А подробнее можно? – Антон достал пачку Беломора и, глядя на друга, спросил: - При тебе хоть курить-то можно?
- Да что уж теперь, кури, конечно. Что-либо менять поздно, днём больше, днём меньше…
- Ну, тогда рассказывай, и со всеми подробностями, - Антон только сейчас заметил, что Фися изрядно поддат, но виду не подал.

Рассказ Фиси

- Вобщем, проснулся я в понедельник, смотрю на календарь, ёкарный бабай, понедельник! Однако, надо идти на работу. Начал вставать с кровати, а встать не могу. Боль, Тошка, такая страшенная боль, что чуть в штаны не сходил. По-большому. По-маленькому-то я сходил ночью. Ну, позвал Порьку, она на диване ночевала. Это чтобы я к ей не приставал. У её же сам знаешь, критические менструации.

Поря, пришла, привела Вовку. Пытались меня разгибать вместе, а я же сильный, пинаюсь ишшо. Вобщем толку не хватило. Чё делать? Намазали спину и прилегающие области пиздартроном. Вроде временно полегчало, соснул. Чё ты хмычешь, уснул в смысле. А потом решил сходить в кухоньку, чаю испить. Стал с постели подыматься, а мене как стрельнуло, ну я и тово. Покакал, но как бы не сильно, может грамм двести. Да ты не верти башкой-то, это я уже в других штанах. Те выбросил в стирку. Потом тебе подарю, на память.

Вобщем открыл я, Тоша, медицинский справочник. По всему выходит, что у меня светлоклеточный рак почек. Они же, как раз там и находятся, недалеко от попы. Только попа снаружи растёт, а оне внутрях. Я, если честно, из готовых себе гробик присмотрел, а сил в хату занести нету, ты мне не поможешь по старой дружбе?

Антон подумал, почесал задницу и, ухмыльнувшись, сказал: - Ну-ка, иди сюда, алкашина, враг народа. Да иди не бзди, не трону, ты ж без пяти труп.
Фися встал с табурета и, неся себя как икону Пресвятой девы, просеменил к дивану.
- Чё, Тоша, дальше-то делать?
- Сымай рубаху, портки, хотя портки оставь, и ложись на диван воронкой кверьху.

Фися недоверчиво поглядывая на друга, снял рубашку. Антон посмотрел на тщедушное тельце Егора, и душа задохнулась от жалости.
- Не бздюмэ беркут ты наш местного разлива. Щас я тебя костоправить буду. Есть такой нерв, седалищный. Вот у тебя, его и защемило. Рак у него, ишь удумал…придурок старый.
Фися снова горестно вздохнул-простонал: - подчиняюсь грубому изнасилованию, - и с предосторожностями лёг на диван. При этом он сделал неловкое движение и, вскрикнув, чуть не потерял сознание.

Антон порылся в холодильнике и достал оттуда пластиковую баночку с белым, как снег, барсучьим жиром. Закатав рукава чуть не до подмышек, он обильно смазал руки снадобьем: - Ну, готов? Будет больно, ори. Чур, под себя не ссать, мне на этом диване ещё жить с некоторыми. 

Фися протрезвел примерно минут через пять. Сначала он взрыкивал, стесняясь показать слабость перед другом. Потом подвывал в полголоса. И в конце выл на всю избу, благо, что кроме них в помещении никого не было. Антон, чтобы облегчить себе задачу, сел на Фисю верхом. Вернее, сидел он по-чурбански, держа вес тела на собственных икро-ляжках. Его могучие руки вначале мягко, а затем всё требовательнее, мяли тоненькую кожурку плотника. Антон находил одному ему известные точки, нащупывал подкожные токи крови. Умело пережимал жилки и нервы, он лепил нового Фисю.

Чтобы добраться до зловредного крестца с его седалищно-влагалищными нервами, пришлось заголить часть худосочной плотницкой задницы. Егор уже не выл, он пребывал в том состоянии, когда человек уже умер, но всё ещё остатками нервов ощущает действительность.

В один из моментов Антон, немного переборщив, нажал особо крепко, и Фися взвыв, как стая койотов, выгнулся дугой. Скользкие от жира руки кузнеца проехались по тушке болящего, и Антон всем своим весом рухнул на Егора сверху.
На этой замечательной сцене их и застал председатель, Иван Пантелеймонович Хведя.
Наполовину голый Фися, с обнажёнными булками седалища, стонущий и истекающий потом.  И Антон, возлегающий на друге в весьма фривольной позе.

Иван Пантелеймонович разинул рот до уровня солнечного сплетения. Глаза его вылезли из орбит и медленно проворачивались в противоположные стороны.
- Да как же это, да парни…да кому же, бля, теперь верить?! Антон, ну-ка, быстро вынай из него чё там у тебя есть и слазь. Да вы охренели, что ли животные?! Бляяяять!!! Ненавижууууу…

Через пять минут, когда накрытый старой шинелью Фися спал после экзекуции, председатель и Антон сидели за столом и чаёвничали.
- Ну, вы меня и напугали, - шёпотом посмеивался Хведя. – Это ж надо так насмотреться всякой галиматьи по видику, черт-те, что в башку лезет.

На что Антон, со свойственной ему рассудительностью, заметил: - А зря ты, Иван Пантелеймоныч, фильмы про педерастов смотришь. Я вот не смотрю, так у меня и задних мыслей отродясь не водится, строго передние. А ты подумай Пантелеймоныч. Ежели смотришь, то интерес имеешь. А здесь два варианта. Либо интерес твой чисто познавательный, и тогда хрен с тобой. Либо зришь эту пакость и тебе щекотно. А это брат мой прокоммунистический шибко плохо…

продолжение есть

Tweet