Приятели распарились в бане.
- Дружбы нет! – с надрывом связок произнёс известный кругам психиатр Петр.
- А я верю! - выдал майор убойного Шаймиев, - за корешей всё отдам! Даже своё.
Мент один верил в мужскую дружбу и не забывал об этом напоминать. 
Откинувшись в креслах, мужчины, как сытые тигры, курили и наслаждались  попкорном. Допив пшеничный ром, принялись травить байки. Недостатка историй не случалось. Жизнь каждого била ключом.

Первым начал психиатр.
- Вспомнилось мне, - лениво потянулся Петр, - был один залётный пациент, с виду нормальный в доску, а сам контуженный по колено. Привозят припадочного, чуть  казённую усмирялку не порвал. Диагноз весенний - слышит голоса хоть и беспартийный. Просят всякое, нашептывают злое.

- Прости, друг, но слышать – это уже болезнь? – спросил мент, делая акцент на слове «друг».
- Не болезнь, но этим озабочены только шизофреники и коневоды … почему-то.
Подкололи его ненавязчиво так, чем было. Возможности медицины безграничны - ограничены  возможности пациентов, сами понимаете. Посидел пару дней за койкой, успокоился. Срать в утку отказался, санитарок за жопу покусывает, жрать хочет за троих – на поправку дело значит.
Вызываю,
- Остыл? Демонов слышишь?
- Демонов нет! Жену искать надо, - костяшки на руках нервно разминает.
Заказов на органы не было, пришлось отпустить.
Через пару дней попадает снова – оторвал обои, плинтус грыз, ругается словами полового значения. Поговорить не удалось, кризис глубочайший. Мне настолько интересно стало, что  съездил к нему на квартиру.
Нищета жуткая, даже фомка не понадобилась – жена украла двери при побеге. Крепкая семья состоит из одного человека, об этом знают даже дети.
Походил я вдоль стен, простучал везде основательно. Гробовая тишина. И вдруг … испугался, слышу:
- Ну шо там, братко? А давай споем про счастье, про удачу …
Несколько раз повторилось. У страха глаза велики, но мочевой пузырь жутко слаб ... нассал в  шузы и это при моей-то практике.
- Ты кто? – спросил я.
- Я гений. Просто гений.
Сначала решил, что с обоями что-то неладное.
- Вы слишком беспокоитесь, - сказал я уже как психиатр, - сейчас выпишу вам,  принимайте... – О боже, я ж говорю с бетоном! Самое время звонить личному психиатру.
Напился я тогда как в первый раз и, потехи ради, приказал больному спать в танковом шлемофоне.
Утром доложили – с голосами того, это … коньки откинул. Так в шлемофоне и закопали под больничной акацией. Вот такая история. Бесовщина, да и только. Сам под нашатырём до сих пор торчу, так зацепило.

- Да ладно Ильич, - широко улыбнулся я, - мне тут вспомнился прикол, поржете. Я прорабом тогда работал. Стройотряд нам подогнали из студентов хохляцких. Тридцать морд. Все наглые  и салом за версту от них так и прёт. Из института мелиорации вроде. Мы дом многоэтажный строили, как раз госкомиссия на носу.
Неделя сроку или срок, но уже нам.
Бригадир построил шабашников и давай,
- Уважаемые будущие ученые …!  Короче – за неделю оштукатуриваете объект, получаете зарплату, премию и плюсом банкет за мой счет до отвала. Понятно, сынки?
- Ясен хер! Тока жрать и пить будем пока не скажем «Хватит». Идёт? – завопила возбужденная хохломасса.
- А то …, - бригадира отпустило.
Студентики летали как негры в брачный период - без сна на отдых. Через неделю дом готов к сдаче. Блестит как новенький.
Я уехал за обещанной наличностью, а бригадир в техническом отсеке организовал банкет. Было всё, о чём только мог мечтать студент-мелиоратор … картошка, огурцы, хлеб. Это не считая простой еды и самогонки.

