Когда я училась в седьмом классе, моя подружка была в пятом. В конце весны наши отношения из детской дружбы непостижимым образом переросли в любовь, причём страстную и, как ни парадоксально, двуполую. Я, как единица любовного союза с уже худо-бедно, но формировавшейся грудью, добровольно выполняла роль объекта ухаживаний. А Лерка, плотненькая и стриженая, выбрала себе быть моим «кавалером» и «воздыхателем». Как никогда прежде, мне стало легко удаваться выманить у Леры её мороженное, конфеты, пирожки. Со всем этим она начала расставаться без обычного жадноватого расстройства. Лерка часто смотрела на меня влюблёнными, какими-то мутными и обалдевшими глазами,  и когда нам удавалось незаметно забраться  в общественный туалет на каких-то задворках, мы занимались полной ерундой. Например, после многодневных уговоров Лера склонила меня к обоюдному сниманию трусов и близкому рассматриванию, что там у кого как располагается и чем отличается. Кроме упитанности, оказалось, что ничем, но сам факт проделанных действий нас сблизил ещё больше,  и мы решили начать целоваться. Сей торжественный, таинственный и почти мистический праздник был отложен до летних каникул, чтобы не осквернять пошлыми теоремами и химическими формулами радостных чувств, кипевших в нас.

Однако в  первый месяц каникул мы должны были посещать «Лагерь труда без отдыха», в котором состояли в разных бригадах. Домой обычно возвращались усталыми от работы и в такое время, когда родители уже заняли диван для просмотра новостей и «мыла». Прошло немало дней, пока кто-то из нас додумался прогуливать иногда школьный лагерь. Обычно мы стали прогуливать во время плохой погоды – на следующий день всегда можно было отмазаться, что, мол, думали из-за дождя всё равно никуда не поедем. Я приходила к Лерке, тайно, окольными путями проскользнув мимо своего дома в противоположную от школы сторону. Она угощала меня чаем, конфетами и всё смотрела и смотрела на мои губы с нескрываемым желанием и тем оттенком тоски, с каким неуверенные в себе парни, начав встречаться с девушкой, заранее гундят ей: «Ты всё равно меня скоро бросишь!..» Мы приближались к своей цели потихоньку, почти незаметно, сантиметр за сантиметром передвигаясь всё ближе к дивану и  друг к другу. Как рано или поздно между всякими влюбленными исчезает всякое физическое расстояние, в одно прекрасное дождливое утро оно исчезло и между нами. Всё, чем мы обладали из мирового опыта – это фильмы, преимущественно индийские, где технику поцелуя взасос рассмотреть удавалось не всегда. Немало сомнений, и стеснений, и предубеждений пришлось преодолеть, прежде чем мы стали спокойно и с воодушевлением дотрагиваться губами до губ, иногда сухих, иногда влажных, как мы выражались, «слюнявых». Помню, наступил момент, когда целых полдня до самого обеда мы спорили, нужно ли открывать рот, и если даже так, то что потом делать дальше. Я убедила Лерку, что надо всё-таки открывать, потому что иначе дальше неинтересно. Следующим утром новая проблема встала ещё более остро: возможно ли засовывать свой язык в рот «любимого», или это полное позорное скотство. Вроде как Лерка считала, что скотство, а мне это казалось хоть и не очень эстетичным, но заманчивым. К консенсусу не пришли, и я сказала, что раз она такая недотрога, то ей надо в детский сад. И Лерка пошла в детский сад. Там работала воспитательницей её мама, и моя подружка обедала в каникулы в саду, несмотря на то, что давно вышла из соответствующего возраста. Увидев, что на расстроенной дочурке лица нет, мама спросила, что случилось. Ответить Лерка, естественно, ничего не смогла и от переизбытка чувств  бахнулась  в обморок прямо в группе. Когда незадачливую «кавалершу» отливали водой, она бормотала моё имя!.. Леркина мама решила, что мы просто поссорились, как это часто бывало, из-за какой нибудь ерунды: незаслуженного пенделя или спорной «страты» в «классиках». Лерочка моя назавтра рассказала мне в подробностях о «любовном обмороке», приключившемся с нею, и была шёлковой: сразу согласилась засовывать при поцелуе язык в рот, причём обоюдно. «Прелюдия» была ничего себе, но когда я почувствовала во рту Леркин язык, а она у себя мой, нам почему-то это жутко не понравилось. Хоть к тому времени мы уже приучились, в какой-то зародышевой, правда, форме, ласкать друг дружку, лелея тайную мысль в далёком будущем заняться прямым сексом (не смотря на то, что слова такого ещё не знали, ведь  никак не удавалось отыскать спрятанную родителями «Гармонию брака») – но весь многодневный пыл разом слетел с нас, как прошлогодний снег. От одного неудачного или, может быть, несвоевременного поцелуя взасос! После этого наша любовь иссякла сама собой – мы честно признались себе, что к дальнейшему развитию событий не готовы. Лерка больше не приставала ко мне, не смотрела влюблено и обалдело и не падала в обморок. Лишь иногда, когда я начала по чуть-чуть пользоваться косметикой, она говорила: «Здорово ты намазалась!» Потом и это прошло. Больше ничего не мешало нашей беззаботной жизни – игре в «классики», в прятки, катанию на велосипедах, купанию и обсуждениям взрослых мальчиков, которые стали нам в одно и то же время нравиться.

Tweet