Вернулся вечером.
- Эти упыри съели всё и выдули бидон горилки, - ябедничал бригадир, - упились суки, валяются без задних ног, но во сне еще горилки требують и танцевать гопак пытаются!
- Давай быдло проучим? От пьянства отвадим, - возмутился я, прикидывая убытки.

Заложив кирпичом единственный вход в помещение без окон, мы ушли спать. Утром в спешке забыли о касатиках наших. Днем забегались. Потом госкомиссию водили кругами, затем поили их, на лапу давали, блядей себе искали, на рыбалку ездили. Вспомнили случайно.
С волнением пробили дыру в стене. Луч света явил картину – за столом в позе пахана сидит  красавчик, не скучает,  бодро так обсасывает волосатую кисть с татуировкой «Schwein». Остальные без голов и выпотрошенными тушками аккуратно сложены в углу. Кровь слита по кружкам и посуде. В большой банке выколотые глаза, но уже без наивных искр, в других пропитанные алкоголем почки с камнЯми, мозги с яйцами. В трехлитровых банках видимо выдавленная недоваренная еда из желудков – что-то вроде баклажанной икры на спирту. Все разложено по местам как библиотеке. Только авторы не подписаны.
Мы резко офигели.
- Ты ч-о-о … ты чо-о-о-о ту-ут, суукаааа? – выдавил из себя бригадир.
- Живу я тут! Консервы заготовил. А шо? Я ж потомственный голодоморец. Як батьки учили. Угощайтесь, я ж не жадоба, - с ангельской улыбкой протягивает обглоданную кисть.
- Как ты их родителям в глаза смотреть будешь? На воле и минуты не протянешь, тварь.
Найдя кирпичи и цемент, я стал закладывать дыру в стене.
- Постой, - бригадир подобрал строительную рукавицу и бросил несчастному, - вместо бабы будешь любить и трахать.
Я подобрал вторую варежку и сделал то же самое.
- Зачем? – удивился товарищ.    
- Груповичок … по выходным.
Поделили мы проклятые деньги студентов и разъехались.
Как выбрался тот изверг, я не знаю. Вода там была. Еды заготовил. Пару лет с тех пор точно просквозило. Хохол завязал бухать наверняка! Ха ха ха!
- Уважаемый, не припомните адресок, где жил больной голосами? – давясь от смеха, спросил я у доктора.

Понятые вынесли стену. В небольшом помещении обнаружилась композиция «Ответ турецкого султана на письмо Запорожцев» из костей и черепов. Судмед, констатировав смерть сильно обросшего экземпляра с грустным взглядом в пустоту, занёс в метрику - одна нога согнута в колене, другая откинута в сторону, а левая - вытянута вдоль тела. Вещественные доказательства по делу - семь рублей три копеечки, считать выданными потерпевшему на его погребение.  Беглый осмотр показал, что в крови не обнаружено ни алкоголя, ни никотина, ни тем более побоев. Труп скончался без причины три дня назад.

Довольный Шаймиев пытался привлечь нас к уголовной ответственности. «Друг должен сидеть в тюрьме!» - орал Шаймиев голосом Жеглова, требуя подписать бумаги.
По-дружески пытал и тупо пиздил в кабинете. Мы замирали ласточками и слонами падали вниз, с пакетами на головах корчили рожи, светились от чубайсовских приветов (220 в яйца), терпели боль и просто униженья. Выжигая паяльником узоры на спинах, мент приговаривал – «В каждой шутке есть доля срока» и принимался дрелью лечить зубы.
Не вышло, «отдруженных» по полной, нас отпустили. Слава Господу, терпилы передохли.

- Почему умер тот пациент? – спросил я Петра, вынимая гвозди из ногтей.
- Элементарно - перестал слышать голоса. А мне вот интересно, от чего загнулся хохол-хохлоед?
- Всё просто – пайка кончилась давно, начал жрать своё добро. Сначала уши, потом по надобности кормил себя собой. Доел последний огурец без соли и крякнул от тоски, - ответил я.
Петр, крепко сжав свои потрепанные электричеством яйца, впервые в жизни прослезился,
- Да уж, слишком маленький огурчик ... Три сантиметра ценою в жизнь, но всё равно … без соли жуть.

Tweet